Мир ведьмаков

— Я осторожен. Это ты… — Шестилап насмешливо фыркнул. — Вон поглядывай лучше по сторонам. Думаю, скоро мы нарвемся на сюрприз.
А вот это уже стоило принять во внимание.
— Думаешь или знаешь?
— Пока еще думаю, но уже несколько уверенно.
— Понятно, — сказал Ларион и слегка ударил пятками по бокам шестиногого товарища. — А теперь шевели лапами. И давай не очень торопиться. Там, где убивают торговцев, нужна двойная осторожность.
Тут с ним спорить было трудно. И Шестилап это понимал. Поэтому, не говоря более ни слова, побежал по дороге. Делал он это ни шатко ни валко и почти бесшумно.
Ларион был уверен, что последнее сейчас совершенно нелишне. Предыдущие три дня прошли совсем без происшествий и он слегка расслабился. А сейчас, похоже, пора вновь привыкать держать ушки на макушке. Того и гляди кто-нибудь из кустов пальнет.
Дорога свернула. Теперь она поднималась в гору, стала уже. На обочинах громоздились кучи мусора, за которыми можно было спрятать не только несколько стрелков, но даже танк. Если умеючи к этому подойти, кончено.
Прикинув это, Федоров тяжело вздохнул, но перед подъемом вытащил из-под куртки обрез, перехватил так, чтобы его было видно. Серьезных людей им отпугнуть не удастся, но разная там мелочь при виде оружия могла и струхнуть.
Кроме обреза у него был еще хороший восточный нож с широким лезвием и ухватистой рукояткой. Некогда в Ташкенте, на базаре, прямо при нем его сковал местный кузнец. Нож был в кожаных ножнах. Ларион подвязал их чуть выше запястья левой руки, благо рукава куртки были такие широкие, что при нужде нащупать рукоятку и выхватить кинжал не составляло труда.
— Боишься? — спросил Шестилап.
— Еще как, — ответил Федоров.
— И правильно делаешь, между прочим. Я тоже боюсь. Не к добру это.
— Разумный ты наш…
Подъем давался Шестилапу легко. Он даже не сбавил темп, свободно работал лапами, только, кажется, дышать стал чаще.
Или это Федорову только показалось? Как бы то ни было, проверять свою догадку он не собирался — не хотел тратить на это время. Вот по сторонам поглядывать следовало. Если где и делать засаду, то здесь.
Подъем был пройден более чем наполовину, когда Шестилап выдохнул:
— Слева!
Мгновением позже Ларион углядел, как за ближайшей горой мусора мелькнула старая, с обвисшими краями шляпа.
— Туда! — приказал он.
Шестилап прыгнул так, как это делают кошки. Он перемахнул мусорную кучу грациозно и легко, приземлился за ней бесшумно, словно призрак. Прятавшийся в укрытии бандит вскинул было длинноствольный охотничий карабин, но тут же его и выронил, ибо «скакун» Лариона от души цапнул его за руку до крови. Бандит заверещал тонко и жалобно.
— Никогда не пытайся сделать другим больно, — назидательным тоном произнес Шестилап. — Можешь нарваться и больно будет тебе. Очень больно.
— Пригляди за ним, — сказал ему Ларион, соскакивая с седла.
— А ты куда?
— Поблизости должен быть второй, — объяснил Федоров.
Впрочем, догадаться, где находится другой преступник, не составляло труда. Конечно, на другой стороне дороги и чуть выше. Классический вариант засады, при котором неосторожный путник оказывался меж двух огней. Каждый из стрелков мог легко всадить в него пулю, если он надумает удирать в его сторону.
Слега пригнувшись, Федоров метнулся к соседней куче мусора, спрятался за ней. И вовремя, между прочим. Грохнул выстрел и там, где он пробегал, просвистел заряд картечи.
— Суровый дядечка, — пробормотал Ларион.
Он сделал перекат к новой куче и едва не задохнулся от зловония. Рядом с ней лежал полузасыпанный листвой, вздувшийся трупик древесного точильщика, взрослого, размером с собаку. Одна из одеревеневших лап торчала, как мачта корабля. Облепленный муравьями, желтый, смахивающий на штопор коготь, которым так удобно буравить кору, теперь вонзался в небо. Так и виделось, как зверек пытается задержать им уходящую жизнь.
Запах…
На мгновенье высунувшись из-за кучи, Федоров спрятался за нею вновь. И тут же раздался еще один выстрел.
