Среди белых снегов
— Бр-р-р! Холодно. Очень холодно! — ответил немец.
Хозяин и гость постояли немного, вглядываясь друг в друга.
«Да, это он, тот самый якут, в этой же рубахе он и фотографировался. Глаза под толстыми веками узкие, будто всё время прицеливается. Наверно, зоркий… Волосы чёрные, с проседью. Лицо обветренное, загорелое, смуглое. Морщин нет, ветер их, что ли, разглаживает. Ну что ж, так и напишу. Ноги слегка кривые, унты из оленьей шкуры подвернуты, этакие меховые ботфорты. Ноги, руки, всё тело расслаблено, как у спортсмена. Ростом невысок. В общем, настоящий якут. Теперь посмотрим, что у него внутри. Недаром же председатель не обрадовался моей просьбе, когда я на него указал. Говорил, что он в тайге». Гюнтер вспомнил слова своего редактора: «Найдите среди белых снегов простого дикого человека, который на простых житейских примерах покажет, почему ему не нравится Советская власть».
Данила в свою очередь рассматривал корреспондента. Прежде всего ему бросилась в глаза военная выправка гостя. За четыре года на фронте Данила повидал много немцев. Этого, наверно, ещё в детстве аршин заставили проглотить. «Офицер, — решил он. — Это уж факт. Да и по возрасту подходит: ему, должно быть, лет сорок пять. Виски седые. Видит, наверно, плохо — очки толстые. Ростом немного повыше меня будет, а худой — кожа да кости. А какой внутри — бог его знает. Только у птицы пестрота наружу».
— Гааныс, — сказал Данила своему гостю, — проходите, пожалуйста.
Сели за стол. На столе — большие куски жирного мяса, конские потроха, горка ноздреватых оладий, строганина из мёрзлой рыбы.
— Вот где поесть можно, — сказал Оллонов и принялся за конские потроха.
Екелюн подвинула к тарелке гостя блюдо с мясом. А сама — у самовара, положив локоть на стол и подперев щеку ладонью. Вот, оказывается, какой немец! Человек как человек. А ведь когда была война, она думала, что немцы похожи на злодеев из олонхо или из сказок. Брат её не вернулся с войны, совсем молодой погиб от немецкой пули… А сейчас она в своём доме угощает немца из Западной Германии…
Туяра сидела смирно, изредка поглядывала на гостя. Лицом он был немного похож на инспектора роно, который приезжал к ним в школу месяц назад. Но какие странные у него движения! Совсем как у человечков, которых делают ребята в школе из разных железок. А ногти как у женщины — пилкой подпиливает, наверно.
Когда гость подзакусил, Данила до краёв налил в гранёные стаканчики разведённый спирт.
— За знакомство! — провозгласил первый тост Оллонов на правах руководящего лица.
Выпили. Гость словно не знал, чем закусить, пошевелил пальцами.
— Мяса возьмите! — Оллонов поднял блюдо.
— Вот строганинка, хорошая закуска, — Данила поддел вилкой серебряную стружку мороженой рыбы.
Гюнтер сначала прикоснулся к строганине кончиком языка, потом посолил немного.
— Да, очень вкусно! Вы знаете, мне нравится ваша холодная страна.
— Нам здесь не холодно, — промолвил Оллонов.
— Мы ведь здесь родились, — объяснил Данила и снова наполнил гранёные стаканчики.
— У меня на родине сейчас утро, — снова заговорил корреспондент. — А здесь вечер.
— Земля большая, — сказал Данила.
— Вот именно, — подхватил Гюнтер. — Земля большая, и все хотят знать друг о друге. Так уж устроен человек. И поэтому нашим людям в их жизни не всё нравится. А вам всё нравится? — спросил он Данилу.
— Нет.
«Началось», — с тоской подумал Оллонов.
— Что же вам не нравится?
— Плохое под ногами у хорошего путается, — Данила пригладил свои чёрные волосы. — Ходил со мной на промысел парень Эрбэхтэй. Не каждый настоящим охотником родится. Эрбэхтэй — охотник.
Данила повернулся к председателю:
— А ты его в город учиться послал. Кто же меня в тайге сменит? Думаешь? Пока топор не опустится, бревно отдыхает…
Оллонов разв л руками.
— Эрбэхтэй парень толковый, грамотный, десятилетку кончил. Нам учёный человек на звероферме нужен.
— Да он охотник!
Оллонов мягко ударил ладонью по столу:
— К этому вопросу мы вернёмся на собрании.
— Ваше вино хорошее, — быстро сказал гость.
Данила взял бутылку и налил до краёв.
Гюнтер посмотрел, как выпили якуты, и так же запрокинул голову. Потом понюхал кусок хлеба и потянулся к строганине.
— Вы прямой человек, хороший охотник. Что же вам ещё не нравится?
— Подумать надо. Конечно, я не последний охотник. Но лучше охотники есть. Вот Онтоон…
Данила снова повернулся к Оллонову:
— Ты говорил гостю об Онтооне?
— Это наш заслуженный старый охотник, — подтвердил Оллонов.
— Постой-ка, — сказал Данила, — а почему нет Онтоона на доске Почёта? Шкур меньше меня приносит? Он меня стрелять научил, всему научил. А мы считаем, сколько он теперь шкур принёс?
— Пожалуй, ты прав, — согласился Оллонов.
Немец снял очки, протёр толстые стёкла, снова надел.
— Всё, что вы говорили, интересно, — сказал он Даниле, — но я бы хотел знать то, что касается вас, именно вас.
— А разве я не о себе говорил?
Данила потёр большим пальцем лоб.
— Нет, вы говорили о других: о молодом человеке и о старом охотнике Онтооне.
— А кто я без них? Я сам скоро стану Онтооном…
Лицо Данилы прояснилось. Он положил на стол бурый кожаный кисет.
Корреспондент смотрел, как медленно двигались его пальцы, приминая, роняя табак, как под пальцами, шурша, скручивалась толстая тугая сигарета. «Тот солдат тоже курил махорку. Только сигареты на морозе он скручивал быстрее. И лицо у него было другое — распухшее, воспалённое. Он еле шёл за мной. Он никак не мог найти, кому сдать пленного. Зачем ему это было надо? Почему он не убил меня тогда? Среди белых снегов? Странные люди всё же», — подумал Гюнтер и взглянул на Туяру.
— Сколько вам лет?
— Семнадцать, — ответила она по-немецки.
— В каком классе учитесь?
— В десятом классе.
Гюнтер выговаривал немецкие слова медленно, отчётливо, чтобы девушка поняла всё.
— Я очень рад, что, прибыв в этот суровый край, слышу здесь родную речь.
— К сожалению, я говорю по-немецки хуже, чем вы по-русски, — сказала Туяра на языке гостя.