В зеркале
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. Все может быть. Контроль не помешает.
Повязку снимают.
(Отшатнувшись от раны, поворачивается.) Следующий.
ВРАЧ. Следующий – дизентерия, вернее – пеллагра.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. Дизентерия или пеллагра?
ВРАЧ. Дизентерия на почве пеллагры.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. В общей палате?
ВРАЧ. Других помещений у нас нет.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК подходит к последней койке. Отворачивает одеяло, считает пульс, слушает сердце мертвеца.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. У вас мертвец тут. Больной умер. Пока вы тут болтали.
ВРАЧ. ОН умер час тому назад.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. А вы здесь его продержали до нашего прихода, нарочно? Надо было отнести немедленно в морг.
ВРАЧ. Не немедленно. По инструкции – через два часа после смерти. Да и морга у нас нет, сарай просто.
БОЛЬШОЙ НАЧАЛЬНИК. Что тут морочить голову с инструкциями Сануправления. Любую инструкцию надо толковать здраво.
ВРАЧ. ЭТО не инструкция Сануправления, гражданин начальник. Это медицинский учебник. Признаки смерти…
БОЛЬШОЙ НАЧАЛЬНИК. Молчи, не морочь голову, первый раз вижу такую больницу, где мертвецы лежат рядом с живыми.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК бросается к койкам, которые уже осматривал, и выдергивает из-под подушки первого больного дровяное полено.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. А это что? Это тоже мертвец? Это тоже на два часа? Тоже по инструкции? Тоже признаки смерти?
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Гражданин начальник, я хотел подголовник сделать, голову хотел повыше, полегче.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. Я тебе покажу подголовник! Выписать немедленно.
ВРАЧ. Выписать этого больного нельзя.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. Нельзя? Тогда я тебя самого выпишу, понял?
ВРАЧ. Понял.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК. Надо отвечать: понял, гражданин начальник. Встань как полагается.
ВРАЧ. Понял, гражданин начальник.
ГЛАВНЫЙ ВРАЧ. Я уже давно хотел написать вам рапорт о замене этого врача. Работаешь, работаешь, а тут бревно под подушкой, палки в колеса.
САНИТАРНЫЙ НАЧАЛЬНИК (большому начальнику). Видите, какие бывают больницы? Хрустящие простыни, а копнешь поглубже – бревно под головой. Нам очень трудно работать, товарищ начальник.
БОЛЬШОЙ НАЧАЛЬНИК. Мало инспектируете. Действительно, он у вас держится слишком развязно. Отправьте его на прииск, если не хочет работать. Где главный врач?
ГЛАВНЫЙ ВРАЧ. Здесь, товарищ начальник.
БОЛЬШОЙ НАЧАЛЬНИК. В ваши обязанности входит не только руководство, так сказать, профессиональное, но и политическое воспитание и политический контроль. При двойной, так сказать, субординации. Во-первых, это главное: он заключенный, а вы вольнонаемный. А во-вторых: вы начальник, а он ваш подчиненный. Надо следить, чтобы больницы не были рассадником враждебной агитации.
ГЛАВНЫЙ ВРАЧ. Слушаюсь, товарищ начальник. Все будет сделано.
БОЛЬШОЙ НАЧАЛЬНИК. А вы лечитесь тут, поправляйтесь, возвращайтесь к трудовой жизни.
Нестройный хор прощальных приветствий. Приехавшие уходят вслед за большим начальником, и наступает тишина.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Русский язык, говорит, засорен, господа!
ВТОРОЙ БОЛЬНОЙ. Тут у вас, говорит, Колыма в натуре.
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Не в натуре, а в миниатюре.
ВТОРОЙ БОЛЬНОЙ. Сам ты в миниатюре. Таких и слов по-русски нет. «В миниатюре».
ПЕРВЫЙ БОЛЬНОЙ. Нет, есть. Сергей Григорьевич, есть такое слово «в миниатюре»? Или нет?
ТРЕТИЙ БОЛЬНОЙ. Оставь его!
ГРИША, который надел халат, выдергивает и быстро складывает простыни.
ГРИША. Можно и не стирать, пожалуй. (Врачу.) Значит, и вы с нами на выписку, Сергей Григорьевич?
ВРАЧ. На выписку, Гриша.
