Красавица Амга

Утром, явившись на службу, он тут же сказал, что уходит по делам, и, уже стоя в сенях, осмотрел улицу: вдруг этот Такыров следит за ним? Ничего подозрительного он не обнаружил, часто оглядываясь, подошёл к зданию ГПУ, да вдруг оробел. Соболев прошёлся несколько раз по противоположной стороне улицы и, только вспомнив ночной ужас, не оглядываясь, уже решительно перешёл улицу и распахнул двери.
Дежурный без всякого интереса выслушал маловразумительные объяснения Соболева и направил его в одну из комнат. Молодой русский, сидевший там, довольно долго слушал Соболева и вдруг, будто его осенило, вскочил:
— Идёмте!
В третьей комнате за дымной табачной завесой смутно, едва различимо чернела чья-то голова.
— Трофим Васильевич, товарищ к вам…
Хозяин комнаты помахал руками, чтобы если не для гостя, то хоть для себя самого чуть развеять дым, движением плеч поправил накинутый полушубок и подал руку.
— Ойуров. Садитесь, товарищ.
— Соболев. Эраст Константинович.
— Из военкомата?
— Да, оттуда…
«Уже знает! Что я и думал… Хорошо, что догадался сам прийти, пока ещё не поздно».
— Рассказывайте, я слушаю.
— Да, товарищ Ойуров… Меня зовут Соболев, Эраст Константинович, я служу в военкомате начальником отдела. Был командирован из Новониколаевска. Так вот…
— Это я знаю, товарищ Соболев. Успокойтесь и расскажите всё по порядку.
— Спасибо, спасибо… Я служил в царской армии, офицер… Был и в белой армии у Колчака. Всё это записано у меня в личном деле. Чистосердечно признал свою вину перед Советской властью, мне было всё прощено, направили сюда на работу. Так вот…
— Это понятно. У вас всё?
— Нет, ещё не всё… — Соболев вздохнул и глянул на собеседника. — Значит, так. Прошлой ночью… Нет, вчера вечером… да, вечером, ко мне домой заходил некто Такыров, якут. Связной генерала Пепеляева. Прибыл суток десять назад с востока.
— Такыров, Такыров… — Кончиками пальцев Ойуров слегка побарабанил по столу. — Может, он назвался иначе?
— Нет, нет! Он назвался именно так.
— Рассказывайте дальше.
Несмотря на холод в комнате, обильно потея и утираясь платком, Соболев, стараясь не сбиваться, рассказал о визите Аргылова и о его требовании достать копию плана операции красных войск против Пепеляева. Стремясь изобразить искренность и объективность, он всё-таки постарался выставить себя в более выгодном свете, не упомянув про первый визит Аргылова и про письмо Рейнгардта. Про первый-то визит, может, в Чека и не знают, а если рассказать, то могут придраться, почему, мол, не донёс сразу. А если про то и знают, можно сказать, что никакого серьёзного разговора не было, гость приходил лишь удостовериться в моём присутствии. Про письмо же они определённо не знают, а если расскажет тот тип — отопрусь. Письмо сожжено, и пепла не осталось, поди докажи! Соболев сказал, что связной обещался зайти к нему вторично, несмотря на его, Соболева, решительный отказ. По ходу несколько раз ввернул он словечко про свою преданность Советской власти, а в заключение настаивал на немедленном аресте шпиона.
— Значит, он к вам придёт завтра вечером?
— Да, завтра вечером.
Жёлтым обкуренным пальцем Ойуров поскрёб жёсткий ус, затем протянул Соболеву несколько листов бумаги.
— Идите в соседнюю комнату и подробно опишите всё, что вы сейчас рассказали. Я вернусь, подождите меня.
В пустой комнате, где нижняя половина окна была забита доской, Соболев сел за стол и стал писать — вразумительней, чем рассказал, и с тем же расчётом выгородить себя. Писал он долго, кончил наконец, перечитал и внёс поправки. А Ойуров всё не шёл. Соболев вышел в коридор, подёргал дверь комнаты Ойурова — дверь была заперта. Тогда он спросил у дежурного, но тот ответил весьма холодно:
— Он скоро будет. Идите в комнату. И не выходите.
Сидя в ожидании, Соболев забеспокоился: «Не выходите…» Он что, арестованный? Может, чего доброго, сочтут его за сообщника этого шпиона да посадят? Нет, не должно бы — он ведь пришёл сам. Как же так?» Он уж совсем потерялся было в сомнениях, когда Ойуров вернулся наконец. Внимательно перечитав исписанные листки, он сказал:
— Ладно, всё. А теперь идите к себе и работайте по-прежнему. О том, что были у нас, — никому ни слова. Сейчас вас проводят в задние двери.
— А как… с Такыровым?
— Встречайте его, как обычно.
— Хорошо…
Прощаясь, Ойуров подал руку:
— Спасибо, Эраст Константинович. До свиданья.
«До свиданья, — повторил про себя Соболев, выйдя через заднюю дверь на другую улицу. — Хорошо бы никаких больше свиданий с вами…»
Назавтра весь день ни о чём другом, кроме вечерней встречи, он думать не мог. «Встречайте его, как обычно…» Что это значит? И откуда он знает, как я этого Такырова встречал?
Вернувшись со службы, Соболев то сидел за столом, уставившись в окно, то расхаживал — успокоение не приходило. Уж совсем завечерело, а гость всё не появлялся. «Может, уже арестован, — обнадёживал себя Соболев. — Хорошо бы так! Но почему тогда гепеушник велел встретить его по-обычному?» Истомившись в ожидании, Соболев лёг, накрылся шинелью и незаметно уснул. Он обнаружил это, лишь когда внезапно сдёрнули с него шинель и чья-то холодная с морозу рука крепко встряхнула его.
— Скорей! Я опаздываю. Где обещанное?
— Нету… — только и смог пролепетать Соболев, ошалело хлопая глазами и дивясь тому, что уснул.
— Как это нету? Вы что, шутки шутите?
— Не вышло нынче, — пришёл в себя Соболев. — Но завтра будет обязательно.
«Проклятые гепеушники! — чертыхался он про себя. — Нарочно тянут, чтобы этот сукин сын прикончил меня».
— Подлый трус! — чуть было не взвыл от отчаяния Аргылов. — Почему завтра? Может, и завтра не будет?
— Нет, завтра будет, — уверенно возразил Соболев. — Всё уже на мази.
Уверенный тон несколько обнадёжил Аргылова. Он испытующе глянул сбоку на Соболева и тряхнул его ещё раз за грудки.
— Ну, смотри у меня, пень трухлявый! Ещё раз обманешь, считай, что жить тебе осталось до завтра.
И тут произошло то, чего не только Аргылов не ожидал, но даже Соболев, который с минуты на минуту караулил этот момент. Внезапно рывком распахнулась дверь, и несколько человек с револьверами загородили собою дверной проём.