Операция «Шасть!»

– И как поговорить, – кивнул Муромский и снова обозначил серию коротких прямых по корпусу, завершившихся «крюком» в печень.
Лёха задумчиво постучал ногтем по гранёному боку опустевшего стакана.
– В принципе, звучит соблазнительно. Только кто нам эти документы оформит? Фальшивки-то долго не продержатся. А настоящие достать тяжеловато.
– Тяжело в учении, легко в очаге поражения, – заметил Никита.
Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потёр ладони.
– Э-э, Попец, как раз тут есть пространство для маневра. Хорошими людьми земля полнится. Авось и раздобудем настоящие. Никита, перчила ты этакий, мне нравится идея. Стоит даже обмыть.
– За, – лаконично выразился Добрынин.
– Так и я не возражаю, парни, – сказал Лёха. – Обмыть, так обмыть. Только не забывайте, мы ж без-ра-бот-ные. Нет работы – нет денег. Нет денег – нет аусвайсов. Нет аусвайсов – кабинеты на клюшке. Кругом марш. Круг замкнулся, кружок закрыт. А денег – нет. Какая попа нам их даст? У кого-то есть глубоко закопанные фонды?
– Стройся, боец Попов, – рявкнул Никита. – Равняйсь. Смирно! Равнение на валютовладельца Муромского!
– В смысле?
– В том смысле, что Бакшиш ему должен пять штук «подорожных».
– А ведь точно! – обрадовался Илья. – Хо-хо, зимогоры! Зовите меня Ротшильд.
– Ага, добрый Бакшиш мало того, что теряет бой, ещё и отрывает от себя пять штук! – не сдавался Попов. – Фантастика.
– Он слово джигита дал!
– Ладно, пусть он и подкинет Илье эти копейки. Но, парни, пять штук – слёзки.
– Что ж, Алексей, тогда будем проводить в жизнь политику реваншизма. – Никита обнял Попова за плечи. – Разорять местное Монте-Карло с помощью твоего золотого кия. Слабо?
– Ну-ка, ну-ка… Реванш, говоришь? Герку Немчика раскатать вместе с его присными? Гм, не пресно. В этом уже кое-какой резон имеется!
– Не кое-какой, а какой надо, – подначил его хитрый комиссар.
– Да уж, да уж… А если проиграю, кием бить не будете? – деловито осведомился прожигатель зелёного сукна.
– По обстоятельствам, – туманно ответствовал Илья.
– Какой стих нападет, – согласился Никита.
– Эх, была – не была, бейте. Зато в случае успеха минимум один к десяти обещаю.
– Видишь, как всё удачно складывается, – обрадовался Муромский. – Жизнь потихоньку налаживается, собака такая! И погода распогаживается. Эгей! Пора, значится, воздухом ночного Картафанова митохондрии угостить.
– Через папиросочку, – внёс поправку Никита.
Компания вышла на балкон. С покрытого чёрным лаком неба заговорщикам подмигивали слегка расплывающиеся и покачивающиеся звёзды. Город внизу доживал последние часы царствования беспредела, совершенно о том не подозревая.
Да что город – вся бескрайняя страна елозила, укладываясь поудобнее. Но рассвет был зачат и начал зреть. Сердце его, трёхкамерное, пылкое, могучее, пульсировало на Илюхином балконе.
* * *
Вернувшись в комнату, друзья, не сговариваясь, расселись поодаль от стола. Их молодые тела насытились, теперь пищи просили души. Илья, чутко осознав, какая потребность скрыта в молчании, снял со стены гитару и предложил:
– Споёмте, друзья, ведь завтра в поход!
– Это дело я люблю, – Никита взял в руки инструмент и провёл по струнам. – Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.
– Ишь ты, гляди-ка чё! – обрадовался хозяин. – Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшн устроим. Погодите минутку.
Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся ещё две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом – определённо дамской. Её-то он и облапил нежно, передав вторую Лёхе.
Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга.
Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое.
– Знаем, знаем, – подыграл ему Попов. – Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему.
– Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем.
– Не, Лёшка, давай-ка лучше нашу старинную.
– «Песню про кабанов»?
– Точно.
Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее, звук он извлёк из неё – самый что ни на есть зажигательный:
Исстари рядится с делом потеха:
Мол, без потехи царил бы бедлам.
– Добрая чарка коню не помеха, —
Ну так и хрена ли нам, кабанам!
– Так эту я знаю! – обрадовался Никита. – Мы её в морге на посиделках постоянно пели.
– Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн, – Алексей подмигнул ему. – А ведь все народные песни выходят из народа.
– Лёха у нас тот ещё физик-лирик. Самородок-самописец! Он в своё время, в студентах много чего народного понаписал, вагант.
– Да будет тебе, – смущённо отмахнулся Попов. – Поехали, что ли?
Звон трёх гитар и рёв трёх крепких глоток заполнил, казалось всю Вселенную:
Хваткие руки повиснут, как плети,
Ходкие ноги сплетутся узлом:
Ты напоследок промчишься в карете,
Скромно помеченной красным крестом.
Шмякнув тебя на разделочный столик,
Хмурый прозектор нацедит сто грамм
(Не разводя): «Будь здоров, трудоголик,
Пусть не товарищ ты нам, кабанам!»
Белое, плотно-добротное тело.
– Что ж ты, засранец, его разложил?
А ведь сумей ты отвлечься от дела —
Родине б нашей служил да служил!
Без регулярных естественных сбоев,
Без разгильдяйства внутри кабалы
Дело – подрыв древнерусских устоев:
Это не дело, друзья-кабаны.
Делая дело, в спонтанном запале
К лёгкой потехе всегда будь готов;
Если уж чарка конягу не валит,
То уж, конечно, не нас, кабанов!
Дело гундит, что берёт тебя в долю,
Щуря лукавый, с хитринкою, глаз.
Помни, оно потешается вволю,
А не какой-нибудь грёбаный час.
Счастье не в водке, не в папиросе,
Но и не в вареве дел и забот:
Не отключаетесь? – милости просим
В гости к прозектору, в рот вам компот!
– «В гости к прозектору, в рот вам комплот!» – продублировал последнюю строчку самобытный народный автор Попов.
И вся честная компания загомонила:
– Комплот! Комплот! Вот оно, наше, исконное, посконное! Гип-гип, ура! Выпьем, что ли, где же кружка!.. Хоп, а где же поллитрушка?
Озадаченный Илья пошарил под столиком, зачем-то помешал лёд в ведёрке.
– Не пойму, мужики, что за полтергейст такой. Точно знаю, была пятая бутылка.
Никита вспомнил недавнее обнаружение «Государыни Императрицы» под столом, и хмыкнул. Чудеса! И впрямь полтергейст.
– Не полтергейст, Илюшенька! – прозвучал вдруг серебристый женский голосок.
Воцарилась кладбищенская тишина. Минута молчания в память о товарищах, опалённых белой горячкой. Приятели с немым укором разглядывали друг друга.
– Ну и кто из вас хренов чревовещатель? – Илья, спасовав перед пыткой неизвестностью первым, навис над соратниками всплывшим на полную высоту айсбергом.
В комнате снова прозвенело серебро:
– Ну, дают, пьяницы! Чревовещание выискивают. Опомнитесь, горлодёры! Вы ж простые пьяницы, а не кастрированные. Где уж вам с вашими чревами чугунными извлекать меццо-сопрано вроде моего? Побойтесь бога, молодцы.