Второй шанс
Все оказалось точно так, как рассказывал майор. Естественно, кроме выматывающего душу подъема в гору и щели-шкуродера… Но теперь все неприятности были забыты, и Лазарев просто сидел на нагретом солнцем валуне, даже забыв скинуть с натруженных плеч лямки неподъемного рюкзака, и любовался расстилающимся перед ним пейзажем, достойным кисти художника… Да не современного мазилки, малюющего неизвестно что – абстракционизм с сюрреализмом пополам, а Саврасова, Шишкина, Левитана…
Вероятно, он просидел бы так до самого заката, выуживая из памяти фамилии известных ему живописцев, если бы совсем недалеко от берега не разошлись круги и не раздался характерный всплеск.
Рыба-а… И какая!..
Разом позабыв про красоты природы, Константин подскочил, будто ужаленный в мягкое место, и судорожно принялся развязывать чехол с удочками, потом отшвырнул его и схватился за спиннинг…
Рыба ударила блесну уже на втором забросе.
Не клюнула, не взяла, а именно ударила, резко выбив из руки шпенек катушки и больно пришибив при этом фалангу большого пальца. Костя едва успел перевести фиксатор тормоза, и тишина, нарушаемая до этого лишь плеском мелкой волны и шелестом листвы над головой, огласилась громким треском.
– Ого! – только и мог произнести рыболов, слегка подматывая и снова отпуская леску, чтобы утомить сильную и, судя по всему, крупную рыбину, гуляющую в глубине на конце упруго звенящей лески. – Ого!..
Прочное стеклопластиковое удилище гнулось почти пополам, и Костя тоскливо думал о том, что объемистый подсачек он так и не успел распаковать, а багорик, гипотетически предназначенный для извлечения из воды великанов-тайменей, вообще не взял с собой.
Длинный острый крюк с хищным каленым жалом и удобной рукояткой Лазарев изготовил собственноручно еще в те далекие романтические времена, когда надежды «взять» десятикилограммового (а может, и больше!) красавца еще не казались несбыточными. Время шло, добыча, достойная этого «секретного оружия», не попадалась, и Костя стал все чаще забывать багорик дома, пылиться в кладовке… Как бы он пригодился сейчас!
Наконец озерный великан начал уставать и пару раз, метрах в десяти от берега, даже почти показался на поверхности, мелькнув белесым пятном брюха под чуть сморщенной гладью воды.
«Таймень! – возбужденно стучало в голове рыболова, тоже изрядно уставшего парировать рывки рыбы. – В точности такой, которого я мечтал поднять… Интересно, сколько он весит?..»
В этот момент огромная, не менее метра в длину, рыбина медленно всплыла и разлеглась во всю длину. По ленивому движению жаберной крышки было видно, что таймень изможден. Он пошевеливал грудным плавником, будто говоря: «Надоел уже, человек! Давай, доделывай свою работу!..» Затаив дыхание, Лазарев осторожно повел едва-едва трепыхающегося на конце лески великана к берегу.
У самого уреза воды тот сделал попытку еще немного побороться, но Костя был начеку и, приподняв голову рыбины, вывел ее на гальку, после чего, отшвырнув удилище, рухнул плашмя на бешено забившуюся добычу, стараясь просунуть одеревеневшие пальцы в жабры и не обращая внимания на то, что штормовка пропитывается водой…
Человек в очередной раз доказал, кто по-настоящему является царем природы. Обессиленный, он лежал в трех метрах от уреза воды рядом с еще взбрыкивающим время от времени хвостом тайменем и наблюдал, как постепенно гаснут его яркие плавники и пестрые пятнышки вдоль спины…
«Действительно Парадиз… – лениво шевелились в мозгу мысли. – Рай земной…»
* * *Над едва различимой полоской леса на противоположной стороне озера висела полная луна, такая огромная, что не верилось, что она способна каким-то образом удержаться в небе. Где-то в кустах неуверенно пробовал голос ночной певец. Красные светлячки, отрываясь от языков пламени, возносились в темное ночное небо. В котелке весело булькала уха, а дух от нее шел такой, что, вероятно, все медведи в округе ворочались с боку на бок, ощущая голодное бурчание в желудке. Даже только что сытно поужинавшие. Даже убежденные вегетарианцы, если таковые среди медвежьего племени встречаются.