Это было не очень хорошо. Можно, конечно, перебегать от укрытия до укрытия, но куда ни кинь, а перебираться через дорогу придется. Открытое пространство, между прочим. И если из того же пистолета по бегущему можно промазать, то картечь сделает дело как надо. Одна-две штучки обязательно заденут и остановят.
— Эй ты, крутой! — послышалось с другой стороны дороги. — Если твой зверь еще хоть раз тронет Миньку, получишь гранату.
Блеф. Или — нет? Попытка заговорить зубы?
— Бросай оружие — и никто тебя не тронет! — крикнул в ответ Ларион.
— Так я тебе и поверил.
— Твое право.
А вот теперь для острастки следовало бы и выстрелить. Напомнить о том, что и он вооружен.
Федоров неодобрительно взглянул на труп точильщика. Запах разлагающей плоти забивал ноздри, будил рвотные рефлексы. Знал бы об этом его противник, может, не стал бы так нервничать. А то, что он нервничает, — и к бабке не ходи. Патроны дороги, а денег у него не хватает даже на сигареты, но палит почем зря, словно на ярмарке.
Он еще раз выглянул из-за кучи, тотчас метнулся в сторону и, дождавшись выстрела, высунул голову с противоположной ее стороны. Маневр оправдался. Ларион успел увидеть, как из-за укрытия показалась голова противника. Очевидно, тот пытался высмотреть, достиг ли его выстрел цели.
Кретин!
А палец уже сам нажал на курок и обрез в руках у Федорова дернулся. Картечь попала куда надо, но, кажется, враг все-таки успел спрятаться.
«Ничего, — подумал Ларион. — Я его, мерзавца, подловлю, обязательно подловлю».
Он присел так, чтобы исчезнуть из поля зрения, переломил обрез, вытащил из ствола гильзу, сунул ее в карман. Хорошая гильза — ценность. Ее можно снарядить еще раз. Вновь зарядив обрез, он сделал классический перекат к соседней куче. Она была больше, да и тухлятиной возле нее не пахло.
Где там противник?
Судя по доносившимся с противоположной стороны дороги звукам, он тоже перебежал. Готовится прийти товарищу на помощь? Тот вроде и кричать перестал, но что там с ним, смотреть уже некогда.
Дорога. Кто первым решится через нее перескочить? Риск, конечно, но и в то же время преимущество. Кто решится? Ведь это выбор, причем очень опасный. Не пришла ли пора прикинуть варианты?
Федоров прислушался.
Кажется, противник затаился. А может, как раз сейчас, надеясь, что он не выглянет, крадучись пересекает дорогу? Или держит его укрытие на мушке, для того чтобы садануть в то же мгновение, когда он высунется оглядеться?
Маневрирование и риск — если не можешь поручиться, что противник тебя не обхитрил. Придется, никуда не денешься. По идее, бандит должен сейчас попытаться освободить своего товарища. Может пострадать Шестилап. А это совсем не дело, поскольку скажется на времени, может быть, существенно. Значит…
Ларион замер.
До него вдруг дошло, что окружающий мир трансформировался. Мгновенно, словно их проглотил прыгнувший из засады зверь, исчезли все звуки, до этого служившие фоном, ставшие заметными лишь после того, как уступили место полной, неживой тишине. Стих даже ветер, и вроде бы слегка изменились тени, отбрасываемые деревьями. Стали более темными, что ли?
Что эти перемены могут означать для человека, уже не раз с подобным встречавшегося? Ответ был прост и ясен.
— Готовься! — крикнул Ларион. — Ведьмы!
И сразу же вслед за этим, словно он разорвал пленку, глушившую до того момента звуки, там, где был Шестилап, взвыл белугой пленник, за которым ему следовало надзирать. И не было в этом крике боли — лишь страх, дикий страх.
— Убить? — послышался голос Шестилапа.
— Отпускай! — крикнул в ответ Ларион. — Пусть уходит! А сам — ко мне! Будет пережидать рядом.
Он знал, что его приятель сейчас не рискует ничем. Бандит, прятавшийся на другой стороне дороги, судя по всему, бросился наутек со всех ног. Его гнал смертный ужас, причем, при такой прыти, шансы убежать у него были. И довольно приличные. Впрочем, стоило ли теперь о нем беспокоиться? Надлежало подумать о себе.