Ведомые (ЛП)

Я избегаю взгляда его зеленых глаз, ощущая тошноту и слабость в коленях.
Еще здесь находится Киллиан Джеймс. Темноволосый, кареглазый, мрачный мужчина. Он встал, как только мы вошли, а его голова наклонилась так, будто парень пытается разгадать меня.
Мое сердце начинает быстро колотиться. Блять. Мне нужно отсюда выбираться.
Я отступаю назад и сталкиваюсь с телом. Аромат дорогого парфюма и хорошей шерсти достигает моего носа.
— Идешь не в ту сторону, Болтушка, — бормочет мне на ухо Габриэль, осторожно подталкивая вперед.
Но мне же нужно сбежать.
Киллиан всё еще странно смотрит на меня, будто на почти решенную головоломку. Рядом с ним красивая женщина с русыми волосами — та же женщина, что ранее завтракала в общем зале. Она — Либерти Белл, наконец осознаю я. Жена Киллиана и певица на собственных правах. Мне стоило узнать ее раньше. Стоило понять, что со мной никогда не случается ничего хорошего.
Я бросаю взгляд на Габриэля. Выражение его лица типично нейтральное, но в глазах мерцают искорки. Не хочу отводить от него взгляд. Вскоре он уйдет, и от этого больно. Слишком много боли для столь короткого знакомства.
Бренна представляет меня. Забирает резюме из моих потных пальцев и передает его ребятам.
— Софи работала фотокорреспондентом...
Киллиан издает сдавленный звук, перед тем как взорваться:
— О, бля, нет! Теперь я ее узнаю. Вы стебетесь надо мной со всем этим дерьмом? — он делает шаг в моем направлении, от гнева его щеки краснеют. — И у тебя, дамочка, хватило смелости заявиться сюда.
Я стою ровно, даже несмотря на то, что моя гордость разбивается о пол. Другого выхода у меня нет.
Но Габриэль встает между нами.
— Успокойся, — кричит он на Киллиана. — Мисс Дарлинг приехала сюда не для унижения.
— О, охуенно верно, — говорит Киллиан, смеясь. В его глазах нет ни капли доброты. — Разве это не работа папарацци?
Другие ребята кажутся смущенными.
— Килл, мужик, — говорит Рай. — Уймись. Многие фотокорреспонденты не являются навязчивыми папарацци.
О, если бы это касалось и меня.
— Нет, — Киллиан взмахивает рукой в воздухе. — Она не просто папарацци. Именно она сделала те снимки Джакса. Разве не так, сладенькая? Думала, я не видел тебя там, с твоей чертовой камерой? Когда ты совала ее мне в лицо, пока он умирал у меня на руках?
Габриэль резко поворачивает ко мне голову.
— Что?
— Ты меня слышал. Это была она. Она продала те снимки Джакса.
— Невозможно, — выплевывает Габриэль. — Их продал Мартин Шер. Я точно знаю — я потратил добрый кусок года на работу с нашими юристами насчет этого пьянчуги.
Он поднимает руку, словно говоря: «Забудьте, я прав». Не могу решить, то ли он пытается рационализировать мои поступки, то ли просто такова его логика. Боюсь, что последнее. Его холодное поведение не становится теплее. И он ожидает ответы, высокомерно и нетерпеливо изогнув бровь.
Я неглубоко вдыхаю.
— В то время Мартин был моим парнем.
Голова Габриэля откидывается назад, будто я его ударила. Выражение его лица отражает полнейшее разочарование с примесью нарастающего отвращения — в его глазах я повержена. Я четко это вижу. И не виню его. Мне тоже отвратительно. Удивительно, насколько низко жажда любви может утащить человека, когда он думает, что отыскал желанное.
Если бы земля могла меня сейчас поглотить, я была бы рада. Но это не изменит густой, песчаный осадок, что наполняет мои внутренности всякий раз, как думаю о той ночи, о том, как сделала снимки Джакса Блэквуда, пока он находился без сознания, покрытый рвотой. Я всё еще слышу, как Киллиан кричит его имя, пока к ним спешит охранник. Тогда я была так слепа, сосредоточена лишь на своей следующей зарплате. Мартин подначивал меня никогда не думать о предмете, как о человеке, а лишь как о потенциальном знаке доллара.
Я была самой уродливой, самой темной версией самой себя. Так запуталась и потерялась. А сейчас это прошлое смотрит мне прямо в лицо.