Комары, конечно, имели место, но их было настолько мало и отличались они такой деликатностью, что не стоило даже доставать из рюкзака ядреный репеллент, способный отравить не только насекомых, но и всю окружающую атмосферу заодно. А ради ароматов первозданной природы, так густо настоянных, что их можно было нарезать ломтями и намазывать на хлеб, стоило потерпеть редкие и совсем не болезненные укусы крылатых кровопийц.
Время от времени над головой проносились утиные стаи, возвращающиеся с кормежки, причем, если судить по мощному шороху крыльев, – не маленькие. «Рефлекса спаниеля», как было поначалу, у Лазарева они уже не вызывали. Он только примечал то место, где утки шли наиболее густо, рассчитывая будущим вечером засесть там с верной «ижевкой».
«Спасибо, Сергеич, спасибо… – в который раз благодарил про себя Костя щедрого майора, сделавшего прямо-таки царский подарок. – А я-то тебе не верил, дурак, думал преувеличиваешь…»
С Котельниковым, офицером одной из множества воинских частей, разбросанных по тайге на сотни километров вокруг Кедровогорска, инженер познакомился в местном госпитале, где избавлялся от неких обременительных включений, одно время взявших моду накапливаться в почках. Майор оказался в урологическом отделении по той же банальной причине и волей случая оказался Костиным соседом по палате.
Спросите: каким чертом гражданского до мозга костей инженера занесло в военно-лечебное учреждение? Элементарно.
Протекцию Лазареву (конечно же, бесплатно, побойтесь Бога) составил другой знакомый и соратник по охотничье-рыбацкому братству полковник Вахтеев, военврач и заведующий отделением в том же самом госпитале. Правда, несколько иного профиля – неврологического. Тьфу-тьфу-тьфу, его клиентом наш герой в ближайшее время становиться не собирался.
Лысоватый здоровяк сперва чурался гражданского соседа. Да и не слишком-то располагает к сердечному общению такая малоприятная хворь, как почечная колика. Тем более что камень у майора оказался каким-то заковыристым и покидать могучее тело не собирался ни в какую. Лишь после того, как наступило некоторое облегчение (не окончательное, правда, но в такие неаппетитные области позвольте автору не вторгаться), вояка снизошел до общения с уже выздоравливающим Константином, тем более что тот самоотверженно хлопотал вокруг страдальца, когда того гнуло и корежило от нестерпимой боли.
Совсем же сблизились собратья по несчастью после того, как Костина супруга, прорвавшаяся с боем сквозь тройной кордон медперсонала, контрабандой доставила мужу кое-что из «нережимных» харчей. Домашнего копчения ленок, тающий на языке, и стал тем краеугольным камнем, от которого взяло начало знакомство, переросшее впоследствии в крепкую мужскую дружбу.
Майор оказался завзятым рыболовом и еще более фанатичным охотником, и остаток тех дней, что они с Константином провели бок о бок, пронесся под аккомпанемент слов: «А вот еще был такой случай…»
Расставались мужчины друзьями, а уже через три недели Алексей Сергеевич выдернул инженера на такую рыбалку…
Лазарев улыбнулся, вспомнив, как они с майором и еще двумя офицерами словно тринадцатилетние мальчишки прыгали с удочками в руках по обкатанным водой скользким голышам мелкого притока Тарикея километрах в трехстах от города. Попасть в те места гражданскому было просто немыслимо, к тому же дорога лежала через местность, абсолютно непроходимую для всех видов наземного транспорта (включая самодельный вездеход Костиного друга Пашки – надежный, но ужасно тихоходный), а из-за мелководности речных перекатов – и большинства водного. Но для «воздушного Бога», как небезосновательно называл себя вертолетчик Котельников, преград вообще не существовало…
А какие там были хариусы… Впрочем, уха, кажется, готова.
2
Второй день уже Константин огибал озеро, и виной тому была вовсе не труднопроходимость маршрута, хотя всякого рода лесных завалов, глубоких ручьев и каменистых осыпей на пути попадалось немало. На первый взгляд невеликое озеро имело гораздо большие размеры, чем казалось с берега и даже со скальной кручи. Дело в том, что оно имело форму неправильного овала или капли со скругленным хвостом, причем путешественника угораздило попасть в расширяющуюся его часть.