Ведомые (ЛП)

Чертов ублюдок сует мне в рот сэндвич.
— Будь хорошей болтушкой и поешь.
Я сердито кусаю и медленно жую, мой многообещающий взгляд грозит возмездием. Но глубоко внутри моя кровь кажется шампанским, что течет по венам, пузырясь и шипя счастьем. Мне весело. Слишком, потому что не хочется, чтобы всё это заканчивалось.
Возможно, он чувствует то же самое, потому что удовольствие на лице Габриэля нарастает. Он сидит со мной в тишине, пока я не доедаю обед и не выпиваю всю воду. Когда заканчиваю, Габриэль передает мне салфетку и убирает мусор в пакет, который принес с собой. Всё так просто, аккуратно и молча. Ничего не могло бы привлечь внимание к этому его действию. Словно этот мужчина всегда заботился обо мне — здесь ничего такого, просто часть его работы.
И всё же это ложь. Габриэль Скотт может знать всё о каждом из его подчиненных, но для них он лишь неприступная тень в углу комнаты. Ему так нравится. Тот факт, что он заботится обо мне, вызывает тепло у меня в груди.
И до того, как парень успевает уйти, я наклоняюсь и нежно целую его в щеку. Он вздрагивает, но смотрит на меня из-под полуопущенных век, пока отстраняюсь.
— Спасибо за обед, Габриэль. Теперь мне значительно лучше.
Его взгляд перемещается к моим губам, и они приоткрываются, будто он облизал их. Глубоко вдохнув, он медленно выдыхает и кончиком большого пальца касается уголка моих губ. Прикосновение отдается напряжением в самом центре моего естества. Все интимные места моего тела сжимаются, распаляются и сладостно ноют.
— У тебя на лице остаток яйца, — у него хриплый голос с ноткой веселья. Габриэль на секунду зло усмехается мне, а его палец задерживается на мгновение, прежде чем он убирает его и быстро спрыгивает со сцены. — Возвращайся к работе, Дарлинг.
Я улыбаюсь наигранно весело, хотя мое тело буквально превратилось в сплошной горящий, дрожащий ком плоти.
— Да, дорогой.
Пара работников сцены поднимает головы, услышав, как я назвала великого Скотти дорогим, и смотрит на меня в ужасе. А это значит, что я единственная, кто замечает, как Габриэль спотыкается. Он быстро приходит в себя, но этого достаточно, чтобы я могла улыбаться до конца дня.
Глава 6
Габриэль
Время от времени я играю сам с собой в игру, откладывая удовольствие на потом. Если хочу чего-то по настоящему, то стараюсь отсрочить момент получения желаемого. Свою первую хорошую машину я ждал год, говоря себе, что не важно, есть у меня авто или нет; моя жизнь не стала бы лучше или хуже от покупки транспортного средства. Время от времени я разглядывал фото Астон Мартина DB9 и тем самым подкармливал свою потребность. Я позволил себе выбрать цвет — стальной серый с красными тормозными колодками — а затем, наконец, когда уже минул год, я купил ее. К тому времени мое возбуждение ослабло, а потребность в машине не была ощутима. Я победил собственное желание.
И так я поступаю по жизни с каждой несущественной потребностью: машины, дома, маленькая картина Сингера Серджента, которую так желал купить. И мне это было на руку. Когда ничего не желаешь, ничто не может тебя погубить. И я прекрасно понимаю, что эта игра берет начало в потере моей матери в раннем возрасте. Мне не нужно часами сидеть на диване для понимания того, что я использую контроль для самозащиты. И мне плевать на то, что обо мне говорят. Это работает, конец истории.
Я говорю себе это снова и снова, пока мечусь по своей гостиной. Вокруг меня молчаливый дом. Слишком тихо. Я могу слышать собственные мысли, но кто ж, черт возьми, хочет слушать самого себя в час ночи?
Мне стоит пойти спать, но я не могу уснуть. В буквальном смысле не могу. И в таком состоянии я нахожусь со времени прибытия в Лондон. Просыпаюсь по ночам и к утру оказываюсь выжат как лимон. Короче говоря, я в лишенном сна аду.
