Я здесь не для того, чтобы говорить речи
Читатели «Ста лет одиночества» сегодня являются сообществом, которое, собравшись вместе, сравнялось бы численностью с одной из двадцати самых населенных стран мира. Речь идет не о самодовольном утверждении. Напротив. Я всего лишь хочу показать, что есть огромное количество людей, продемонстрировавших своей привычкой к чтению, что их душа открыта для историй на испанском. Это вызов всем писателям, поэтам, рассказчикам, которые могут утолить эту жажду и умножить эту толпу, и это является истинным смыслом нашего призвания, да и нас самих.
В свои тридцать восемь лет, имея уже четыре опубликованные книги, я уселся за пишущую машинку и начал: «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед». Я понятия не имел, ни что означает эта фраза, ни откуда она взялась, ни куда она должна меня привести. Единственное, что я знаю сегодня, — это то, что я писал без остановки восемнадцать месяцев, пока не закончил книгу.
Трудно поверить, что одной из моих самых жгучих проблем была бумага для пишущей машинки… Я был так плохо воспитан, что думал, будто механические или грамматические ошибки на самом деле были творческими, и каждый раз, когда их обнаруживал, рвал листок и бросал его в мусорную корзинку, чтобы начать заново. Я подсчитал, что с той скоростью, которую я приобрел за год практики, мне нужно было шесть месяцев работы по утрам, чтобы закончить книгу.
Эсперанса Арайса, незабываемая Груша, была машинисткой поэтов и кинематографистов, набело перепечатывавшей великие труды мексиканских писателей. Среди них были «Самый прозрачный регион» Карлоса Фуэнтеса, «Педро Парамо» Хуана Рульфо. Когда я предложил ей перепечатать набело финальный вариант, роман представлял собой черновик, изрешеченный поправками, сделанными вначале черными, а затем красными чернилами во избежание путаницы. Но это было не страшно для женщины, ко всему привыкшей в этой клетке сумасшедших. Несколько лет спустя Груша призналась мне, что когда она несла домой последнюю исправленную мной версию, она поскользнулась на выходе из автобуса из-за дождя, похожего на настоящий потоп, и страницы остались плавать в грязной луже. Она собрала с помощью других пассажиров часть из них мокрыми и почти нечитаемыми, высушив затем дома листок за листком горячим утюгом.
Темой другой, лучшей книги могло бы стать то, как мы выживали с Мерседес и двумя нашими детьми все эти месяцы, когда я не заработал ни одного сентаво. Не представляю себе, как Мерседес удалось сделать, что мы ни на один день не оставались без еды в доме. Мы сопротивлялись искушению взять заем под проценты, но в конце концов скрепя сердце совершили наши первые набеги на ломбард.
После кратковременных облегчений от сдачи мелких вещей нам пришлось прибегнуть к помощи драгоценностей, которые Мерседес много лет назад подарили родственники. Эксперт осмотрел их со скрупулезностью хирурга миллиметр за миллиметром, разглядывая сквозь волшебное стекло изумрудное ожерелье, перстни с рубинами, и наконец вернул их легким движением тореадора: «Все это просто стекло»…
На пике безденежья, в момент самых больших трудностей Мерседес сделала свои астральные подсчеты и заявила многострадальному домовладельцу, с уверенностью, без малейшей дрожи в голосе:
— Мы сможем заплатить вам все сразу через шесть месяцев.
— Простите, сеньора, — сказал ей собственник, — но вы отдаете себе отчет, что тогда это станет огромной суммой?
— Я отдаю себе отчет, — невозмутимо отвечала Мерседес, — но тогда у нас будет все решено. Будьте спокойны.
У нашего хозяина, бывшего высоким государственным чиновником и одним из самых элегантных и терпеливых людей из всех, кого мы знали, также не дрогнул голос при ответе:
— Прекрасно, сеньора, вашего слова мне достаточно. Я подожду шесть месяцев.
Наконец, в начале августа 1966 года, мы с Мерседес пошли в почтовое отделение в Мехико, чтобы отправить в Буэнос-Айрес законченную версию «Ста лет одиночества», пакет в 590 страниц, напечатанных на машинке с двойным интервалом на обычной бумаге, адресованный Франсиско Порруа, литературному редактору издательства «Судамерикана».
