Обман (СИ)

Пожалуйста, высшие силы, сделайте его на минутку слепым и дезориентированным. Ну что вам стоит?
— Вера, а ваша с Мариком…
Я не слышу, что там наше с Мариком интересует его маму, потому что Мужчина Мечты все-таки поднимает голову и его бездонные карие глаза смотрят прямо на меня.
Мир, как в кино, перестает существовать.
Он теряет краски, становится черно-белым, потому что тот человек передо мной — он слишком яркий, слишком… идеальный. Такой… высокий, широкоплечий, с идеальной, но чуть растрепанной укладкой. Он даже удивление изображает с каким-то королевским шармом. Глядя на него, я готова стать рыцарем и перебить армию драконов, лишь бы растопить этот айсберг.
— Вера? — Егор подходит к нам и здоровается с мамой так, будто он не просто один из гостей, а чуть ли не друг семьи. — Что ты здесь делаешь?
Я открываю — и закрываю рот. У меня язык не повернется сказать своей мечте, что я тут «с женихом». Потому что единственный мужчина, за которого я когда-либо согласилась бы выйти замуж — прямо передо мной.
Ладно, вселенная, ты не захотела повернуть этот ледокол в другую сторону, но, может быть, придумаешь, куда деть мамочку?
Вселенная явно сегодня в ударе, потому что вместо того, чтобы избавить меня от одних посторонних ушей, она добавляет еще одни. Те, что растут из головы Червинского. И когда его клешня падает мне на талию, а Егор моментально ловит взглядом этот жест, я мечтаю только об одном — устроить Бабнику локальный апокалипсис.
— Привет, Егор, — здороваюсь я, пытаясь одновременно и поправить платье, и избавиться от крабьей клешни. Но Марик словно решил врасти в меня намертво: наверное, мне удастся избавиться от его руки только радикальным хирургическим путем, но я не видела, чтобы официанты разносили медицинские пилы, так что придется как-то выкручиваться.
Это самый поганый день в моей жизни, потому что я миллион раз представляла себе нашу встречу и даже в самых плохих вариантах все было куда оптимистичнее, чем сейчас. Как я могу сказать Мужчине своей мечты, что я здесь в качестве невесты брата именинницы?
Это все равно, что своими руками уложить в гроб надежду на то, что мы снова будем вместе.
— Вера… — пытается что-то сказать мама Марика, но переключает внимание на кого-то из гостей. Видимо, важного, раз она быстро, извинившись, исчезает, оставив нас втроем.
Спасибо, дорогая Вселенная! Ты помнишь, что я была хорошей девочкой!
— Егор, все совсем не так! — начинаю быстро тараторить я, практически по пальцу разжимая хватку Червинского. — Я просто… оказываю услугу старому знакомому.
Егор вскидывает одну бровь и Марик, заглядывая мне в лицо, делает ровно то же самое.
Да, я только сейчас понимаю, как многозначительно звучат мои слова, но это же Егор — он знает, что я… что для меня…
— Красивое платье, Вера, — спокойно говорит Егор, словно моих слов и не было. Как будто мой монашеский наряд заслуживает комплимента больше, чем я.
Но это же Егор: он всегда был таким сдержанным, таким жадным до простых ласковых слов, даже когда мы решили встречаться несмотря на неодобрение его родителей. Он редко говорил комплименты, и обычно хвалил либо мой ум, либо жажду выстроить карьеру размером с Эверест, но почти никогда не отзывался о моих глазах или фигуре. Я уже молчу о том, что слова вроде «Вера мне хорошо с тобой» прозвучали только раз — в день, когда мы решили встречаться.
Но несмотря на все это, он оставался и до сих пор остается самым Идеальным мужчиной из всех, когда-либо встреченных мною. Настоящий безупречный мистер Дарси.
— Спасибо, — благодарю я, наконец, отодвигаясь от Марика на полметра.
Червинский продолжает смотреть на меня тем же «что_вообще_происходит» взглядом.
Если бы у меня в клатче был черный мешок, я бы обязательно одела ему на голову, потому что это просто невыносимо: изображать не парочку, когда все выглядит так, словно мы парочка!
— Развлекайтесь, — улыбается Егор, демонстративно используя в подтексте слово «мы».
Он никогда не ошибается в словах, всегда знает, что говорит и осознание этого действует кислотным дождем на корни моего только что проклюнувшегося ростка надежды. — Был рад тебя увидеть Вера.
Как одна из тех мямлей, которые тушуются перед мужчинами, я блею что-то невразумительное в ответ, но Егор за считанные секунды теряется среди гостей и вряд ли его вообще интересовало, что там бормочет напоследок его бывшая девушка.
— У кого-то отыскалась Ахиллесова пята? — язвит Марик, и я — клянусь! — мечу в него взглядом молнии. Не просто же так он отшатывается и его «ироничная бровь» возвращается в нормальное положение. — Молька, ты забыла, что вообще-то моя невеста?!
— Я ничего не забыла, зато ты прекрасно вжился в роль, Червинский!
— Ты о чем? — не понимает он.
— О том, что если еще хоть раз будешь меня лапать, я… я…
От огорчения из-за Егора ушла в анабиоз даже моя вездесущая болтливость. Я же никогда не теряла слова и могла нокаутировать любого зарвавшегося мужика парой прицельных фраз.
— Ты — моя невеста, Молька, — ухмыляется Червинский, берет у проходящего мимо официанта бокал с виски, и сразу делает внушительный глоток. — И это нормально: хотеть обнимать женщину, на которой собрался жениться. Особенно, когда она надавливает на мои эрогенные зоны, называя «пупсиком».
— Скажи спасибо, что не козликом, — огрызаюсь я, но настроение безнадежно испорчено.
Нужно взять себя в руки и доиграть этот спектакль до конца. Марик мне еще пригодится для очередных смотрин с семьей, поэтому лучше не испытывать судьбу и не дать повода сказать мне «нет». — Как променад с рыбой-иглой?
Марик как раз делал второй глоток и ему явно пошло не в то горло, потому что он резко выкатывает глаза и начинает громко кашлять. А голос Риты за моей спиной, похожий на скрип ржавых дверных петель, говорит:
— Рыба-игла знает, что все ваши «отношения» — чушь и сказка, чтобы замылить глаза родителям Марика. Я, милочка, тоже читаю женские романы и смотрю мелодрамы.
Надо все же сказать ей спасибо, потому что злость возвращает ясность моей голове и через мгновение я уже во всеоружии, готова гарпунить даже эту несъедобную дрянь.
Можно же ее засушить и подарить Наташе на дачу, чтобы отпугивала скворцов от вишен в фруктовом саду.
— Обычно я предпочитаю смотреть блокбастеры про супергероев, а читать интеллектуальную прозу, но я рада, что твои желания совпадают с твоими умственными способностями.
Рита поджимает губы и становится похожей на тряпичную куклу, которой забыли прорезать рот. А я беру Марика под руку и тащу к выходу.
  
