Своенравная наследница

Элизабет обняла мать.
— А где Джонни?
— В Клевенз-Карне. Учится управлять поместьем, которое в один прекрасный день будет принадлежать ему, — ответил падчерице Логан и, повернувшись, окинул Бэна суровым взглядом: — Кто вы такой? Судя по виду, горец?
— Это Бэн Маккол, — поспешно вмешалась Элизабет. — Он живет здесь уже несколько недель, дожидается хорошей погоды, чтобы вернуться домой. Его отец, владелец Грейхейвена, покупает у меня небольшую отару. Хочет улучшить породу. Бэна послали к нам Лесли изТленкерка, его соседи.
Логан протянул руку, и Бэн крепко пожал ее, пристально глядя на мужчину.
— Милорд, — кивнул он.
— Достаточно и „Логана“, — улыбнулся Хепберн, которому понравилось лицо горца. — Твой клан?
— Мой отец — Колин Хей, — ответил Бэн.
— Что же, он умеет делать здоровых парней, — заметил Логан. — Дома есть еще такие, как ты?
Фамилия гостя не такая, как у отца. Значит, он бастард. И все же родитель явно его любит.
— Двое. Мои единокровные братья: Джейми и Гилберт Хей, — ответил Бэн, понимая, что Хепберн уже догадался о его происхождении. Что ж, он этого не стыдится.
— Элизабет уже угощала вас виски? — осведомился Логан. — Девочка, немедленно вели принести рюмки. У тебя в доме оказалось полдюжины шотландцев!
— Тэвису и Эдмунду никакого виски, — твердо заявила Розамунда. — Они слишком молоды. Это гнусное пойло остановит их рост!
— Ну-у, ма! — дружно запротестовали близнецы.
Четырнадцатилетний Джеймс Хепберн благоразумно молчал, наблюдая, как Логан разливает виски в четыре рюмки. Первую вручили гостю, вторую взял отец, третью — его брат, семнадцатилетний Александр. Слуга поднес Джеймсу четвертую рюмку, тот, по примеру отца, поднял ее, приветствуя собравшихся, и выпил одним глотком, правда, поперхнувшись, когда виски пролилось в его желудок жидким огнем. Глаза мальчика слезились, но он не подал виду, что ему не по себе.
Хепберн довольно ухмыльнулся. Ничего не скажешь, Розамунда родила ему крепких парней! Сильны и исполнены радости жизни — в отличие от старшего, который отчаянно стремился покинуть отчий дом и стать монахом. Перед отъездом во Фрайарсгейт они с Джоном сильно поссорились. Отец хотел, чтобы наследник остался и управлял поместьем, а наследник мечтал удалиться в ближайшее аббатство. Хорошо, что его первая жена, Дженни, не видит, в кого превратился Джон. Она так гордилась, что родила мужу сына-наследника!
А вот Розамунда укоряла Логана за непримиримость. Хозяину очень важно любить свои земли. Но Джон Хепберн больше всего любил Бога. Точно так же, как старшая дочь Розамунды больше всего любила придворную жизнь. Розамунда понимала как мужа, так и пасынка и постоянно напоминала Логану, что у него есть еще четыре сына. Александр очень походил на отца во всем, вплоть до чувства ответственности по отношению к Клевенз-Карну.
— Отвратительный вкус, верно? — спросила Элизабет у Джейми.
— Нет, — стойко ответил подросток, — замечательный.
— Лгун! — засмеялась она.
Остальные громко вторили ей.
— У тебя лицо красное, — дразнился Эдмунд.
— И глаза мокрые, — вторил Тэвис.
— По крайней мере я уже настолько взрослый, что могу пить виски, — отбивался Джеймс, — А вам, малыши, до этого далеко!
— У нас по крайней мере нет прыщей, как у тебя! — фыркнул Тэвис, более смелый из близнецов, и тут же выпятил грудь. — Ну, Джейми, давай, попробуй ударь! Если посмеешь, конечно!
— Довольно! — одернула Розамунда и, обратившись к дочери, добавила: — Сыновей труднее воспитывать, чем дочерей. Запомни это.
— Дядя Томас не слишком высокого мнения о маленьких девочках, — лукаво улыбнулась Элизабет. — Он всю зиму терпел отсутствие удобств в моем доме, вместо того чтобы оставаться в своих уютных комнатах, а сейчас терпит присутствие милашек Бэнон… вернее, демонов, как выражается сей достойный джентльмен.
— Бедняжка Том, — посочувствовала Розамунда. — Они действительно так ужасны?
— Возможно, их просто слишком много, — вздохнул лорд Кембридж.
— У меня было трое. И ты не слишком страдал, — усмехнулась Розамунда. — Мало того, бессовестно баловал их, дорогой кузен.
