Зверь с той стороны

А тут и я изловчился попотчевать последнего активного противника кулаком в живот. Он выронил брус и тут же потерял всякий интерес к продолжению схватки.
Возникших людей я сперва принял за сообщников хулиганов и едва не впал в от-чаяние. Но подвижные ребятки, одетые просто и однообразно – в серые брюки и чёрные джинсовые куртки, были, оказывается, на нашей стороне. Они добавили короткими ар-матурными прутьями тем мерзавцам, которым по их мнению «не хватило», затем скова-ли наручниками и побросали в подкативший пикап производства североамериканского автомобильного концерна Форд. Попрыгали внутрь сами, и пикап отвалил.
Оставшийся паренёк – лицо открытое, приветливое и серьёзное, плечи широкие, ноги колесом, кепка-восьмиклинка набекрень – протянул мне влажную марлевую сал-фетку с сильным запахом лекарств, и спросил у Милочки:
– Вам нужна помощь, девушка?
Она отрицательно помотала головой и поспешила прийти на выручку истекаю-щему кровью кавалеру. От нежных прикосновений её добрых рук, умеющих не только холостить насильников, но и обращаться с ранеными товарищами, мне враз полегчало.
– Слушай, братишка, давай-ка начистоту. Вы вообще-то кто такие есть? – полю-бопытствовал я, отнимая салфетку от лица. Салфетка успела приобрести насыщенный алый цвет, свойственный моей крови, имеющей высокий уровень гемоглобина.
– Дружинники народные, – хохотнул тот.
Я улыбнулся уголком рта, показав, что шутка оценена.
– А точнее?
Парень покопался в карманах и протянул мне твёрдый прямоугольник визитки.
– Хочешь узнать точнее, позвони по этому номеру. – Он подмигнул: – Ещё лучше будет, если зайдешь лично. Ты мне понравился, держался неплохо. Навык виден. Но видно и отсутствие тренировок, так? Или на пистолетик надеешься?
– Староват я стал для тренировок, ленив. Да и не думал, что придется ещё когда-нибудь руками махать, спасая жизнь и достоинство. – Я упрятал «беретту» подальше. – Но позволь узнать, дяденька, о каком пистолетике ты говоришь?
– Ни о каком, – быстро сказал косолапый, делая успокаивающий взмах рукой. – Обознался впопыхах. А тренировки забросил напрасно. Аморфность губит наше общест-во. Леность и покорность дуре-судьбе. В общем, приходи, если надумаешь. Деньги у нас платят хорошие, работа, как видишь, благородная. Да и в старики тебе рано записывать-ся, девушка не одобрит. До свидания, – приподнял он кепочку, – простите, что опоздали.
– Бывай здоров, дружинник, – проводил я таинственного молодца напутственным словом.
И тут Милочка расплакалась всерьёз.
Дневник Антона Басарыги. 12 апреля, суббота.
Если уж и начинать дневник, то в день, чем-либо выдающийся из череды прочих, решил я. День Космонавтики – то, что нужно. Дата, наполняющая сердце патриота гор-достью за славные свершения предков. Я – патриот, чего ничуть не смущаюсь. К космо-навтике тоже имею кое-какое отношение. ВИК – аббревиатура моей специальности в реестре оконченного с блеском Вуза. «Воздухоплавание и космонавтика», – шутливо расшифровывали студенты и преподаватели. «Водоснабжение и канализация», – без ма-лейшего намёка на веселье возражали им строгие факты.
Рассудила спорщиков запись в дипломе, разночтений не допускающая.
На первом курсе я был старшим в группе. За моими плечами вздымались год ра-боты на заводе, служба в ВС России и рабфак. На фоне абитуры – семнадцатилетних мотыльков и мотылиц, зачастую не потерявших ещё прыщей и девственности, я, тёртый парень двадцати одного года, смотрелся если не Мафусаилом, то как минимум перцем. Мне так и говорили: «Да ты, Антоха, перец!» Неудивительно, что именно меня назначи-ли старостой группы.
Моя родина, городок Старая Кошма, которую медленно, но верно всё глубже вса-сывает в себя урбанический спрут губернского центра, оставалась тогда ещё независимой административной единицей, посему мне, как иногороднему, полагалось общежитие. Общежитие стройфака, вотчины нашего ВИКа, подвергалось вялотекущему капремонту, и студиозусов – будущих строителей и дипломированных сантехников, расселили по чу-жим краям. Первый курс, как наименее распущенный, ввергли в пучину инжэка, где, как известно: «куда ни плюнь – девка». Вторая часть этого летучего выражения представля-ется мне человеконенавистнической и дискриминационной по отношению к женской по-ловине человечества, и я приводить её здесь не буду. Тем не менее, девушек вокруг име-лось в самом деле предостаточно. Известна ещё одна крылатая формула, характеризую-щая отношение студенток к такой важной составляющей нашей жизни, как секс. Её при-дется написать целиком.
