Операция «Шасть!»
Не избежал инженерской участи и Алексей Леонтьевич Попов, обладатель ясной головы и есенинской наружности. Природе оно, конечно, известно, откуда у парня рязанская грусть, да только разве ж она сознается? Мы же заметим: за подобный типаж киношные «мыловары» немало бы голов друг у друга поотрывали. Впустую, конечно. Алексей Леонтьевич в попе видел всякие там синематографы. Он являлся пламенным конструктором механизмов будущего и романтиком робототехники. А по совместительству певцом русского бильярда.
Создаваемые им фантастические изделия без остановки завоёвывали призовые места и дипломы на различных специализированных выставках. К его ноу-хау втихую подбирались вороватые и мастеровито-юркие представители дальнего зарубежья. Подбирались долго и безуспешно, поскольку для Алексея честь отчизны не была звонкой фразой. В конце концов, эти барракуды промышленного шпионажа и стервятники патентоведения, заморившись уговаривать дурня и строптивца, решили попросту откупить вожделенный пакет документов у руководства предприятия. Под прикрывающий шумок какого-то якобы инвестиционного проекта и практически за бесценок.
И ведь удалась им афера века, вот в чём весь серпантин!
Лёха узнал об этом только вчера, случайно, зацепив в Интернете хвастливую информацию о «новейших разработках ниппонских гениев».
Все до единой разработки были его собственные.
Переговоры с директоратом оказались на редкость непродуктивными, зато краткими. Хоть официальную ноту протеста и украсили самые отборные «матовые» жемчужины из коллекции инженера, компромисса не случилось. Разновысокие договаривающиеся стороны говорили, как всегда, о разном. Вшивые толковали о бане, то есть о плачевном финансовом положении КБ, которое необходимо преодолевать. Попов – о будущем отечества и интеллектуальной собственности. Консенсус в итоге остался всего лишь нерусским словом.
Предложенные отступные подневольный отступник чрезвычайно энергично отправил куда следует. И ушёл, как водится, не попрощавшись, «позабыв немой футляр».
Уйти-то он ушёл, но вздувшийся фурункул смятенья и гнева продолжал тревожить Попова. Чесался, проклятый. Вскрыть его следовало при помощи верного кия.
Для выполнения операции Алексей отправился в клуб «Black Jack». И всё вроде бы складывалось хорошо – уже сыгрались с положительным балансом разминочные партии, уже заскакали в яблочко, как намагниченные, дуплеты… Как вдруг, на Лёхину беду, пошёл удар у Герки Немчика. Удар, выдержать который Попа не смог. Костяные шары, пущенные Геркой, проехались по Лёхе с неумолимостью асфальтового катка.
Окончательно озверев от милостей судьбы, расплющенный, униженный и оскорблённый, Алексей до утра слонялся по увеселительным заведениям, завивая горе верёвочкой. Однако мэтр прав: сколь верёвочка не вейся, всё равно совьёшься в плеть!..
Плеть принялась стегать Лёху ближе к полудню 31 мая. В основном по буйной голове. Голова немелодично звенела и разбухала точно от грыжи. Вот почему, после нудных физических и нравственных мытарств, несчастный владелец грыжи оказался на проспекте Градоустроителей.
Возле пивной палатки.
* * *– Две порции, – почти не разжимая губ, пробормотал Попов, чувствуя, что это вовсе не его язык шевелится, а чревовещает грыжа.
Он кивнул в сторону разливного. Кивок усугубил Лёхины страдания до максимума.
– Три, – профессионально оценила состояние клиента сестра милосердия. Вместо шприца или клизмы её нежная лапка сжимала рукоятку крана, запирающего внушительную пивную ёмкость.
«Две», – возразил ей пальцами окончательно одуревший клиент.
Профессионализм продавщицы был, конечно, выше всяких похвал, в этом-то Лёха не сомневался. Просто он смутно, неохваченными грыжей клетками мозга, помнил, что денег хватает всего на две порции лекарства.
– Ну, две так две. Главное начать! – легкомысленно прощебетала продавщица и соблаговолила, наконец, открыть краник.
– Главное – кончить! – вяло отшутился Лёха, принимая спасительные сосуды.
