Опиум. За мгновения до... (СИ)
Мне до ужаса жаль бедную семью, а особенно мальчика, игравшего с шеей матери и пахнувшего нестиранными подгузниками. Моргаю часто-часто, чтобы скрыть накатившую слезу, поскольку всем своим существом чувствую, что мисс Любопытство вот-вот озадачит меня вопросом:
– В чём конфликт, Ева? Я вижу, что ты закончила.
– Конфликт в разумности принятого центральным персонажем решения, – отвечаю.
– Так-так, и что же ты думаешь на этот счёт?
– Я думаю, что разумность искажается той системой координат, в которую помещена.
Ей определённо нравится моя манера излагать свои мысли. Да, Стелла, я много читаю и дружу с языком, но не всегда с головой.
– Если рассуждать с позиции просто человека, мужа и отца, то Хуан определённо не прав. Но, с другой стороны, если каждый будет прогибаться под обстоятельства и требования более сильных, мир никогда не увидит справедливости и правды. Возможно, Хуан хотел привлечь своим поступком многих к проблеме бесправия простого человека, произвола тех, кто у власти. С этой позиции он поступил единственно возможно – пожертвовал своей семьёй во имя бедных и бесправных.
Класс погружён в такую кристальную тишину, что даже слышно, как у кого-то урчит в животе. И как демонстративно фыркнул в конце моей речи сосед по парте.
Стелла не могла не заметить его желания высказаться:
– Дамиен, закончил?
– Закончил.
– Ну и что же ты думаешь? Хуан – герой?
Дамиен кривится в усмешке:
– Как по мне, так он не просто дурак, а полный кретин.
Брови Стеллы взлетают:
– Объяснись!
– А что тут объяснять? Гражданский долг? Социальная справедливость? Это всё пыль, в сравнении с долгом мужчины. Мужчина создан для того, чтобы защищать своих детей и свою женщину. А этот недоумок сжёг пятимесячного сына и жену. Он не просто не мог достойно их прокормить и дать семье необходимый минимум, но и заплатил их жизнями за свои идеи. Я считаю, что за идею можно отдавать только свою жизнь, но никак не жизнь пятимесячного младенца, который не в состоянии принимать самостоятельные решения и полностью зависит от тех, кто его произвёл на свет. Это подло. И тупо. Элементарно тупо!
Мне кажется, его глаза вот-вот вылезут из орбит. Я знаю, как сильно Дамиен умеет ненавидеть, и сейчас его ненависть сфокусирована на несчастном Хуане – малообразованном кубинском крестьянине.
Лицо Рона впервые в жизни серьёзно, Стелла это замечает и спешит воспользоваться удачей:
– Рон, а ты что думаешь?
– Дамиен всё сказал – мне нечего добавить.
– Значит, дурак?
– Полный, – сказал, будто выплюнул.
– Остальные? – обращается к замершему в раздумьях классу.
Все в один голос выносят вердикт «Дурак», хотя больше половины присутствующих не обременили себя чтением трёх страниц.
– Выходит, только Ева считает Хуана героем?
Дамиен нервно хмыкает.
Я бы хотела сейчас заметить, что не высказывала чёткой позиции, а лишь обозначила аргументы каждой системы координат, но мне до чёртиков нравится быть против всех: наверное, моя странноватая сущность питается чужими отрицательными эмоциями. И да, я всё так же, как и раньше, каждый день надеваю платья. Мне уже холодно в них, но я упорно мозолю глаза публике своей нетривиальностью и получаю от этого просто невыразимое удовольствие!
Ехидно улыбаюсь:
– Да, именно так!
Дамиен с грохотом роняет свою увесистую ручку на пол. Рон шумно выдыхает, и я слышу отчётливое «сучка», эхом прокатившееся по классу.
Глава 8. О слабостях
Niia – BODY
Противостояние с братом приняло новые неожиданные формы: теперь мы воюем по-взрослому – демонстративным игнором и молчанием.
В первые дни после приезда наши равнодушные друг к другу тела всё так же вынужденно пересекаются в общей кухне-столовой по утрам, но спустя неделю Дамиен полностью исчезает из моего поля зрения.
– А что, Дамиен здесь больше не живёт? – спрашиваю у Дэвида.
– Живёт, он просто много работает, – отвечает мать.