Почтовый служащий положил пакет на весы, подсчитал в уме и сказал:
— С вас восемьдесят два песо.
Мерседес сосчитала купюры и монеты, лежавшие у нее в сумке, и призналась:
— У нас только пятьдесят три.
Мы открыли пакет, разделили его на две равные части и отправили одну из них в Буэнос-Айрес, даже не задаваясь вопросом, как мы добудем денег, чтобы выслать остальное. Только позже мы поняли, что отправили не первую, а вторую часть. Но прежде чем мы нашли деньги, чтобы послать ее, Пако Порруа, наш человек в издательстве «Судамерикана», жаждущий прочесть первую часть, прислал нам денег, чтобы мы могли ее отправить.
Так мы смогли заново появиться на свет и оказаться в нашей сегодняшней жизни.
Заметки о выступлениях Г. Гарсиа Маркеса
АКАДЕМИЯ ДОЛГА
Сипакира, Колумбия, 17 ноября 1944 г.
Прощальная речь на выпускном вечере курса 1944 года, на год старше, чем его курс, по случаю окончания бакалавриата Национального мужского лицея Сипакиры. Благодаря стипендии Габриэль Гарсиа Маркес смог продолжить учебу в качестве интерна Национального мужского лицея Сипакиры.
КАК Я НАЧАЛ ПИСАТЬ
Каракас, Венесуэла, 3 мая 1970 г.
Опубликована в газете «Атенео» Каракаса, затем перепечатана газетой «Эль Эспектадор» Боготы. Как пишет Хуан Карлос Сапата в своей статье «Габо родился в Каракасе, не в Аракатаке», журналист Николас Тринкадо появился на форуме, когда узнал, что в нем будет участвовать Габриэль Гарсиа Маркес, которого обнаружил там «худым, усатым, с зажженной сигарой». История, которую он рассказывает своей аудитории, предупредив, что «это идея, которую я проворачиваю в голове уже несколько лет», затем превратилась в кинематографический сценарий фильма «Предзнаменование», поставленный Луисом Алкориса в 1974 году.
РАДИ ВАС
Каракас, Венесуэла, 2 августа 1972 г.
При вручении II Международной премии Ромуло Гальегоса за роман «Сто лет одиночества»
В театре Парижа. Члены жюри — Марио Варгас Льоса, Антониа Паласиос, Эмир Родригес Монегаль, Хосе Луис Кано и Доминго Милиани. Международная пресса выбрала в финал помимо победителя следующие романы: «Медитация», Хуан Бенет; «Три грустных тигра», Гильермо Кабрера Инфанте и «Когда хочется плакать, не плачу», Мигель Отеро Сильва.
ДРУГАЯ РОДИНА
Мехико, 22 октября 1982 г.
При вручении почетного ордена «Агила ацтека»
В салоне Венустиано Карранса, Лос Пинос, в присутствии президента республики Хосе Лопеса Портильо и колумбийского министра иностранных дел Родриго Льореда. В соответствии с протоколом министр иностранных дел Мексики Хорхе Кастаньеда и Альварес де ла Роса вручили орден Габриэлю Гарсиа Маркесу. Это самая высокая награда, которой удостаивает правительство Мексики иностранцев.
ОДИНОЧЕСТВО ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ
Стокгольм, Швеция, 8 декабря 1982 г.
Церемония вручения Нобелевской премии по литературе, присужденной Габриэлю Гарсиа Маркесу
Концертный зал Стокгольма. Романист и шесть ученых — Кеннет Вильсон (физика), Аарон Клуг (химия), Суне Бергстрем, Бенгт Самуэльсон и Джон Р. Вансе (медицина), Джордж Ститглер (экономика) — получили из рук короля Швеции Карла Густава XVI и его жены Сильвии эту высокую награду. Помимо того что он стал центральной фигурой церемонии, Габриэль Гарсиа Маркес нарушил традицию всей истории Нобелевских премий, появившись в типичном карибском костюме, известном как ликилики, вместо строгого фрака.