Маугли. Худ.: Никольский, Келейников (Диафильм)

– Мы сейчас охотимся, – небрежно сказал Балу, зная, что Каа нельзя торопить: он слишком грузен.
– А можно мне пойти с вами? – спросил Каа. – Одним ударом больше или меньше, для вас это ничего не значит, Багира и Балу, а я… мне приходится целыми днями стеречь на лесных тропинках или полночи лазить по деревьям, ожидая, не попадется ли молодая обезьяна. Пс-с-шоу! Лес нынче уже не тот, что был в моей молодости. Одно гнилье да сухие сучья!
– Может быть, это оттого, что ты стал слишком тяжел? – сказал Балу.
– Да, я довольно-таки велик… довольно велик, – ответил Каа не без гордости. – Но все-таки молодые деревья никуда не годятся. Прошлый раз на охоте я чуть-чуть не упал – чуть-чуть не упал! – нашумел, соскользнув с дерева, оттого что плохо зацепился хвостом. Этот шум разбудил Бандар-Логов, и они бранили меня самыми скверными словами.
– Безногий желтый земляной червяк! – шепнула Багира себе в усы, словно припоминая.
– Ссссс! Разве они так меня называют? – спросил Каа.
– Что-то в этом роде они кричали нам в прошлый раз. Но мы ведь никогда не обращаем на них внимания. Чего только они не говорят! Будто бы у тебя выпали все зубы и будто бы ты никогда не нападаешь на дичь крупнее козленка, потому будто бы (такие бесстыдные врали эти обезьяны!), что боишься козлиных рогов, – вкрадчиво продолжала Багира.
Змея, особенно хитрый старый удав вроде Каа, никогда не покажет, что она сердится, но Балу и Багира заметили, как вздуваются и перекатываются крупные мускулы под челюстью Каа.
– Бандар-Логи переменили место охоты, – сказал он спокойно. – Я грелся сегодня на солнце и слышал, как они вопили в вершинах деревьев.
– Мы… мы гонимся сейчас за Бандар-Логами, – сказал Балу и поперхнулся, потому что впервые на его памяти обитателю джунглей приходилось признаваться в том, что ему есть дело до обезьян.
– И, конечно, не какой-нибудь пустяк ведет двух таких охотников – вожаков у себя в джунглях – по следам Бандар-Логов, – учтиво ответил Каа, хотя его распирало от любопытства.
– Право, – начал Балу, – я всего-навсего старый и подчас неразумный учитель Закона у Сионийских Волчат, а Багира…
– …есть Багира, – сказала черная пантера и закрыла пасть, лязгнув зубами: она не признавала смирения. – Вот в чем беда, Каа: эти воры орехов и истребители пальмовых листьев украли у нас человечьего детеныша, о котором ты, может быть, слыхал.
– Я слышал что-то от Сахи (иглы придают ему нахальство) про детеныша, которого приняли в Волчью Стаю, но не поверил. Сахи слушает одним ухом, а потом перевирает все, что слышал.
– Нет, это правда. Такого детеныша еще не бывало на свете, – сказал Балу. – Самый лучший, самый умный и самый смелый человечий детеныш, мой ученик, который прославит имя Балу на все джунгли, от края и до края. А кроме того, я… мы… любим его, Каа.
– Тс! Тс! – отвечал Каа, ворочая головой направо и налево. – Я тоже знавал, что такое любовь. Я мог бы рассказать вам не одну историю…
– Это лучше потом, как-нибудь в ясную ночь, когда мы все будем сыты и сможем оценить рассказ по достоинству, – живо ответила Багира. – Наш детеныш теперь в руках у Бандар-Логов, а мы знаем, что из всего Народа Джунглей они боятся одного Каа.
– Они боятся одного меня! И недаром, – сказал Каа. – Болтуньи, глупые и хвастливые, хвастливые, глупые болтуньи – вот каковы эти обезьяны! Однако вашему детенышу нечего ждать от них добра. Они рвут орехи, а когда надоест, бросают их вниз. Целый день они носятся с веткой, будто обойтись без нее не могут, а потом ломают ее пополам. Вашему детенышу не позавидуешь. Кроме того, они называли меня… желтой рыбой, кажется?
– Червяком, червяком. Земляным червяком, – сказала Багира, – и еще разными кличками. Мне стыдно даже повторять.
– Надо их проучить, чтобы не забывались, когда говорят о своем господине! Ааа-ссп! Чтобы помнили получше! Так куда же они побежали с детенышем?
– Одни только джунгли знают. На запад, я думаю, – сказал Балу. – А ведь мы полагали, что тебе это известно, Каа.
– Мне? Откуда же? Я хватаю их, когда они попадаются мне на дороге, но не охочусь ни за обезьянами, ни за лягушками, ни за зеленой тиной в пруду. Хссс!
– Вверх, вверх! Вверх, вверх! Хилло! Илло! Илло, посмотри вверх, Балу из Сионийской Стаи!
Балу взглянул вверх, чтобы узнать, откуда слышится голос, и увидел коршуна Чиля, который плавно спускался вниз, и солнце светило на приподнятые края его крыльев. Чилю давно пора было спать, но он все кружил над джунглями, разыскивая медведя, и все не мог рассмотреть его сквозь густую листву.