– Или хочет окончательно вывести меня из себя! – честность просачивается сквозь стиснутые зубы отца моего сводного братца.
Я невольно улыбаюсь и даже чуточку уважаю Дэвида в это утро. Люблю честных людей, искренних.
– И где же он так усердно работает? – интересуюсь у матери.
– По будням – в гараже при автомастерской, в выходные – бармен в Виктории.
– В Виктории? На острове что ли?
Виктория – столица Британской Колумбии, город, расположенный на острове. Плыть туда нужно на пароме, и вместе с Ванкуверскими пробками весь путь занял бы 2-3 часа!
– Это бар такой в Даунтауне, стилизованный под Викторию. Красиво там, интересно. На стенах старинные фото и современные…
– Обычный кабак, только для мажоров, – вставляет Дэвид, нервно поправляя очки.
– Ты несправедлив к нему! Ты опять несправедлив, Дэвид! Мальчик старается, работает, идёт к своей цели, а ты снова недоволен!
– К какой цели? – интересуюсь.
Искренне. Не думала, что у Нарциссов бывают цели.
– Дамиен мечтает открыть свой ресторан! Представляешь, какой молодец! Летом хочет поехать в Италию в гастрономический тур, обещал привезти рецепт самого вкусного в мире мороженого, – сообщает мать не без гордости.
– Кому обещал?
Неужели они стали настолько близки?
– Мелании, своей девушке. Тебе нужно обязательно с ней познакомиться, Ева! Потрясающая личность, такая красивая – глаз не оторвать. А танцует как! А поёт! И учится хорошо, – последнее с упрёком.
Ну да, я не гений в науке. Но танцую. Четыре года отучилась в школе современных танцев.
Далее следует то, что удивит меня:
– Ева танцует намного лучше, талантливее. Мелания всего лишь повторяет заученные движения, в её танцах нет души, как и в пении, – сообщает Дэвид, переворачивая страницу в своей газете.
– Пфф… – нервно выдыхает мать.
– Ты даже не в курсе, что твоя дочь танцует, не так ли? – он поднимает глаза на мать.
И она подвисает, мечась взглядом между мной и Дэвидом.
– Почему ты никогда мне об этом не говорила? – тут же находит виноватого в своём безразличии.
– Ты не спрашивала, – отвечаю.
Мать поджимает губы и отворачивается, Дэвид нервно ёрзает в своём кресле, скрещивая ноги и покашливая. Явно сожалеет, что упрекнул мать при мне. Догадываюсь, что между ними есть некоторые разногласия по поводу нас с Дамиеном.
– Просто я очень, очень сильно злилась на тебя, Ева. Столько времени прошло… а я до сих пор не понимаю, как ты могла ТАКОЕ сотворить! Доктор сказал, что если бы удар пришёлся на несколько миллиметров левее, Дамиен бы умер! – выдыхает.
– Ну хватит! Он тоже не был невинным ягнёнком. Они оба виноваты в том, что произошло! – газета летит в сторону. – Мы же решили сфокусироваться на том, чтобы сплотить семью, к чему теперь все эти обвинения?
– Да, ты прав, конечно, Дэйв. Ты прав.
Мать смотрит на меня глазами, полными слёз:
– Не будем вспоминать, что было, сосредоточимся на том, что будет! – выдавливает улыбку.
Load up on guns – nbspl
Вечером закрываюсь в своей комнате, пытаясь заняться математикой. Мне срочно нужно улучшить свои отметки, если хочу вырваться из проклятого «семейного» дома и уехать в колледж. Любой. Мне всё равно, по большому счёту, где учиться, и что изучать, главное – поскорее отсюда убраться.
Внезапно слышу негромкий стук в дверь и вопрос:
– Можно войти?
– Входи, – разрешаю, пару мгновений спустя.
Дамиен словно впервые в жизни неспешно обводит глазами синие стены своей бывшей комнаты, сосредоточенно рассматривая более яркие пятна, оставшиеся после того, как кто-то, или же он сам, снял висевшие когда-то плакаты популярных рок-групп и постеров на тему «Звёздных войн». У меня складывается впечатление, что он оттягивает как можно дольше неизбежное – столкновение с моим взглядом. Наконец, это происходит:
– Освоилась? – спрашивает, скорее для проформы, нежели действительно желая узнать, как обстоят мои дела.