ГРИША. Сергей Григорьевич, поговорите с главным, он ведь человек неплохой. Хотя тут от близости начальства и осатанел.
ВРАЧ. Да. Дети, семья, сам скотина – как в анекдоте.
ГРИША. Попросите, чтобы он с начальником прииска поговорил – вас бригадиром поставят. Все не ворочать камни, не ишачить, не пахать.
ВРАЧ. Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность. На прииске золотой сезон начинает и кончает бригада Иванова. Через три месяца, в конце сезона, в бригаде остается только один бригадир, а остальные сменились по три, по четыре раза за эти летние месяцы. Одни ушли под сопку, в могилы, другие – в больницу, третьи стали неизлечимыми инвалидами. А бригадир жив! И не только жив, а раскормлен, получает «процент». Бригадир и есть настоящий убийца, руками которого всех убивают. Ведь это каждому ясно, кто видел забой.
ГРИША. ЭХ, Сергей Григорьевич, своя рубашка к телу ближе. Умри ты сегодня, а я завтра.
ВРАЧ. Нет, Гриша. Распоряжаться чужой волей, чужой жизнью в лагерях – это кровавое преступление. Руками бригадиров – если не считать блатных – и убивают заключенных в лагерях. Бригадир – это и есть исполнитель всего того, чем нам грозили в газетах. Начальник прииска ударит тебя по морде перчаткой, Гриша, да утвердит акт, а бригадир этот самый акт составит да еще палкой тебя изобьет – за то, что ты голодный, или – как он скажет начальству – ты лодырь и отказчик. Бригадир много хуже, чем боец конвоя, чем любой надзиратель. Надзиратель по договору служит, конвоир – на военной службе, исполняет приказ, а бригадир, бригадир – твой товарищ, приехавший с тобой вместе в одном этапе, который убивает тебя, чтобы выжить самому.
ГРИША. А вы бы попроще на все это дело смотрели, Сергей Григорьевич.
ВРАЧ. Не могу попроще, Гриша. Характер не такой. Что делать? Любую работу буду делать в лагере: тачки возить, говно чистить. Но бригадиром я не буду никогда.
ГРИША Закон, значит, у вас такой. Врач. Да. Закон совести.
В дверь стучат. ГРИША выходит и сразу же возвращается.
ГРИША Вас женщина дожидается, Сергей Григорьевич.
ВРАЧ. Женщина? Аборт какой-нибудь подпольный. Ну, веди – кто там меня?
АННА ИВАНОВНА. Это я.
ВРАЧ. А-а-а! Буфетчица из трассовской столовой.
АННА ИВАНОВНА. Совершенно верно, Анна Ивановна.
ВРАЧ. Чем могу служить, Анна Ивановна?
АННА ИВАНОВНА. ВЫ говорили вчера, что вам нужна сестра в больницу. То есть операционная сестра, медицинская сестра. Я пошла бы работать сестрой. Подучилась бы.
ВРАЧ. Заключенный не имеет права загадывать далее чем на сутки, на час. Судьба зэка в руках начальства. Меня сняли с работы, Анна Ивановна, пока вы принимали решение, и посылают на общие работы. И сестра мне уже не нужна.
АННА ИВАНОВНА. Ну что ж, простите, что так получилось.
ВРАЧ. Что вы, что вы! Это я должен сказать: простите, что так получилось, случилось. Жизнь – это жизнь.
Картина третья
Геологическая разведка
«Закопушки» – небольшие шурфы геологической разведки, расположены этажами – ловят пласт угля. В двух верхних – лежащие на борту забоя БЛАТАРИ. В нижней работает ВРАЧ. С горы, как с неба, спускается ПРОРАБ в этот амфитеатр судеб – но блатари не делают ни единого движения ему навстречу. Кайло и лопата каждого стоят в углу забоя.
ПРОРАБ. Ну, как тут?
БЛАТАРЬ. Трудимся, гражданин начальник.
ПРОРАБ в верхнем шурфе поднимает кайло и осматривает. На борту – дымящаяся огромная папироса из целой осьмушки махорки.
ПРОРАБ. Можешь получить премию – за бережное обращение с инструментом.
БЛАТАРЬ. Так уж сразу и премию. Закурим, Петр Христофорович.