Искатель. 1969. Выпуск №3
— А когда работать начнем?
— Понимаете ли, — задумчиво сказал Зотов, — практически я не могу вам рассказать ничего сверх написанного. Но все равно к конкретным действиям раньше завтрашнего утра не приступим.
— Хорошо, — согласился Ромадин.
Они отнесли наверх оборудование, банки с химикалиями.
— Большой дом, — удивлялся Ромадин. — Кто в такой глуши стал его строить для, будем говорить прямо, не стоящего на главном направлении участка работы?
— Его строили для метеостанции, — сказал Зотов. — Что же касается главного или второстепенного участка работ, то сказать наперед, какой главный, а какой нет, нельзя. То, о чем сегодня знает лишь несколько человек — узких специалистов, — завтра становится основой целой отрасли промышленности. Да вот вы же прибыли.
— А почему метеостанция переехала? — спросил Ромадин, желая переменить тему разговора.
— Возникли непредвиденные обстоятельства, — ответил Зотов. — Во-первых, оказалось трудно передавать сводки. То был год солнечных вспышек, радиосвязь здесь без конца прерывалась. К тому же все три сотрудника, что были здесь, одновременно заболели Их увезли, а новых послать остерегались. Я как раз сюда и попал как работник отдела по борьбе с болезнями, с природной очаговостью. Досидел тут до глубокой осени отправляюсь в город и узнаю, что метеостанцию на этом месте решено ликвидировать. Ах так! Ну, оборудование, говорю, вы вывезете, а с домом-то что станете делать? Новенький, хороший, комнат много, не пустовать же ему. Отдайте энтомологам под наблюдательный пункт. Хорошо, говорят, все равно кому-то надо следить, чтоб дом не разрушался. Возитесь со своими жуками, пока не отберем.
— Не отобрали?
— Одиннадцать лет прошло — молчат, А чем им плохо? Я здесь дом сохраняю. Как раз перед вашим приездом пол перестлал. Кучу стружек видели? Разрушается ведь все без присмотра. Я как могу в порядок привожу.
— Одиннадцать лет, — протянул Ромадин. — Чем же заболели метеорологи?
— Давайте спать, — Зотов поднялся. — Вы устали, вставать завтра рано, а времени у вас…
— В обрез. Два с половиной дня. Но успеть заразиться можно вполне. Если здесь на самом деле какой-то очаг. Прививок я не делал — не до того в суматохе было.
— Ну, беспокоиться вам я думаю, нечего. Все эти люди давно здоровы. Хуже было другое — начали заболевать лиственные деревья. Их здесь немного, но есть. Листья становились коричневыми — сперва между жилками, потом по всей плоскости, — трескались и рассыпались. Дерево гибло. Тогда-то я и познакомился впервые с вершинниками. Они усыпали заболевшие деревья. Чтоб узнать, вредители они или нет, я решил провести довольно обычное исследование. В дерево впрыскивается какой-нибудь радирактивный изотоп — у меня был фосфор, — а потом надо собрать насекомых и радиофотографическим методом выявить тех, кто питался листьями. Представьте себе мое удивление, — сказал, твердо выговаривая каждое слово, Зотов, — радиограммы не показали, что хотя бы одно из насекомых питается листьями. Я своими глазами видел дерево, по которому ползали вершинники, — не заметить таких больших насекомых невозможно, — видел, как листья превращаются в труху. Я сидел тут, помню, почти до холодов — пока все вершинники не исчезли, растягивал время экспозиции от нескольких дней до нескольких недель, применял флюоресцирующие экраны — и ничего. Ни на одной пленке не получилось никакого изображения. Это было феноменально. Я написал об этом в энтомологический журнал. Мне ответили, что не были, вероятно, соблюдены условия, необходимые для работы по этому методу. Я решил бороться и отправил отчет об этом факте и описание вершинников. Мне ответил тогдашний мой начальник, что он знает меня как хорошего экспериментатора, уверен, что произошло недоразумение, и он не будет оформлять мой отчет как полагается, чтобы он никому не попался на глаза. Я был моложе на одиннадцать лет, горяч, экспансивен и решил доказать, что ни в чем не ошибся.
— Доказали?
— Нет. Насекомые исчезли вскоре после этого. Холода наступили.
