Гармана

— Зачем я вам нужен? — вяло спросил мальчик, отворачиваясь, и плечи его вздрогнули.
Никор осторожно обнял его.
— Ну, зачем же так? Прошу, успокойся… Правда, пойдем со мной — я уверен, что тебе будет хорошо.
Сурт весь напрягся, как струна, и после непродолжительного молчания прошептал:
— А вы… не обманете меня?
— Ну что ты, Сурт!.. Так, значит согласен?
— Да… — Мальчик ответил не сразу, слезы душили его, но когда последняя фраза слетела с губ, он бросился к ногам Никора и стал целовать его руку. — Я до последнего дыхания буду чтить вас превыше всех людей! Я буду рабом вашим, эрат!
— Что ты, что ты, дружок, разве так можно? — Никор бережно поднял его с колен и, обняв за плечи, повел к постоялому двору.
Разве мог он предвидеть, что это, с виду кроткое, несчастное существо, рано утром поскачет за ним следом на молодом скакуне гнофоров?
 
4. СИНИЙ ПУСТЫННИК
Святилище было покинуто давно — не менее полувека назад. Здание сильно осело с одной стороны, зигзагообразные трещины рассекли стены во всех направлениях, создавая зловещее впечатление и вызывая чувство жути и трепета. Лес поглотил это когда-то величественное здание, воздвигнутое из белого и черного мрамора. Могучие деревья раскололи камень, цепкие лианы прочно держали сдвинутые с мест и разломленные колонны портика.
В помещениях с провалившимися потолками попадались черепки глиняной посуды, украшения. Все это валялось в полном беспорядке, вперемежку с мусором. То здесь, то там, шныряли проворные мартышки, несколько раз с любопытством приближались к человеку, но почему-то быстро теряли к нему интерес и исчезали в многочисленных разломах, чтобы через минуту появиться снова. Отмахиваясь от комаров, Никор прошелся мимо наводившего тоску ряда темных покоев. Все они пребывали в предельной скромности: грубо срубленные столы, тяжелые скамейки, жесткие ложа с камышовыми циновками, глиняные кувшины, кружки, статуэтки богов, и, пожалуй, все. В одну из них, последнюю комнатушку, Никор вошел. Его заинтересовал свиток бумаги, покрытый толстым слоем пыли. Развернув его, Никор замер. Это была подробная карта Страны Вечерней Прохлады. Он даже перестал дышать. Еще бы! Он держал в руках сразу два чуда: настоящую белую бумагу, секрет изготовления которой к этому времени уже был утерян, и великолепной работы карту, которой мог похвастаться не каждый высокий начальник примэрата. Осторожно сдув с нее пыль и прижимая к груди, Никор поднялся по ступеням в освещенный солнцем зал. Там сел на громоздившиеся глыбы камня и стал всматриваться в в четкие контуры островов. Читать он не умел, как и большинство гарманов в последние годы, но расположение островов, как, впрочем, и городов Страны помнил достаточно хорошо, еще с трудных лет обучения военным наукам.
Островов было семь: на севере от необъятной Гарманы, похожий на голову с одним сломанным усом, высился скалистый Эна-Рату, на западе — Ин, южнее — плодородный Эрна, и еще южнее — Ла-Дит, знаменитый отличными мраморами и мастерами скульптуры. На востоке, вернее, на юго-востоке, один за другим значились еще два — Торву и Нерас. Последний был назван так в честь предводительницы амазонок, вторгшихся когда-то на эту небольшую землю. Называют они друг друга извирами, что означает «подобная мужчине» (в ратном смысле), а свою повелительницу — примэроной. Хоть они и позаимствовали в этом случае два гарманских слова, второе переиначили по-своему и произносят как им удобнее — «эрона».
Лет шесть-семь назад рядом с ними, на небольшом островке — Малом Нерасе — нашли пристанище люди разных народностей: тут были и неудачники, и калеки, и обиженные судьбой ремесленники и землепашцы, и даже недавние пираты, решившие перейти на покой от кровавых дел. Амазонки терпят их соседство, однако в свои владения не допускают.
На севере вздымались Дымчатые горы, плавно, полукругом переходившие на востоке в длинную скалистую косу, носившую название Щита Гарманы и образовавшую между собой и островом Большой Тенистый Залив. На западе Дымчатые горы тянулись вдоль побережья и кончались — уже совсем разрушенные, низкие, как холмы, — в песках пустыни Поющего Дракона.
С Дымчатых гор брала начало самая большая река острова, первоначально нареченная Благодатной, но впоследствии переименованная в реку Благотворного Примирения, или просто Примирения. Никор знал: там, за старыми стенами города Руны, в долине, прямо на берегу перед осевшим от времени валом, поставлена стела, отчетливо видимая издали, надпись на которой гласит, что воздвигнута оная стела в честь провозглашения вечного братства между разрозненными племенами по желанию первого примэрата Ремольта.
Река Благотворного Примирения несла свои воды почти через весь остров на юго-восток, затем на юго-запад и впадала в море возле города Гизу. Вторая большая река — Ластрия — рождалась на Нокской возвышенности, примыкавшей к Тенистому Заливу и, неподалеку от озера Вода Опавшего Листа, вливалась в залив, деля Сурт на две части.
Еще одна река — Душистая Прохлада, широкая и полноводная, — имела истоком озеро Грез, а устьем Бухту Жемчужных Струй, вдававшуюся в сушу через узкий пролив Гоя и ограниченную с юга и юго-востока Хвостом Скорпиона, с которого брала начало самая южная река — Лера. Никор помнил, что где-то на северо-востоке от Гарманы лежат Туманные острова, с которых привозилось олово, а к востоку от Хвоста Скорпиона — проход в Междуземное море. В глубине того моря и живут союзники Гарманы: самая дальняя — Эруста, на севере до Великой Реки — Варра и Рандон, за ней — Ригия, земли церотов… Хотя цероты обосновались на правобережье Лазурных Вод, они не имеют выхода в Междуземное море. Другие земли там или не заселены вовсе, или заселены малочисленными дикими племенами…
Размышляя над картой, Гел Никор вдруг почувствовал присутствие постороннего человека. Сначала это тревожило его, он опасался предательского удара в спину, но постепенно успокоился, спрятал на груди карту и спустился вниз. Из-за плотного кустарника выглянуло желтое лицо со шрамами от зажившей проказы, мутно-серые впавшие глаза смотрели все так же безучастно и сонно.
— Ну что? — спросил Никор. — Долго еще ждать?
— Теперь скоро. — Крякнув, старый Рам сбросил с плеча мешок и сердито плюнул. — Тяжел, злой дух!.. А вы не удивляйтесь, эрат. У нас все занимаются работой, без этого нельзя: ведь иметь слуг у нас запрещено. Все только сами. Сегодня я, завтра другой… Вы помогли бы, эрат, вдвоем-то полегче.
Никор отстегнул плащ, скрепленный на левом плече и на правом боку двумя драгоценными аграфами, и, передав его старику, взвалил мешок на спину. Рам повел в развалины. Они спустились в подвал, прошли несколько слабо освещенных помещений и остановились в глухой каморке.
— Поставьте сюда, в угол, эрат, и да сопутствует вам удача!
Никор огляделся:
— Я не могу больше ждать. В час захода солнца я буду в саду, в котором мы встретились вчера.
Никор шагнул к полуразвалившейся скользкой лестнице и вдруг остановился, как вкопанный: в светлом прямоугольнике прохода стоял тот, чьим именем пугали детей неразумные матери, кто своим появлением внушал суеверное чувство страха и кого считали опасным и неуловимым призраком.