Балканы. Дракула
— Вы все сделали правильно, генерал, — повторил Стэнкулеску. — Если будете держать язык за зубами, станете министром юстиции.
Джорджицу молча кивнул. Никакие слова на ум не шли. Держать язык за зубами... да кому нужна правда об этом суде — или правильнее сказать: судилище?
В машине повисла тяжелая, душная тишина. На лобовом стекле «Гелендвагена» концентрировались крупные тяжелые капли, набухали и скользили вниз, оставляя за собой широкие влажные дорожки. Сырая, отвратительная погода. «Как мерзко, должно быть, умирать в такую погоду», — подумал генерал. Он вспомнил модное, двубортное итальянское пальто Кондукатора, усыпанное шрапнелью кирпичной крошки, пропитанное сочившейся из ран кровью. Шикарная шляпа-федора из дорогого английского фетра лежала, растоптанная, в луже подмерзшей грязи — кто-то из расстрельной команды наступил на нее сапогом. Говорят, Чаушеску нравились американские гангстерские фильмы, и он носил эту шляпу, чтобы быть немного похожим на Крестного отца...
В окно машины постучали. Костяшкой пальца, коротко, требовательно. Генерал прищурился — но стекло было покрыто изморосью, за ним угадывался только размытый темный силуэт. Водитель, однако, тут же выскочил из машины и через мгновение уже услужливо открывал правую переднюю дверцу «Гелендвагена».
— Доброе утро, господа, — негромко сказал мужчина в черном, влажном от утренней росы плаще, усаживаясь на сиденье рядом с водителем.
— Господин подполковник, — в голосе военного министра явственно прозвучала почтительная нотка, — вы знакомы с нашим другом из департамента юстиции?
— Нет, — ответил человек в плаще, оборачиваясь к Джорджице. У него было очень бледное лицо с глубоко запавшими темными глазами. Совершенно незапоминающееся лицо, если б не тонкий белый шрам, пересекавший наискось лоб. — Подполковник Траян, директорат V.
— Генерал Попа, — пробормотал Джорджицу. В сердце ему вонзилась ледяная игла. Пятый директорат был святая святых секретной службы Румынии — Секуритате. Он отвечал за личную безопасность вождя и его семьи, а также самых видных партийных деятелей страны. В нем служило всего двести человек, и подчинялись эти люди напрямую Чаушеску.
Но что делает личный телохранитель Кондукатора в одной машине с его убийцами?
Траян, видимо, прочитал мелькнувший в глазах генерала испуг и усмехнулся тонкими бескровными губами.
— Не удивляйтесь, господин Попа. Нам нужно было удостовериться, что вы расстреляли именно Товарища, а не его двойника.
Это небрежное «вы расстреляли» обожгло Джорджицу, словно удар хлыста. Генерал зачем-то снял очки и принялся протирать их нервными движениями.
Он вдруг отчетливо вспомнил донесение одного из советских дипломатов, атташе по культуре посольства СССР в Румынии. В донесении, скопированном уборщицей посольства (а по совместительству — лейтенантом Секуритате), дипломат сообщал московскому начальству о приеме, на котором оказался рядом с Николае и Еленой Чаушеску. «Гений Карпат» показался ему очень странным — он вел себя неестественно, лицо его было мертвенно-бледного цвета, толстый слой грима, покрывавший ноздреватую кожу, придавал Кондукатору унизительное сходство с цирковым клоуном.
«Елена Чаушеску, — писал русский, — очевидно, поняла, о чем я думаю. Грубо засмеявшись, она наклонилась ко мне и доверительно прошептала:
— Это не он. Это дублу. Мой муж сегодня болен...»
Почему Елена решила раскрыть государственную тайну иностранцу? Теперь-то уже никто этого не узнает... Но советские «друзья» были в курсе, что у Кондукатора есть двойники и что готовили их профессионалы из директората V.
— Были подозрения? — спросил он тихо.
— Разумеется. — При этих словах Траян как-то по-особенному посмотрел на Стэнкулеску. — Кстати, на острове ничего не нашли.
— Правда? — удивился министр. Или, вернее, сыграл удивление — не очень-то убедительно. — А как же... могила? И... князь?
