Я буду долго гнать велосипед… (сборник)

 
Николай Рубцов
 
Я буду долго гнать велосипед…
  
Волны и скалы (1962 г.)
  
Элегия
 
Брату Алику
 
Стукнул по карману —
 не звенит.
Стукнул по другому —
 не слыхать.
В коммунизм – безоблачный зенит —
полетели мысли
 отдыхать.
Но очнусь,
 и выйду за порог,
и пойду на ветер, на откос —
о печали пройденных дорог
шелестеть остатками волос.
Память отбивается от рук,
молодость уходит из-под ног.
Солнышко описывает круг —
жизненный
 отсчитывает
 срок…
Ленинград,
март, 1962
 
В океане
 
Забрызгана крупно
 и рубка, и рында,
но румб отправления дан, —
и тральщик тралфлота
 треста «Севрыба»
пошел промышлять в океан.
Подумаешь, рыба!
 Подумаешь, рубка!
Как всякий заправский матрос,
я хрипло ругался.
 И хлюпал, как шлюпка,
сердитый простуженный нос.
От имени треста
 треске мелюзговой
язвил я:
 «– Что, сдохла уже?»
На встречные
 злые
 суда без улова
кричал я:
 «– Эй вы, на барже!»
А волны,
 как мускулы,
 взмыленно,
 пьяно,
буграми в багровых тонах
ходили по нервной груди океана,
и нерпы ныряли в волнах.
И долго,
 и хищно,
 стремясь поживиться,
с кричащей, голодной тоской
летели большие
 клювастые
 птицы
за судном,
 пропахшим треской!
Ленинград,
июль, 1961
 
Фиалки
 
Я в фуфаечке грязной
шел по насыпи мола.
Вдруг откуда-то страстно
стала звать радиола:
 «Купите фиалки,
 вот фиалки лесные.
 Купите фиалки,
 они словно живые…»
…Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно.
И в моряцкой конторе
все просился на судно —
на буксир, на баржу ли…
Но нетрезвые, с кренцем,
моряки хохотнули
и назвали младенцем!
Так зачем мою душу
так волна волновала,
посылая на сушу
брызги быстрого шквала?
Кроме моря и неба,
кроме мокрого мола
надо хлеба мне, хлеба!
Замолчи, радиола…
Сел я в белый автобус,
в белый, теплый, хороший.
Там вертелась, как глобус,
голова контролерши.
Назвала хулиганом,
Назвала меня фруктом.
Как все это погано!..
Эх, кондуктор, кондуктор!
Ты не требуй билета,
увези на толкучку.
Я, как маме, за это
поцелую Вам ручку!
…Вот хожу я, где ругань,
где торговля по кругу,
где толкают друг друга,
и «толкают» друг другу.
Рвут за каждую гайку —
русский, немец, эстонец!..
О!.. Купите фуфайку.
Я отдам – за червонец…
Ленинград,
март, 1962
 
«Я весь в мазуте, весь в тавоте…»
 
Я весь в мазуте,
 весь в тавоте,
зато работаю в тралфлоте!
…Печально пела радиола:
звала к любви,
 в закат,
 в уют!..
На камни пламенного мола
матросы вышли из кают.
Они с родными целовались.
Вздувал рубахи
 мокрый норд.
Суда гудели, надрывались,
матросов требуя на борт…
И вот опять – святое дело:
опять аврал, горяч и груб…
И шкерщик встал
 у рыбодела,
и встал матрос-головоруб…
Мы всю треску
 сдадим народу,
мы план сумеем перекрыть!
Мы терпим подлую погоду,
мы продолжаем плыть и плыть…
…Я юный сын
 морских факторий —
хочу,
 чтоб вечно шторм звучал,
чтоб для отважных
 вечно —
 море,
а для уставших —
 свой причал…
Ленинград,
март, 1962
 
На берегу
 
Однажды
 к пирсу
 траулер причалил,
вечерний порт приветствуя гудком.
У всех в карманах деньги забренчали,
и всех на берег выпустил старпом.
Иду и вижу —
 мать моя родная! —
для моряков, вернувшихся с морей,
избушка
 под названием «пивная»
стоит без стекол в окнах,
 без дверей!
Где трезвый тост
 за промысел успешный?
Где трезвый дух общественной пивной?..
Я первый раз
 зашел сюда,
 безгрешный,
и покачал кудрявой головой.
И вдруг матросы
 в сумраке кутежном,
как тигры в клетке,
 чувствуя момент,
зашевелились глухо и тревожно:
– Тебе чего не нравится,
 студент?!
– Послушайте, —
 вскипел я, —
 где студенты?!
Я знаю сам моряцкую тоску!
И если вы – неглупые клиенты,
оставьте шутки,
 трескайте треску!
Я сел за стол с получкою в кармане.
И что там делал,
 делал или нет,
пускай никто расспрашивать не станет.
Ведь было мне
 всего шестнадцать лет!
…Очнулся я, как после преступленья,
с такой тревогой,
 будто бы вчера
кидал в кого-то кружки и поленья,
и мне
 в тюрьму
 готовиться пора!..
А день вставал!
 И музыка зарядки
уже неслась из каждого окна.
И, утверждая
 трезвые порядки,
упрямо
 волны
 двигала
 Двина!
Родная рында
 звала на работу.
И, освежая головы,
 опять
летел приказ
 по траловому флоту:
– Необходимо
 пьянство пресекать!