— Мартин был... есть... ублюдком, — говорю я. — Теперь я это понимаю. Тогда... ну, у меня нет хорошего оправдания. Я встретила его не в лучший момент жизни, и у него была странная харизма. С его уст работа казалась весельем: легкие деньги, предоставление услуг фанатам.
Несколько раздраженных смешков наполняет комнату.
— Я позволила себе поверить этой лжи, — признаюсь я. — Я хотела уволиться, но не находила ничего подходящего. И тогда случилась та ночь. Когда я вернулась домой, то рассказала Мартину, где была. Он... — я откашливаюсь. — Он был в восторге и сказал, что эти снимки обеспечат нас, по крайней мере, на год.
Не могу не заметить, как ребята вздрагивают, или как Габриэль опускает голову, сжимает челюсть, как будто сражаясь с внутренним взрывом. Мой желудок переворачивается, а пальцы коченеют. Но я продолжаю:
— Господи, я хотела те деньги. Не буду лгать. У меня был хреновый год, я выживала на лапше быстрого приготовления. А с этими деньгами могла уволиться, воспользоваться временем, чтобы найти достойную работу. Но я посмотрела снимки, и они оказались ужасными. Болезненными.
Даже сейчас больно о них вспоминать.
Очевидно, они ранили и этих людей. Намного больше, чем меня. Мне хочется заплакать.
— После этого я засомневалась, продавать ли их. Но Мартин всё решил для себя, и когда я пошла спать, забрал снимки.
— Он украл их у тебя? — голос Габриэля кажется ровным. Он не смотрит мне в глаза.
— Ага, — шепчу я. — Я хотела судиться. Но не долго. Потому что снимки появились буквально повсюду, и мне было... стыдно.
Габриэль издает звук, словно хочет сказать, что не зря.
Но Киллиан не настолько молчалив.
— Она не может здесь находиться. Это слишком, Бренна.
— Думаю, это будет нам на руку, — отвечает Бренна. — Мы все сможем закрыть данную дверь и двигаться дальше.
Киллиан насмехается и смотрит на Бренну так, будто не может поверить ее словам.
Не знаю как, но мне удается заговорить:
— В свое оправдание скажу, что не знала, к кому еду на собеседование. Мне не стоило приезжать.
— О, конечно, это всё меняет. Потому что мы не потратили больше года на борьбу с тем дерьмом, что ты выложила в публичном доступе, — кричит Киллиан.
В одно мгновение все начинают разговаривать, слова смешиваются в кучу, нападая на меня. Я вздрагиваю.
Джакс резко свистит.
— Все заткнулись к чертовой матери и, нахрен, сели.
Полагаю, кричит он не часто, так как все замирают и тут же садятся, хотя Киллиан бросает на парня сердитый взгляд, пока плюхается на свое место.
Джакс смотрит на меня. Когда я впервые его встретила, в нем было что-то мальчишеское: поцелованные солнцем волосы, как у типичного американского спортсмена, и это было забавно, потому что, насколько известно, он наполовину англичанин. Почти два года спустя, вся эта мальчишеская нотка сошла на нет, ее заменила жесткая, четкая красота. Жизнь побросала, но не избила его.
— Ты помнишь ту ночь, — говорит он. — Я имею в виду до.
Мне очень хорошо известно, что Габриэль смотрит на меня, но я всё равно отвечаю на вопрос Джакса, не отводя взгляда.
— Ага.
Джакс кивает, прикусывая нижнюю губу так, словно стыдится.
— Я всё выяснил. Хотел найти тебя. Чтобы извиниться.
— Что? — выпаливает Киллиан, почти подпрыгивая.
— Заткнись, — кричит на него Джакс, затем вздыхает и проводит рукой по взлохмаченным волосам. — По крайней мере, пока не выслушал меня до конца.
— О, — я откашливаюсь. — Должна согласиться с мнением Киллиана на сей счет. Тебе абсолютно не за что передо мной извиняться.
Улыбка Джакса усталая и неровная, но он удерживает мой взгляд. Я вижу борьбу в его глазах. Он не хочет говорить всё, что чувствует.
Габриэль разрушает этот момент:
— Давай к сути, Джакс. — Выражение его лица такое злое, словно он вырезал его из камня. — И начни с разъяснения того, откуда ты знаешь мисс Дарлинг.