Клянусь, я еще раз разворачиваюсь и иду через комнату, как какой-то психически неуравновешенный персонаж романа Остин. Вот только я тут в одиночестве. В первом доме, который вообще себе купил. Восемь миллионов фунтов за то, чтобы обезопасить частный заповедник Челси. Я люблю каждый дюйм этого места, каждую половицу и старые штукатуреные стены. И всё же стоя посреди комнаты, за декор которой я заплатил дизайнеру, чувствую себя, будто в могиле.
Мне стоит позвонить кому-то из ребят. Кто-то точно не спит; они все ночные совы. Но я не хочу с ними разговаривать. Мне хочется совершенно иного.
— Черт, — я оттягиваю воротник. Кашемир отдается теплом на моей коже, но мне кажется, что он меня душит.
Она не будет спать. Я знаю. Чувствую это до мозга костей.
Так тихо, что звук моих шагов отдается эхом. Я беру телефон до того, как могу остановиться.
Не делай этого. Это занятие не приведет ни к чему хорошему. Она твой сотрудник.
Я опускаю телефон и обхожу комнату еще трижды до того, как мои ноги несут меня прямо к буфету, где лежит мобильный. Рука хватает эту чертову штуку.
Просто отпусти. Она увидит в этом слишком много.
— Черт. Черт. Черт.
Я сжимаю затылок, который так и ноет от напряжения и гнева.
У себя в голове слышу ее легкий смех. Вижу ее лицо и то, как слегка морщится переносица, когда девушка усмехается. Мой взгляд скользит по комнате с удобной мебелью, моими и парней снимками на стенах. Несмотря на дизайнера, я внес свое слово в каждую деталь. Этот дом — отражение меня в самом личном смысле. Что бы она сказала, увидев его? Нашла бы его холодным или гостеприимным?
И почему меня это вообще ебет?
— Потому что ты наконец сломался, приятель.
И говоришь с самим собой. Чудесно. Просто великолепно.
Софи
Моя комната такая милая, я все еще наполовину уверена, что сплю. Кремово-белые панельные стены, ковры из сизаля на полу, кровать с четырьмя резными столбиками. А есть даже викторианская ванная с золотистыми ножками напротив кровати. Это и правда романтично. Своего рода мечта — купаться в ванной, соблазнительно высунув ножку, пока мой мужчина полулежит на кровати, наблюдая, а затем не может более терпеть этой пытки и забирается ко мне в ванную. Мы устроили бы бардак на полу, разбрызгав воду и смеясь во время секса.
Прекрасный образ.
Вот только я тут одна в темноте, лежу под хрустящим бельем, абсолютно проснувшись и глядя на огни, что отбрасывают на потолок проезжающие мимо отеля автомобили. Мне стоило бы поспать, но перепад времени крадет у меня сон на удивление жестоко. Я так возбуждена, мое тело гудит от потребности встать с постели. Плохая идея. Мне нужен сон.
Я так сильно сосредотачиваюсь на попытке уснуть, что меня пугает звук телефона. Шаря в темноте, нахожу его на прикроватной тумбочке. Даже не уверена, от кого ожидала получить сообщение в два ночи. Но, конечно, не рассматривала его в роли отправителя.
Солнышко: Если ты сейчас не спишь, то будет еще сложнее перестроиться на другой часовой пояс.
Я тут же пытаюсь сдержать нелепую усмешку, будто он может видеть меня по телефону.
Я: Если ты так переживаешь о моем сне, то тебе не следовало писать мне посреди ночи.
Он тут же отвечает.
Солнышко: Шансы разбудить тебя были малы. Я знал, что ты не спишь.
Я: О? Так ты экстрасенс?
Солнышко: Нет. Просто тоже не сплю. И вспомнил о твоей неспособности успокоиться.
Я: Ошибочка! Я могу успокоиться!!!!!
Солнышко: Именно это и подтверждает твоё чрезмерное использование восклицательных знаков.