— В следующем году?
— Они появились вновь только одиннадцать лет спустя, этой весной. А тогда я успел лишь пройтись по лесу со счетчиком Гейгера. Дерево, в корни которого и на листья я за три дня до этого ввел радиоактивный фосфор, не давало никакого излучения. Обычный «фоновый шум», то есть поток частиц приходящих из космического пространства. Он, правда, несколько превышал норму — то был год солнечных пятен. Но об этом я уже никому не сообщал: решил — хватит щелчков по носу. Давайте спать, поздно уже, и вы устали.
— Я полагаю, работать будем так, — предложил утром за чаем Зотов. — Сейчас отправимся в лес, там вы посмотрите на вершинников в природных условиях. Мы с вами поймаем несколько штук. Потом займемся препарированием, а завтра вы сможете начать готовить свою аппаратуру.
Ромадин нес за плечами легкий рюкзачок, в котором были лупа, нож, совок, морилка — банка с отравой и фильтровальной бумагой, свернутая простыня. В одной руке он держал — сам этому удивляясь — сачок; в другой маленькую лопату. Зотов подошел к большому, высокому дереву, взял у Ромадина простыню, разостлал на траве, сильно ударил по стволу палкой. Несколько насекомых, напоминавших по размерам и очертаниям майских жуков, упали на простыню. Они опускались очень медленно, с раскинутыми крыльями — похоже было, планировали. Ромадин начал колотить по дереву лопатой. Все больше и больше вершинников опускалось на простыню. Наконец, палка Зотова обломилась. Часть насекомых они ссыпали в морилку, часть — в большую банку и пошли обратно.
Зотов открыл комнату на втором этаже, посторонился, пропуская Ромадина, вошел следом. Когда Ромадин заглядывал в нее, ему показалось, что она вся пуста — только стеллажи вдоль стен и шкаф с препаратами и приборами. Теперь он сделал по комнате несколько шагов — чуть-чуть вбок от двери — и увидел аквариум — громадный, много больше обычного, со стенкой почти в рост человека. Стекла были чисты и прозрачны — поэтому в прошлый раз Ромадин думал, что комната пуста.
— Инсектарий? — спросил он удивленно. — Откуда?
— Да ведь лаборатория же, — сказал Зотов. — Вы, очевидно, никак не хотите примириться с тем, что я не лесник, а энтомолог, и здесь станция.
— А это что на полке?
— Счетчик космической радиации, — сказал сухо Зотов.
— Зачем он вам?
— От метеорологов остался. А вообще давайте работать.
На дне инсектария лежали куски трухлявых деревьев, листья, мох, папоротник. Зотов подошел к инсектарию с развязанным мешком, откинул марлевую крышку и опрокинул мешок.
Из него, расправив крылья, медленно вылетали насекомые. Они падали, но точно так же, как падает лепесток, гонимый ветром: то поднимется, то вновь опустится. Постепенно вершинники оказались на дне и замерли, спрятав крылья под хитиновый панцирь.
— С какой частотой должны работать крылья, чтоб обеспечить такое спокойное, можно даже сказать, вялое опускание?
— Думаю, что с очень большой. — Зотов подошел к шкафу, открыл его и стал класть на стол приборы и инструменты. — Во всяком случае, отдельных взмахов я не видел. Ну, да ладно, это вы установите, когда займетесь съемкой. Идите сюда.
Ромадин подошел к столу.
Быстрыми точными движениями Зотов рассек грудь насекомого. Игла в его руках ткнулась в маленькую, чуть заметную ниточку.
— Вот все мышцы, связанные с крыльями. Хотите, я вскрою пчелу и покажу, чем располагает она? Канат против этой ниточки.
— Не надо, я знаю, — пробормотал Ромадин.
Уже стемнело, когда работа была окончена. В баночках, выстроившихся вдоль стен, были заспиртованы щупальца, голова, дыхательные органы вершинников.
— Эту коллекцию вы возьмете с собой, — сказал Зотов. — С утра вы налаживаете аппаратуру, я еще раз отправлюсь в лес для сбора насекомых. Сколько времени вам потребуется на обработку пленки, проявление, закрепление? Мне очень хотелось бы посмотреть, что получится.