В небе Украины

— Караман, подавить зенитки!
Василий Караман выводит свое звено вперед. Недрогнувшей рукой он направляет самолет к берегу, откуда поблескивают стволы зенитной артиллерии.
Сама по себе задача вступить в поединок с зенитками для Карамана под силу, но вот с ходу обнаружить расположение батарей не так просто. Да и беспокоила молодежь — Пичугин, Мацнев. Не дрогнут ли они?
Вызвать на себя максимум огня — мелькнуло у него в голове. Стоило только Караману обозначить саму атаку, как зенитчики незамедлительно «клюнули». Замелькали вспышки слева и справа. Большинство батарей вскрыто. Теперь лишь дело техники.
Зачем, размышлял Караман, растягивать самолеты в глубину, лучше перестроить их в правый пеленг. И четверка заняла нужный боевой порядок.
Караман без промедления посылает один за другим четыре «эрэса». Но у него нет уверенности в том, что батарея накрыта, — слишком велико еще расстояние. Чтобы подавить надежно, надо было сбросить бомбы.
Тем временем интенсивность стрельбы зенитных батарей нарастала. Фашисты спешили поставить заградительный огонь, понимая, как важно сбить с курса штурмовиков, заставить их отказаться от выполнения боевой задачи.
Последние два-три километра. Какими они показались длинными! Комэск видел, как огненно-черные шапки взрывов временами вплотную обступали четверку Карамана. И тогда казалось, что ему не вырваться из этого кромешного ада. Ведя огонь из пушек и пулеметов, Караман не кланялся зенитным взрывам, не отворачивал влево или вправо. Он шел по кратчайшему пути, заранее определив места, по которым должен отбомбиться.
Внизу волновалось море. Как островок в белом безмолвии, едва просматривается порт. Ветер порывистый, сильный. Нужен постоянный контроль за курсом.
И вот настал нужный момент. Караман, не мешкая ни секунды, открывает огонь из пушек и пулеметов. Он уже определил места расположения вражеских батарей. Поливая их пулеметно-пушечным огнем, четверка Карамана сбрасывает бомбы. Заклубилась земля от взрывов, потянулись дым и гарь от взорвавшихся «соток».
Караман энергично вводит самолет в вираж, стараясь как можно быстрее развернуться на сто восемьдесят градусов.
Он хорошо знает всесокрушающую силу штурмовиков. Враг не выдержит длительного поединка, прислуга укроется в щелях, забьется под лафеты орудий: тем самым будет обеспечен успех ударной группе, которая уже на подходе.
В действиях группы обеспечения стремительность, ошеломившая врага. От того и поредели разрывы снарядов в воздухе.
Кажется, все идет хорошо. Атака была короткой, но надежной, зенитная артиллерия подавлена.
Неожиданно в воздухе брызнули всплески огня, появились черные шапки разрывов. Батарея среднего калибра! Но странно — эта угроза мало подействовала на Карамана, Он не свернул в сторону, словно нарочно вызывал на себя огонь. Конечно, разумнее было бы сманеврировать и сбить с толку фашистских зенитчиков. Но то ли уверовал Караман, что ничего не случится, то ли не хотел свернуть, чтобы не подумали, что он струсил, но так или иначе что-то сковало его действия.
Внезапно в воздухе произошел взрыв, В глаза ударил яркий ослепительный свет, и самолет ведущего заполыхал всепожирающим ярким пламенем. На какое-то время блеснул в воздухе отделившийся от мотора трехлопастный винт и начал описывать круг за кругом, устремившись вниз, словно посылая своеобразный прощальный салют командиру и воздушному стрелку.
Хитали, не терявший самообладания в самых сложных ситуациях, был потрясен гибелью Карамана. Он готов был пойти на самый безрассудный шаг, лишь бы спасти его. Ни разу за все годы войны он не испытывал такого страшного потрясения, как в этом вылете. Но проходит какое-то время и, сумев подавить мимолетную слабость, он снова готов обрушить всю мощь огня на головы фашистов.
В самые трудные минуты, требующие величайшей собранности, в летчике раскрываются все дарования ведущего: железная решимость, быстрый, живой ум, неукротимая геройская отвага. И не только владеет летчиком мысль о возмездии. Он взвешивает в уме, как прорваться сквозь огненное кольцо зениток, чтобы сполна отомстить за кровь верного, товарища и друга. Неосторожный, он становится осторожнее, хитрее, старается приложить все свои незаурядные способности, чтобы с первого захода, с первой атаки накрыть корабли противника.