Замороженные губы точно магнитом притянулись к первому стакану. Говорят, нельзя объять необъятное. После размыкания губ Алексей Попов объял бессмертие. Когда последние пивные капли, ни на секунду не задерживаясь в гортани, упали вниз, он понял, что будет жить вечно. Он будет играть на бильярде Вселенной. Будет загонять шаровые скопления в «чёрные дыры». Он – будет!
Лёха медленно выдохнул остатки септичного воздуха. Милостиво кивнул ординатору службы его спасения и двинулся со вторым стаканом к выходу.
Дождь к тому времени, оказывается, предусмотрительно отступил к северо-западной окраине города, выкинув вместо белого флага весёлое радужное полотенце. Солнце распалено набросилось на лужицы, заскакало по витринам и стёклам машин. Разномастные зелёные насаждения в скверике за пивным павильоном, томно потягиваясь, так рьяно заиграли хлорофилловыми фибрами, что у Алексея защипало в носу.
И врагов-то, вроде, стало поменьше.
Настроение стремительно восставало из руин. С просыпающимся интересом к бытию Алексей смаковал пиво. Весьма кстати неподалёку продефилировала аппетитная блондинка. Попов сопроводил чаровницу взором, убеждая себя, что лучшей закуски, чем это вкусное зрелище, трудно представить.
Внезапно сзади на плечо опустилась тяжёлая длань. Знакомый хрипловатый баритон произнёс:
– Здорово живём, господин инженегр.
Осторожно развернувшись, чтобы не расплескать драгоценный напиток, Алексей увидел старинного друга Илью. Гиганта, силача, профессионального боксёра и сердцееда. Илья был неузнаваем. Свежий солодовый запах плотно обволакивал его небритую морду. Коротко остриженные волосы казались взъерошенными. Таким Попа наблюдал Большого Брата один-единственный раз, лет семь назад. Когда тот, в условиях затяжного насморка, проиграл финал регионального чемпионата молокососу Деревянному Панде.
– Здорово, Илюха! – сказал Попов. – Ты чего смурной?
Илья Муромский, несмотря на недюжинный рост и физиономию наподобие кое-как отредактированной личины Квазимодо, нрава был легчайшего. По сути, был он чистым психоэнергетическим донором. Потому-то, видать, возле него даже отъявленные и прожжённые мужененавистницы колебались в своём кредо. Количество феминисток, павших в объятия этому виртуозу мордобития, счету не поддавалось. Конечно, доброму и безалаберному бутузу ещё в детско-юношеской спортивной школе внушили, что добро должно быть с кулаками. Только ведь мягкое сердце – не мачехин калач, скоро не зачерствеет. Каждый раз искренне кручинился крепенький паренёк Илюшка, наподдавав сопернику по сопатке. Да и впоследствии, отведав амброзию победы, Муромский испытывал жестокие душевные муки, посылая соперников в нокаут.
«Может, и сейчас кому-нибудь чересчур сильно врезал, – подумал Лёха, – оттого и страдает?»
Илья осторожно захватил Лёхин стакан с пивом и, не замечая прилепившуюся к нему руку, проглотил содержимое одним глотком. Попов поражённо крякнул. Пить и курить Муромский бросил в девятом классе.
– Попчик, дорогой! – с бесшабашной лихостью загульного купчины воскликнул Илья, сминая в кулачище опустевший пластиковый сосуд. А с ним и Лёхину кисть. – Поедем-ка, братишка, кататься…
– Чего вдруг? – полюбопытствовал Лёха, осторожно освобождая руку из Илюхиного захвата.
– Тут, Лёш, такое дело, понимаешь… Немыслимое дело. Можно сказать, мировое зло пошло войной на всё прекрасное.
Попов, вспомнив собственный разговор с начальством и последовавшее фиаско в «Black Jack», заявлению Ильи вовсе не удивился. А тот продолжал:
– Мне, МНЕ предложили лечь под Хмыря! Ну ты же знаешь Хмыря. А Бакшиш, мой промоутер, шепчет, змей: «твой последний бой». Типа шанс нарубить капусты на пенсию. Нет, ну не поганец ли? Я – и на пенсию. Я – и под Хмыря! Если б нас один перчила не разрулил, то!.. У-ух! Ты ж меня знаешь.
Алексей знал. Ой, как знал.
«Видать, жадность Бакшишу совсем мозги своротила, раз решился такое Илюхе предложить, – подумал он. – Интересно было б взглянуть на перчилу, который смог нашего медведя от буйства удержать».