Грязный секрет (ЛП)

Я хочу, чтобы он чувствовал всю эту ненависть. Хочу пожелать ему, чтобы он никогда не встречал меня, или я никогда не возвращалась. Потому что это реально, это честно, и это то, что я заслуживаю.
Я заслуживаю наблюдать за тем, как мужчина, которого я люблю, ненавидит меня.
Конец истории.
Он, наконец, отводит от меня взгляд и, развернувшись, идёт прочь, моё сердце немного сжимается с каждым его шагом. Каждый вызывает вину, сожаление, глубокую боль в костях.
Не только из-за него, но и из-за Милы. Из-за жизни, которой я лишила их обоих.
Из-за жизни, которую я считала лучшей.
Я поворачиваюсь к игровой площадке, и сжав кулаки, обнимаю себя за талию. Из-за жизни, которую я считала лучшей. Я сделала то, что считала правильным, и только это имеет значение.
Не было сомнений, что это покажется неправильным множеству людей.
Но я приняла решение и выполнила его, оценив ситуацию.
Я должна цепляться за эту мысль, потому что это всё что у меня есть.
Глава 4
Коннер
Тик-так.
Непослушные каштановые волосы, как у меня.
Тик-так.
Голубые глаза, как у Софи.
Тик-так.
Тик-так.
Тик-чёрт-побери-так.
Я хватаю пивную бутылку за горлышко и допиваю её. Даже звуки разбивающихся о пляж волн не могут успокоить меня. Они не могут усмирить ад, творящийся в моей голове с тех пор, как я увидел ребёнка Софи в парке.
Они разбиваются одновременно с тиканьем дурацких часов в столовой.
Снова и снова картинки наполняют мою голову. Я уверен, они глубоко запечатались в моей памяти. Маленькая девочка, едва достигшая двух футов, изо всех сил пыталась взобраться на горку. Каждый раз, преодолев половину, она скатывалась вниз на животике.
Не знаю, как долго я стоял там и наблюдал за ней, пока Софи не заметила меня. Не могу сказать, сколько раз мой взгляд метался между затылком светлой головы и крошечной тёмной.
Но каждый раз был болезненным.
Нет. Незнание ранило. Незнание того, почему Софи оставила меня, не сказав ни единого проклятого слова.
Я кручу пивную бутылку между пальцами. За две ночи до исчезновения она наконец-то призналась мне в любви. Внезапно сказала это, когда мы лежали на пляже и наблюдали за солнцем, скрывающимся за горизонтом. Я так хорошо помню мягкость её голоса, когда она произнесла: «Я люблю тебя, Кон». Помню крепость её объятий, жёсткость её поцелуев.
Тогда она уже знала? Знала ли она, что собирается уйти, когда лежала рядом со мной и произносила слова, которые я хотел услышать?
Я захожу на кухню, беру полную бутылку вместо пустой и выбрасываю крышку.
— Ты же знаешь, что можешь сделать перерыв между бутылками? — Тэйт толкает меня плечом.
— Отвали, — встречаюсь с ним взглядом.
Возвращаюсь на террасу и сажусь в кресло. Положив ноги на перила, я опрокидываю бутылку пива.
— Скучаешь по Софи?
— Я сказал отвали, Тэйт.
— Она сейчас горяча, между прочим.
«Она всегда была чертовски великолепна».
— Да, от кого ты это услышал? От последней подстилки?
— От Нины, — ухмыляется он.
— Значит, от твоей последней подстилки.
— Она хороша, Кон. Надо было покончить с ней, когда у вас был шанс, — забрав мою бутылку, он делает большой глоток. — Ты знаешь, что у Софи есть ребёнок?
— Видел её сегодня, — мои губы сжимаются в линию, и я киваю, хватая бутылку.
— Ребёнка или Софи?
— Обеих.
— Ага. От кого она?
— Я выгляжу так, будто знаю хоть что-то о личной жизни Софи? — повернувшись, свирепо смотрю на него.
— Просто интересуюсь, сказала ли она Лейле, вот и всё. Лей рассказывает тебе обо всём, — Тэйт поднимает руки и прислоняется к стене.
— Ничего, — я убедился, — даже Лейле. Видимо, отказывается, — я ещё отпиваю из бутылки, в голове всё начинает размываться. — Хотел бы я знать.
— Почему, ты, идиот, просто не спросишь её? Это убьёт тебя?