Замысел атаки комэск продумал до мелочей, он предусмотрел даже неудачу: в случае промаха будет второй заход, а если понадобится — и третий.
То, что Хитали решил атаковать с бреющего, на первый взгляд, могло показаться опасным. Малая высота не обеспечивала безопасность сбрасывания стокилограммовых бомб. Избрав этот способ атаки, Захар рассчитывал на полную внезапность, одновременно он предусматривал за короткий промежуток времени набрать сотню метров, чтобы с этой высоты сбросить бомбы.
Штурмовики только что рассредоточились по фронту и еще не начали атаку, как вражеские зенитки открыли ураганный огонь. Несколько очередей «эрликонов» прошли совсем рядом. Хитали, ни на метр не поднимаясь, продолжает полет к цели, внимательно смотря вперед.
Море оживилось. Появились шаланды, катера. Один из катеров успел открыть по пролетающим самолетам пулеметный огонь. Светящиеся трассы пронеслись так близко от кабины, что Хитали вынужден был чуть отвернуть машину в сторону.
Вскоре в серой мгле появилось и стало расширяться густое черное облако, резко отличающееся по цвету от остальных.
Конвой! Хитали увидел баржу. Десантно-артиллерийская! Вот-вот она могла ощетиниться мерцающими трассами пуль и снарядов, ослепительными лучами прожекторов.
После беглого обзора выходящего из порта каравана комэск понял, что подойти к транспорту совсем непросто.
Надо топить, пока не опомнились! Но откуда атаковать? Как? Только на бреющем. Риск, конечно. Но иного выхода нет.
Было ясно, что этот тяжелый, тщательно охраняемый транспорт намеревался уйти в Германию.
Белесые гребешки волн скрадывали расстояние до транспорта. Однако глаз ведущего разглядел дымы и смутные силуэты кораблей.
— В воздухе спокойно! — доложил командир группы истребителей прикрытия. Голос звучал совсем близко, но слова долетали откуда-то издалека, и Захар не сразу понял их смысл.
Воздух его меньше всего тревожил. Внимание было направлено на подготовку к атаке. Удастся ли накрыть конвой?
В ушах стоял неистовый гул, точно перезвон колоколов. Это не от натужного рева мотора, а от волнения. Но вскоре смятение сменилось четкостью мышления, беспокойство уступило место привычному движению рук. Надо закрыть бронещиток масляного радиатора, задвинуть обе бронещечки кабины, чтобы не проскочила шальная пуля, предупредить воздушного стрелка, чтобы проследил за бомбами.
Из всех, кто шел с ним в одном боевом строю, только один человек, казалось ему, догадывался о том, каково у него на душе. Это был воздушный стрелок Яковенко. Захар постоянно чувствовал его, хотя тот пока не напоминал о себе.
Борта сторожевых кораблей и транспортов заискрились клокочущими огоньками. Хмурое небо озарилось яркими вспышками разрывов, а со стороны порта мелькнул ослепляющий луч прожектора.
У Хитали защемило сердце: по лучу будут бить батареи, значит, надо менять курс.
— Приготовиться к атаке! — передал он по радио. Доворачивая группу вправо, Захар увеличивает скорость, не поднимаясь. Он понимал, как важно первому открыть огонь. Тогда враг потеряет преимущество, и не так-то будет легко зенитчикам на малой высоте «взять» его «на мушку».
Когда из-под плоскостей промелькнули две пары реактивных снарядов, Хитали подождал несколько секунд, пока не убедился, что они попали в цель, а затем ударил из пушек и пулеметов по баку транспорта, где артиллерийская прислуга пыталась развернуть пушки и открыть стрельбу. Захар видел, как летели «РС» с соседних самолетов. Взаимовыручка — обычное явление, но она нужна была сейчас, как воздух, которым дышишь.
Через какое-то время Хитали увидел прижавшийся к береговой черте караван кораблей. Впереди всех разрезал серые воды залива большой тральщик. В кильватер ему следовал тяжелогруженый транспорт. С кормы и бортов он охранялся сторожевыми кораблями. Вот он уже в нескольких десятках метров.