Через огонь

-- Будь у меня хотя бы казенная винтовка, -- с досадой проговорил Сакат Сингх, косясь на перевязанный проволокой ствол лесникова ружья. 
-- Поспеши, -- сказала Атхира, и Сакат Сингх поспешил; но Атхира уже не спешила. Тогда он поджег костер со всех четырех углов и влез на него, перезаряжая ружье. 
Язычки пламени стали пробиваться между толстыми бревнами, поднимаясь над хворостом. 
-- Правительству не худо бы обучить нас спускать курок ногой, -- мрачно проворчал Сакат Сингх, обращаясь к луне. 
То было последнее суждение сипая Саката Сингха. 
Рано утром Маду пришел на огнище, вскрикнул от ужаса и побежал ловить полицейского, объезжавшего округ. 
-- Этот низкорожденный сгубил дрова для угля, а стоили они целых четыре рупии, -- задыхался Маду. -- Кроме того, он убил мою жену и оставил письмо, которое я не могу прочесть; оно привязано к сучку на сосне. 
Прямым писарским почерком, усвоенным в полковой школе, сипай Сакат Сингх написал: 
"Если что от нас останется, сожгите нас вместе, ибо мы совершили надлежащие молитвы. Кроме того, мы прокляли Маду и Малака, брата Атхиры, -оба они злые люди. Передайте мое почтение полковнику сахиб-бахадуру". 
Полицейский долго и пытливо смотрел на брачное ложе из красного и белого пепла, на котором, тускло чернея, лежал ствол лесникова ружья. Он рассеянно ткнул каблуком со шпорой полуобугленное бревно; с треском взлетели искры. 
-- Совершенно необычайные люди, -- проговорил полицейский. 
"Уиу... уиу... уию",--шептали язычки пламени. 
Полицейский включил в свое донесение одни лишь голые факты, так как пенджабское правительство не поощряет романтики. 
-- Так кто же уплатит мне эти четыре рупии? -- ныл Маду.