— Она не моя, Тэйт. Возможно, она от какого-то мудака, которого Соф встретила, пока шаталась неизвестно где, и я всё ещё не хочу знать, почему она исчезла, — хмыкаю я.
Он отвешивает мне подзатыльник. Я неодобрительно зыркаю на него.
— Иисус, Кон. Ты киска! Иди к ней домой и просто спроси.
— Ты думаешь, что мне нужно появиться перед ней и потребовать, чтобы она всё рассказала, ха? Будто она должна мне?
— Она и должна! — бросает Тэйт. — Она задолжала тебе чёртово объяснение, почему скрылась от тебя, а после вернулась с ребёнком, словно на каникулы! Ты заслуживаешь знать! Перестань быть маленькой сучкой, иди и спроси её!
Я допиваю пиво, слова Тэйта обволакивают меня. Они заставляют почувствовать, что у меня есть полное право знать, даже если я не хочу слышать правду. Но вместо того, чтобы с ним согласиться, из моего рта вылетают слова, которые за последние пять минут я использовал слишком часто:
— Иди нахрен, Тэйт.
Вечно заботливый старший брат ухмыляется и оставляет меня на террасе. Напомните мне не помогать ему, когда он будет гадить во взрослые подгузники.
Я перевожу взгляд от двери к пляжу. Уехав в тур по Америке, я думал, что по возвращении домой первым делом сяду и буду смотреть на неистовую борьбу белой пены с пляжем, отдающую эхом крушения волн о песок.
Я думал, что буду дышать ароматом дома. Пряным, соблазнительным ароматом маминой еды, смешанным с запахом солёного моря. Думал, что буду смаковать его, закрыв глаза и отдыхая от напряжения изнурившего меня тура.
Я думал, что буду стоять на кухне в фермерском стиле, смеясь вместе с семьёй. Что буду сидеть на террасе с сестрой и слушать её болтовню о том, что маме нужна другая подставка для специй на кухне или книжный стеллаж папе в офис.
Как же я ошибался.
Я встаю, чтобы взять очередную бутылку, но, покрутив в руках пустую, вновь закидываю ноги на изгородь. Я пил быстро, слишком быстро.
Ночь опускается, принося с собой небольшую прохладу, но не тишину. Моя голова забита неистовыми мыслями о Софи и ребёнке.
Этот ребёнок может быть моим.
Я встаю, позволяя пустой бутылке упасть на пол. Лес пугающе тих, словно может чувствовать мой гнев. Словно он знает о горечи, застывшей в моих венах, о жжении от незнания.
Я стою в темноте, как деревья вокруг. Неподвижно.
Ветви и веточки хрустят под моими ногами, потому что я увеличиваю темп до лёгкого бега трусцой. Затем снова перехожу на медленный бег. После, к спринту.
Потребность узнать правду увеличивается с каждым шагом, так же равномерно, как тиканье часов. Не имеет значения, что я, вероятно, выпил слишком много пива, чтобы быть здесь, или что мы вернулись всего несколько дней назад.
Я не могу находиться в этой дыре, полной воспоминаний, ничего не зная. Не могу двигаться дальше, не узнав правды. Я не смогу забыть её, пока она всё не расскажет, и даже тогда, возможно, я не смогу.
Возможно, она незабываемая.
Вместо стука в заднюю дверь, как вчера, я обхожу дом и подхожу к передней двери. Сквозь шторы из гостиной льётся мягкий свет, остальная часть часть в темноте.
Моя грудь вздымается после напряжённого бега, поэтому я хватаюсь за дверной косяк, чтобы устоять. Я, наверное, слишком пьян для этого разговора, но какого чёрта.
— Софи! Открой чёртову дверь! — я бью по двери, один раз, два, снова и снова, и снова.
— Замолчи! — шипит она, дёргая дверь, — какого чёрта ты тут делаешь?
— Разве это не я должен спросить, принцесса? — я ухмыляюсь, прислоняясь к стене.
— Ты пьян? — её голос немного повышается в конце, а глаза расширяются.
Те самые глаза. Нежно-голубые глаза, которые всегда были моей погибелью.
— Пьян? Нет. Если бы я был пьян, то сидел бы дома, как несчастный ублюдок, а не стоял бы здесь лицом к лицу с причиной моего горя.
— Ты ведёшь себя, как мудак. Я не хочу слушать это.
Она дёргает дверь, но я подставляю ногу. Отойдя от стены, хватаюсь за край двери.