— Так же, как и всегда. — Подполковник отвернулся, словно потеряв интерес к разговору. — У него по-прежнему нет головы.
В салоне вдруг стало невыносимо душно. Генерал почувствовал, что ему не хватает воздуха. Остров... могила... у князя нет головы...
Все-таки безумная мысль, мелькнувшая у него в мозгу при упоминании об озере Снагов, оказалась не такой уж безумной.
Озеро было знаменито не только тем, что на его берегах стояла летняя дача Кондукатора. Там еще находился остров с монастырем, под мраморным полом которого, по преданию, похоронен Влад III Цепеш.
Он же Дракула.
3
— Трупы в Тимишоаре были не настоящие, — сказал Стэнкулеску.
— То есть как? — Генерал вышел из оцепенения, в котором пребывал последние полчаса. «Гелендваген» мягко несся по шоссе, вдоль покрытого пятнами грязноватого снега поля. — Как это — не настоящие?..
— Ну, не то чтобы совсем... — Министр замялся. — Конечно, это были люди, а не куклы. Но только... их взяли напрокат. За деньги.
— Где? — Джорджицу по-прежнему ничего не понимал. — Что значит — напрокат?
— В городских моргах. Там их нашлось довольно много. Санитары с удовольствием помогали... гримировать. За каждый труп платили пятьдесят дойчмарок. Кто-то неплохо заработал в тот день.
— Но зачем?
— Картинка, друг мой. — Стэнкулеску похлопал его по рукаву шинели. — Телевизионная картинка. Нынешние революции делаются не на улицах, а на телевидении. Или, вернее, сначала на телевидении — а потом уже на улицах.
— Я думаю, генерал спрашивает не об этом. — Подполковник Траян вновь повернул к ним свое бледное лицо. — Зачем было все это устраивать, так? Вас ведь это интересует, господин Попа?
Генерал мрачно кивнул. Ему совсем не хотелось разговаривать с Траяном на эту тему. Ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Доехать бы до дома, выпить стакан цуйки, залезть в горячую ванну и постараться забыть весь ужас и позор последних суток...
— На это были причины, — неожиданно мягко сказал офицер Секуритате. — Поверьте, очень серьезные причины.
Джорджицу промычал что-то невразумительное. Невыносимо слышать этот голос, особенно когда в него вплетались такие мягкие вкрадчивые интонации. Это похоже на попытку старой и потасканной проститутки выдать себя за юную невинную девушку. Голос подполковника Траяна был насквозь фальшивым. Настоящий он слышал там, на укрытом туманом футбольном поле.
«Кто ты такой? — думал генерал, стараясь не смотреть в лицо подполковника. — Кто ты, черт возьми, такой и на каком языке ты разговаривал с Николае и Еленой? И какого дьявола ты вообще с ними разговаривал, ведь они уже столько часов были мертвы!»
Он одернул себя — мысленно, как привык за долгие годы беспорочной службы в департаменте юстиции. Нельзя и думать об этом. Нельзя спрашивать. Потому что если бы подполковник ответил на эти вопросы, генералу пришлось бы задать еще один. И он не был уверен, что хочет знать на него ответ.
— Вы все поймете, — словно прочитав его мысли, произнес Траян. — Позже. Если, конечно...
И не договорил, отвернулся. «Если, конечно, доживете», — закончил про себя фразу генерал. Он смотрел в окно, за которым уже мелькали серые уродливые коробки пригородов Бухареста. Ему вдруг расхотелось возвращаться домой.
4
Февраль 1990 года, Бухарест
— Вы что-нибудь знаете об Институте крови?
— Нет, — глухо ответил генерал. — О таком институте я впервые слышу.
— Он находится в Напоке, в Трансильвании. Этот город до войны назвался Клуж.
— Да, помню. Старая римская крепость, основанная еще императором Траяном.
— Вот именно, — засмеялся подполковник. Смех у него был тихий, шелестящий. — Я родом из тех мест, меня и назвали в честь императора. Так вот, Институт крови...
Он помедлил, словно решая, что можно доверить собеседнику, а о чем лучше умолчать.
— Но вы же, наверное, в курсе, генерал, кто придумал программу увеличения рождаемости?