— Девочки Бэнон непрерывно бегают по всему дому, визжат и ссорятся друг с другом. Если Кэтрин Роуз получает голубую ленту, а Томазина Мэри розовую, Кэтрин Роуз непременно желает розовую. Но Томазина Мэри тоже ее хочет. Далее Джемайма Анна, Элизабет Сюзанна и Маргарет Мэри, самая младшая, начинают реветь, потому что вообще не получили лент, поскольку их очаровательный олух папаша забыл приобрести на ярмарке ленты одного цвета и помнил только о первых двух дочерях, которые дерутся из-за розовой ленты, пока остальные рыдают. Дети Бэнон никогда не молчат, а она, похоже, совсем этого не замечает. Когда Оттерли перестраивали, я выделил для себя отдельное крыло, но подрядчик по ошибке велел врезать дверь между ним и основным домом. Ни Бэнон, ни ее семейство совершенно не уважают моего желания побыть в покое, — пожаловался Томас.
— Поэтому дядюшка строит новое крыло исключительно для себя и без доступа в остальную часть дома, — со смехом добавила Элизабет. — Он угрожал подрядчику пытками и убийством, если вернется и найдет еще одну дверь между крыльями домов.
— Хорошо тебе смеяться! — вскинулся Томас. — Здесь тихо и спокойно… в отличие от Оттерли. Я обожаю Бэнон и даже обожаю ее выводок… но на расстоянии. А Роберт Невилл — приятный, мягкий в обхождении джентльмен. Мы вместе катаемся верхом и играем в шахматы. Весьма дружелюбный парень.
— Заедешь в Оттерли по пути на юг? — спросила Розамунда кузена.
— Нет, нет. Нужно торопиться, иначе портной не успеет довести до ума новый гардероб, который он сшил для меня. И возможно, придется перешивать платья Элизабет. Но мы остановимся в Брайарвуде, это нам по пути.
— Отвезешь мои письма Филиппе? — спросила Розамунда.
Хотя отказ дочери от Фрайарсгейта больно ее ранил, она по-прежнему любила старшую дочь. И не важно, что Элизабет была идеальной хозяйкой поместья. Розамунда всегда хотела, чтобы оно перешло старшей дочери Оуэна. Особенно после того, как потеряла их сына.
— Разумеется, — кивнул Томас, — и привезу тебе все последние сплетни, не только придворные, но и из Брайарвуда.
К ужину явился местный священник, отец Мата, и, когда все сели за стол, он произнес молитву.
После трапезы Розамунда попросила Элизабет надеть одно из ее красивых придворных платьев. Девушка выбрала платье с розовым шелковым корсажем, расшитым сверкающими стеклянными бусинами, и юбку чуть потемнее оттенком. Квадратный вырез корсажа тоже был отделан бусинами. А на отвернутых манжетах широких рукавов виднелся вышитый бусинами узор.
— О Боже! — воскликнула Розамунда, впервые увидевшая дочь в таком роскошном наряде. — Покажи свои туфли, девочка.
Элизабет высунула ножку в туфельке с квадратным мыском, обтянутой розовым шелком и тоже украшенной бусинками.
— Какая прелесть! — выдохнула мать. — Томас, помнишь, когда мы отправлялись ко двору, ты настоял, чтобы мне сшили великолепный новый гардероб. Потом были Филиппа и Бэнон. Теперь Элизабет. Как ты добр ко всем нам, кузен!
Ее глаза повлажнели.
— Туфли ужасно жмут, — прозаически пожаловалась Элизабет. — Но дядюшка Томас запрещает мне носить башмаки, хотя они почти не выглядывают из-под всех этих юбок. Он твердит, что все увидят мои ноги во время танцев. Но я не танцую.
Томас побледнел:
— Ад и проклятие! — Он трагически схватился за сердце. — Так и знал, что-нибудь да забуду. Я не научил ее танцевать, а это просто необходимо! Король считает, что все придворные дамы должны танцевать! Да ведь он сам танцевал с тобой, дорогая Розамунда. И с Филиппой тоже. Как я мог забыть столь важный элемент образования!
— О, дядя! — попыталась утешить его Элизабет. — Король меня даже не заметит. И не важно, танцую я или нет.
— Дорогая девочка, король обязательно тебя заметит. Ты молода, красива и стройна, а эти качества он больше всего ценит в женщине. Кроме того, ты дочь Розамунды Болтон. Помни, дружба с королем началась еще в их общей юности, при дворе его отца. Мне придется представить тебя его величеству, иначе это будет грубым нарушением этикета, и, хотя обо мне говорят много всякой чуши, еще никто не посмел сказать, будто я страдаю отсутствием манер. Ты должна научиться танцевать. И поскольку твоя мать здесь, самое время, чтобы начать уроки! Мы попробуем вместе, тем более, дорогая, что я идеальный танцор.