– Что случилось? – спросил его Балу.
– Я видел Маугли у Бандар-Логов. Он просил передать это тебе. Я проследил за ними. Они понесли его за реку, в обезьяний город – в Холодные Берлоги. Быть может, они останутся там на ночь, быть может – на десять ночей, а быть может – на час. Я велел летучим мышам последить за ними ночью. Вот что мне было поручено. Доброй охоты всем вам внизу!
– Полного зоба и крепкого сна тебе, Чиль! – крикнула Багира. – Я не забуду тебя, когда выйду на добычу, и отложу целую голову тебе одному, о лучший из коршунов!
– Пустяки! Пустяки! Мальчик сказал Заветное Слово. Нельзя было не помочь ему! – И Чиль, сделав круг над лесом, полетел на ночлег.
– Он не забыл, что нужно сказать! – радовался Балу. – Подумать только: такой маленький, а вспомнил Заветное Слово Птиц, да еще когда обезьяны тащили его по деревьям!
– Оно было крепко вколочено в него, это слово! – сказала Багира. – Я тоже горжусь детенышем, но теперь нам надо спешить к Холодным Берлогам.
Все в джунглях знали, где находится это место, но редко кто бывал там, ибо Холодными Берлогами называли старый, заброшенный город, затерявшийся и похороненный в чаще леса; а звери не станут селиться там, где прежде жили люди. Разве дикий кабан поселится в таком месте, но не охотничье племя. Кроме того, обезьяны бывали там не чаще, чем во всяком другом месте, и ни один уважающий себя зверь не подходил близко к городу, разве только во время засухи, когда в полуразрушенных водоемах и бассейнах оставалась еще вода.
– Туда полночи пути полным ходом, – сказала Багира.
И Балу сразу приуныл.
– Я буду спешить изо всех сил, – сказал он с тревогой.
– Мы не можем тебя ждать. Следуй за нами, Балу. Нам надо спешить – мне и Каа.
– Хоть ты и на четырех лапах, а я от тебя не отстану, – коротко сказал Каа.
Балу порывался бежать за ними, но должен был сперва сесть и перевести дух, так что они оставили медведя догонять их, и Багира помчалась вперед быстрыми скачками. Каа молчал, но, как ни спешила Багира, огромный удав не отставал от нее. Когда они добрались до горной речки, Багира оказалась впереди, потому что перепрыгнула поток, а Каа переплыл его, держа голову и шею над водой. Но на ровной земле удав опять нагнал Багиру.
– Клянусь сломанным замком, освободившим меня, ты неплохой ходок! – сказала Багира, когда спустились сумерки.
– Я проголодался, – ответил Каа. – Кроме того, они называли меня пятнистой лягушкой.
– Червяком, земляным червяком, да еще желтым!
– Все равно. Давай двигаться дальше. – И Каа словно лился по земле, зорким глазом отыс-кивая самую краткую дорогу и двигаясь по ней.
Обезьяний Народ в Холодных Берлогах вовсе не думал о друзьях Маугли. Они притащили мальчика в заброшенный город и теперь были очень довольны собой. Маугли никогда еще не видел индийского города, и, хотя этот город лежал весь в развалинах, он показался мальчику великолепным и полным чудес. Один владетельный князь построил его давным-давно на невысоком холме. Еще видны были остатки мощенных камнем дорог, ведущих к разрушенным воротам, где последние обломки гнилого дерева еще висели на изъеденных ржавчиной петлях. Деревья вросли корнями в стены и высились над ними; зубцы на стенах рухнули и рассыпались в прах; ползучие растения выбились из бойниц и раскинулись по стенам башен висячими косматыми плетями.
Большой дворец без крыши стоял на вершине холма. Мрамор его фонтанов и дворов был весь покрыт трещинами и бурыми пятнами лишайников, сами плиты двора, где прежде стояли княжеские слоны, были приподняты и раздвинуты травами и молодыми деревьями. За дворцом были видны ряд за рядом дома без кровель и весь город, похожий на пустые соты, заполненные только тьмой; бесформенная каменная колода, которая была прежде идолом, валялась теперь на площади, где перекрещивались четыре дороги; только ямы и выбоины остались на углах улиц, где когда-то стояли колодцы да обветшалые купола храмов, по бокам которых проросли дикие смоковницы. Обезьяны называли это место своим городом и делали вид, будто презирают Народ Джунглей за то, что он живет в лесу. И все-таки они не знали, для чего построены все эти здания и как ими пользоваться. Они усаживались в кружок на помосте в княжеской зале совета, искали друг у дружки блох и играли в людей: вбегали в дома и опять выбегали из них, натаскивали куски штукатурки и всякого старья в угол и забывали, куда они все это спрятали; дрались и кричали, нападая друг на друга, потом разбегались играть по террасам княжеского сада, трясли там апельсиновые деревья и кусты роз для того только, чтобы посмотреть, как посыплются лепестки и плоды. Они обегали все переходы и темные коридоры во дворце и сотни небольших темных покоев, но не могли запомнить, что они уже видели, а чего еще не видали, и шатались везде поодиночке, попарно или кучками, хвастаясь друг перед другом, что ведут себя совсем как люди. Они пили из водоемов и мутили в них воду, потом дрались из-за воды, потом собирались толпой и бегали по всему городу, крича: