Я здесь не для того, чтобы говорить речи
Габриэль Гарсиа Маркес
Я здесь не для того, чтобы говорить речи
Академия долга
Сипакира, Колумбия, 17 ноября 1944 г.
Обычно на всех подобных собраниях общественности выбирают или назначают человека, которому предстоит произнести речь. Этот человек находит наиболее подходящую тему и развивает ее перед присутствующими. Но я сюда пришел не произносить речь. Я мог бы выбрать для сегодняшнего собрания благородную и возвышенную тему дружбы. Но что я сумел бы сказать вам нового об этом? Я мог бы исписать множество страниц разными историями и мнениями, но в конце концов это не привело бы меня к тому, что я хочу сказать. Пусть каждый из вас проанализирует свои собственные, личные чувства, обдумает одну за другой причины, по которым вы ощущаете это ни с чем не сравнимое влечение к человеку, с которым вас связывает самая тесная дружба, и тогда вы сможете понять смысл этого собрания.
Вся цепь ежедневных событий, объединившая нас всех неразрывными узами с группой молодых людей, начинающих свой самостоятельный путь в жизни, и есть не что иное, как дружба. И это то, что я хотел вам сегодня сказать. Но повторяю, я пришел не для того, чтобы произносить речь; я всего лишь хочу назначить вас судьями справедливости на этом процессе, чтобы затем пригласить на печальное и в то же время знаменательное событие — прощание со студенчеством сего замечательного учебного заведения.
Здесь с нами готовы к отбытию Энри Санчес, симпатичный д’Артаньян атлетики, с тремя мушкетерами Хорхе Фахардо, Аугусто Лондоньо и Эрнандо Родригесом. С нами Рафаэль Куэнка и Николас Рейес, его тень. Здесь с нами Рикардо Гонсалес, великий рыцарь пробирки для опытов, и Альфредо Гарсиа Ромеро, объявленный опасным типом в области всех дискуссий: они вместе, и их жизнь уже стала образцом истинной дружбы. С нами Хулио Вильяфанье и Родриго Рестрепо, члены нашего парламента и наши журналисты. Здесь Мигель Анхель Лосано и Гильермо Рубио, апостолы точности. С нами Умберто Хаймес и Мануэль Аренас, Самуэль Уэртас и Эрнесто Мартинес, посланники просвещения и доброй воли. Здесь Альваро Нивия со своим умным юмором. С нами Хайме Фонсека, Эктор Куэльяр и Альфредо Агирре, три не похожих друг на друга личности и один истинный идеал: победа. Здесь Карлос Агирре и Карлос Альварадо, их объединяет имя и желание стать гордостью родины. С нами Альваро Бакеро, Рамиро Карденас и Хайме Монтойя, неразлучные друзья книг. И наконец, здесь Хулио Сесар Моралес и Гильермо Санчес, словно два живых столпа, на чьих плечах лежит ответственность за мои слова, когда я говорю, что всей этой группе юношей-выпускников предназначено надолго остаться на лучших дагеротипах Колумбии.
Сейчас, когда вы услышали о качествах каждого из них, я хочу вынести вердикт, который вы как судьи справедливости должны принять: от имени Национального лицея и всего общества я объявляю эту группу молодых людей, говоря словами Цицерона, действительными членами академии долга и гражданами разума.
Достопочтенная аудитория, процесс завершен.
Как я начал писать
Каракас, Венесуэла, 3 мая 1970 г.
Прежде всего я хотел бы попросить прощения за то, что выступаю сидя, ведь если я встану, то рискую упасть от страха. Это правда. Я всегда думал, что пять последних, самых ужасных минут в жизни я проведу в самолете в обществе двадцати — тридцати человек, а не перед двумястами друзьями, как здесь. К счастью, то, что здесь сейчас происходит, позволяет мне начать говорить о моей литературе — я ведь порой грешным делом думал, что стал писателем так же, как поднялся на эту трибуну: поневоле. Признаюсь, я сделал все возможное, чтобы не прийти на это собрание: пытался заболеть, схватить воспаление легких, пошел к парикмахеру в надежде, что он отрежет мне голову… И наконец, я додумался прийти сюда без пиджака и без галстука в надежде, что меня не пустят на столь официальное заседание. Но я не учел, что нахожусь в Венесуэле, где всюду можно появиться просто в рубашке. И вот результат: я здесь, но не знаю, с чего начать. Впрочем, я могу рассказать вам, как я начал писать.
Мне никогда и в голову не приходило, что я мог бы стать писателем, но в мои студенческие годы Эдуардо Саламеа Борда, редактор литературного приложения газеты «Эль Эспектадор» в Боготе, опубликовал заметку, где говорилось, что новые поколения писателей ничего не могут предложить, что не видно нового рассказчика или романиста. В заключение он утверждал, что его упрекают за то, что он печатает в своей газете лишь известные работы именитых писателей, но совсем обходит молодых, на что отвечал, что просто нет хорошо пишущих молодых людей.
Тогда меня охватило чувство солидарности с ровесниками, и я решил написать рассказ только лишь для того, чтобы заткнуть рот Эдуардо Саламеа Борда, который был моим хорошим другом или по крайней мере с тех пор стал моим другом. Я сел, написал рассказ и отправил его в «Эль Эспектадор». Второй раз меня охватил страх в следующее воскресенье, когда я случайно открыл газету и увидел свой рассказ на целую полосу, а рядом заметку, в которой Эдуардо Саламеа Борда признавал свою ошибку, потому что «этот рассказ возвестил о появлении гения в колумбийской литературе».
На этот раз я действительно плохо себя почувствовал и подумал: в какую же неприятную историю я вляпался! Что мне теперь делать, чтобы не подвести Эдуардо Саламеа Борда? Продолжать писать, ответил я себе.
У меня всегда была проблема с темами: я был вынужден искать историю, чтобы рассказать ее. И это позволяет мне открыть вам кое-что, в чем я убедился лишь теперь, когда опубликовал уже пять книг: ремесло писателя, пожалуй, единственное, которое становится все более сложным по мере того, как им овладеваешь. Легкость, с которой я однажды вечером уселся писать тот первый рассказ, нельзя сравнить с тем, сколько трудов мне стоит сейчас написать всего лишь одну страницу. Что касается моего метода работы, то он вполне соответствует тому, о чем я сейчас говорю. Я никогда не знаю, ни сколько я напишу, ни о чем напишу. Я жду, пока мне что-то не придет в голову, и когда ко мне приходит идея, которую я сочту достойной бумаги, я начинаю прокручивать ее в голове, чтобы она созрела. Когда это заканчивается (а иногда проходит много лет, как в случае с книгой «Сто лет одиночества», которую я обдумывал девятнадцать лет), я повторяю: вот я и обдумал идею, я сажусь записывать ее — тут-то и начинается самая трудная и скучная часть работы. Потому что наиболее упоительный момент — это когда история только зарождается в тебе, ты придаешь ей форму, изменяя ее неоднократно, так что когда ты садишься писать, она уже не очень-то интересует, по крайней мере меня.
Я расскажу вам, например, об идее, которая вертится у меня в голове много лет, и я подозреваю, что она уже почти нашла свою форму. Я расскажу о ней сейчас, потому что наверняка, когда я начну об этом писать, то не знаю, в какой момент вы обнаружите, что она стала совершенно другой, и в какой момент увидите, в какую сторону она эволюционировала. Представьте небольшой городок, где живет старая сеньора с двумя детьми: сыном 17 лет и дочерью 14 лет. Она подает детям завтрак, и они замечают, что у нее очень озабоченное выражение лица. Дети спрашивают ее, что случилось, и она отвечает: «Не знаю, но я проснулась с мыслью, что с нашим городком произойдет что-то страшное».
Они смеются над ней, говорят, это старушечьи предчувствия, бывает такое. Сын уходит играть на бильярде, и в тот момент, когда он собирается сделать простейший карамболь, противник говорит ему: «Спорим на один песо, что ты попадешь». Все смеются, и он смеется, делает карамболь и не попадает. Противник платит один песо и спрашивает у него: «Но что произошло, ведь это же такой простой карамболь?» Он говорит: «Верно, но я был очень озабочен одной вещью, которую мне сказала моя мама этим утром: с нашим городком произойдет что-то страшное». Все смеются над ним, а он возвращается с выигранным песо домой, где его ждут мама и то ли двоюродная сестра, то ли внучка, то ли еще какая-то родственница. Он счастлив, что выиграл песо, и говорит: «Я запросто выиграл этот песо у Дамасо, потому что он глупец». «А почему он глупец?» «Потому что я не смог сделать простейший карамболь, — отвечает он, — будучи озабоченным тем, что моя мама сегодня проснулась с мыслью, что с нашим городком произойдет что-то страшное».