Итак: «На первом курсе – никому-никому. На втором – никому, только ему одно-му. На третьем – только ему… ну, и ещё кое-кому. На четвёртом – всем-всем-всем. На пятом – ах, кому бы, кому?!» Если даже формула эта справедлива лишь для одной де-вушки из десяти, всё равно понятно, что в сексуальных приключениях недостатка у меня не было. Тем паче, самые задорные студентки-старшекурсницы в аккурат были близки мне как по возрасту, так и по темпераменту. И, кстати, вовсе не пугались «старого солда-та и рабфаковца», подобно малюткам-однокурсницам. Однако, справедливости ради, следует сказать, что и среди последних встречались ой какие разные… Словом, интимная жизнь моя на первом курсе протекала бурно, была насыщена до предела и даже сверх то-го. На учебу времени практически не оставалось.
С грехом пополам, скользя по краю пропасти почти вслепую (половой беспредел, совмещенный с невоздержанностью в винопитии, зрение туманит – будь здоров!), я сдал летнюю сессию, имея по ходу несколько тяжёлых продолжительных разговоров с замес-тителем декана по младшим курсам. Упрятав зачётку с последней росписью преподава-теля физики возле крошечной оценки «удовлетворительно», я твёрдо решил изменить жизнь.
С каникул я вернулся на две недели раньше начала занятий. Всё это время посвя-тил одному – выбиванию в личное пользование комнаты, свободной от сожителей. Все-ми правдами и неправдами, лестью, пламенными речами, жалобными стонами, подку-пами явными и косвенными мне удалось добиться своего. Комнату мне предоставили на этаже семейных студентов. Разумеется, в ней были прописаны ещё два паренька (меньше никак не выходило), но они присутствовали в ней только формально. Один снимал бла-гоустроенное жилье со столованьем и прачечным обслуживанием в городе, за немалые деньги. Он был отпрыском состоятельных провинциалов. Другой жил, а вернее, сожи-тельствовал, с «матушкой». Для непосвящённых: со старшей, чем он сам, любовницей, обременённой к тому же ребёночком. С сыном богатых родителей проблем не возникало; к альфонсу же приходилось наведываться раз в месяц, дабы распить совместно бутылоч-ку винца. Иначе он, истосковавшись по студенческой вольнице, мог заявиться с этой са-мой бутылочкой в гости. Как водится, в наиболее неподходящее для того время.
Дела учебные сразу пошли на лад, удалось справиться и с чехардой половой жиз-ни. Постоянной подружки пока не находилось, однако с беспорядочными контактами было покончено навсегда.
Под занавес третьего курса, когда взоры мои прояснились окончательно, я разгля-дел ЕЁ. Мы и раньше встречались, как-никак общага – она вроде казармы: все всех знают хотя бы в лицо. Но я, привыкший к лёгким победам над уступчивыми озорницами, счи-тал Ольгу страшной задавакой, с которой мне ничего не светит. Она была девушкой от-крытой, общительной, щедро одаренной по всем статьям. Стройна, гибка, грациозна в движениях, крайне привлекательна лицом – серые глазищи, небольшой нос идеальной формы, брови вразлёт, необычно очерченный рот с приподнятыми в постоянной полу-улыбке уголками красивых губ. Но в то же время была она как бы над всеми. От неё ис-ходил какой-то непонятный магнетизм, будоражащий синапсы, отвечающие за сферу любовного томления, заставляющий чувствовать себя мужчиной-героем, мужчиной-рыцарем, поэтом; было в ней что-то колдовское, царственное, что ли, – словно неулови-мый отблеск изначальной чувственности праженщины Лилит. Парней возле неё вилось предостаточно, гораздо больше, чем хотелось бы мне. К счастью, всех их она умела дер-жать на расстоянии. Или, скорее, на привязи. На этаком незримом волшебном ремешке – потянет еле-еле, и породистый волкодав танцует на задних лапках, с обожанием загля-дывая ей в глаза, цыкнет – и вот он уже послушно трусит за ней следом, в глубине души лелея безумную мечту облизать руки прекрасной хозяйки. Мне иногда казалась что она – ведьма.