Глава десятая: Марик
 
Есть такой сорт людей, которых я просто физически не могу выносить: в их обществе у меня появляется желание глумиться над ними в самой жесткой форме. Примерно так, как это делает Верочка, упражняясь со мной в острословии. Или, точнее будет сказать, оттачивая на мне свои выдающиеся навыки.
Черт, мне нравится ее острый язык!
А моим рукам, как ни странно, понравилось прощупывать ее под одеждой. И даже сейчас, пока Молька с энтузиазмом волочит меня к выходу, изображая удачливого неандертальца, парень в моих штанах с пол-оборота напрягается, стоит подумать о том, что ловкие пальцы точно так же могли бы дрочить меня, вместо того, чтобы «залюбить» рукав пиджака. Дважды за час у меня встает — это хороший знак! Но встает на адскую козочку — и от этой мысли сразу появляется зуд в заднице.
Поэтому я быстро возвращаюсь к началу мысли. О чем я там думал, пока не захотел трахнуть Мольку?
Перед глазами, как живой, встает тот хлыщ с лицом, похожим на туалетного утенка.
Уверен, если бы мужик постарался, то без проблем точно так же изогнул бы шею. Кто он вообще такой? Откуда взялся среди Леркиных гостей? Не помню, чтобы моя сестра водила дружбу с такими типами, обычно она сама не прочь их постебать.
Но все это фигня, потому что единственное, что имеет значение — лицо Мольки, когда она смотрела на Туалетного утенка.