Бездна
– Был у Витьки «левый» телефон. Завел, чтобы жена не знала. Так вот, в пятницу, когда Витька собрался в эту свою «командировку», он действительно совершил звонок с «левого» телефона. А звонил он вот на этот номер. – Опрышко положил на стол листок бумаги. – Номер, похоже, тоже левый – зарегистрирован на некоего Быстрова Альберта Григорьевича… Вот только этот Быстров помер полгода назад.
– Ладно, этим я займусь. У тебя сейчас другая задача: поезжай в морг на Екатерининском, посмотри на труп, что подобрали вчера на Канонерской. Думаю, это Гривас.
Опрышко поехал в городской морг на Екатерининском проспекте. Тело Гриваса нашел в общей куче неопознанных тел – их уже приготовили к кремации. На груди у догола раздетого трупа висел личный жетон сотрудника комитета «Кобра».
Опрышко рассвирепел, прошел прямо в кабинет главного патологоанатома города, наехал. Однако главный патологоанатом так долго работал бок о бок со смертью, что научился смотреть на жизнь вполне философски. На наезд «гестаповца» он спокойно ответил, что трупов каждый день проходит много, очень много… А патологоанатомов мало, очень мало. А на улице жара плюс тридцать. С хвостиком. И рефрижераторы не тянут. И где прикажете все это «добро» хранить? А? Потому если покойничек некриминальный… Опрышко спросил: это с проломленным-то черепом некриминальный?.. Главный патологоанатом ответил: объясняю: если в сопроводительных полицейских документах написано: без видимых признаков насилия – то пусть он хоть совсем без головы, для меня он некриминальный и я его держу тут одни сутки. И если за сутки родственники не забрали, то он отправляется в топку… Вот так, господин капитан.
Опрышко спросил:
– А вы что же – сообщили его родным?
– Каким родным? Он же неопознанный.
– У него на груди – личный жетон офицера «Кобры», – Опрышко показал патологоанатому жетон. Патологоанатом пожал плечами:
– Ну, железка… с цифирками.
Опрышко разозлился еще больше.
– Послушайте! – сказал он – Вы что – не видите разницы между каким-нибудь бомжом и офицером комитета «Кобра»?
Патологоанатом ответил:
– Пока они оба живы, то и разница между ними, конечно, есть… Но когда людишки оказываются здесь, то, поверьте мне, существенной разницы между ними уже нет.
Опрышко понял, что патологоанатому на все наплевать, спорить не стал и просто сказал:
– Нужно провести экспертизу. Качественно и быстро.
– Сделаем. Пришлите постановление.
Опрышко забрал пакет с вещами убитого и вышел из здания морга.
В Кубышку привезли жильца дома на Канонерской, который обнаружил труп Гриваса. Несколько позже – двух полицейских, которые выезжали «на труп». Последним доставили дознавателя, который труп «оформлял».
В это самое время из морга вернулся Опрышко. Капитан зашел в кабинет Колесова, увидел дознавателя. Несколько секунд он рассматривал дознавателя, потом поинтересовался у майора, кто это такой. Колесов ответил: дознаватель Догаев. Он выезжал на Канонерскую… Опрышко кивнул: понятно. Потом сказал дознавателю: встаньте, пожалуйста, господин Догаев. Догаев поднялся. Опрышко ногой ударил дознавателя в пах.
Догаев скорчился, просипел:
– За что?
Опрышко ударил дознавателя в лицо, сбил с ног. Колесов смотрел с интересом.
– За что? – вновь спросил кавказец, обливаясь кровью.
Опрышко нагнулся и сорвал с ноги дознавателя шикарный мокасин.
– Вот за это самое, падла, – ответил «гестаповец» и начал хлестать кавказца мокасином по лицу.
* * *Дервиш стоял у окна и смотрел на Москву. Темнело. Двадцатимиллионный мегаполис зажигал огни. С высоты шестнадцатого этажа было хорошо видно, что город освещен очень неравномерно. Центр – средоточие казино, ресторанов и прочих увеселительных заведений – сверкал. Светились окна сбившихся в стаи высоток. По магистралям двухцветными красно-белыми лентами текли транспортные потоки. Но бо льшая часть города была освещена скупо.
Вдали стояло последнее творение Серетели – сорокаметровый монумент «Вознесение Юрия и Елены». Скульптор изваял его после того, как боевики группы «Истребители» расстреляли кортеж, в котором ехали мэр Москвы с супругой. Машину мэра обстреляли из автоматической пушки, установленной в фургончике на пути следования кортежа. Снаряды калибром 37 мм в клочья изорвали бронированный «мерседес»… Даже сквозь смог подсвеченный прожекторами памятник был виден хорошо – две взявшиеся за руки фигуры – мужская и женская – взмывали в темное московское небо.
В дверь постучали. Дервиш сказал: входите, открыто. Вошли Студент и Глеб. Глеб сел на диван, а Студент подошел, встал рядом с Дервишем. Некоторое время они молча смотрели на панораму огромного города. Потом Дервиш произнес:
– Странный город… страшный город. – После паузы добавил: – Нельзя дышать и твердь кишит червями.
Студент спросил:
– Стихи?
– Да, Мандельштам. Иосиф Мандельштам… Не знаю почему, но этот город вызывает у меня такие ассоциации. Фантастический общероссиянский мега-Черкизон. Город – торгаш и ростовщик. Город – сутенер и скупщик краденого. Город – аномалия.
– В каком смысле аномалия?
– Во всех. В градостроительном, в социальном, в криминальном… В экологическом, в конце концов. Только от онкологических заболеваний здесь ежегодно умирает почти пятьдесят тысяч человек.
– Пятьдесят тысяч? Это же население целого провинциального города.
– Добавьте к этому около семи тысяч суицидов. Да двенадцать тысяч наркоманов, умирающих от передоза. Да еще двадцать с лишним тысяч убийств. Да не забывайте про почти пятьдесят тысяч человек – в основном молодых – которые исчезают бесследно. Ежегодно. Это, заметьте, по официальной статистике. А есть еще и так называемая естественная смертность. Этот город – фабрика по производству смерти. В прошлом году в Москве открыли новый крематорий, но и его не хватает. Будут строить еще один.
Студент смотрел на город за окном – бывшую столицу Российской империи и Советского Союза. На город с великой историей, превращенный в «общероссиянский мега-Черкизон».
Дервиш бросил взгляд на часы, сказал:
– Ну что? Пора. Поехали, познакомитесь с Котом.
– С самим Котом? – почти одновременно спросили Студент и Глеб.
– С самим Котом… и с его «котятами».
* * *Шел уже девятый час вечера, когда майору Колесову позвонил заместитель начальника управления полковник Спиридонов:
– Как движется расследование по убийству Гриваса? Результаты есть?
– Так точно, есть.
– Поднимитесь ко мне, доложите.
Колесов поднялся на шестой этаж «Кубышки» – там находились кабинеты руководителей. Полковник Спиридонов сидел за столом, пил мате. В «Кобре» Спиридонов был известен как крепкий профессионал и человек с тяжелым характером.
– Садитесь, майор, – предложил Спиридонов. Колесов сел. – Докладывайте.
Колесов коротко и четко доложил: капитан Гривас был убит приблизительно около трех часов ночи в ночь с субботы на воскресенье. Смерть наступила в результате удара тупым предметом в правый висок. Удар сильный – проломлен висок. Вероятно, били кастетом. Тело капитана обнаружено на Канонерской улице, под аркой дома № 27. Вполне вероятно, что его привезли туда на его же собственном автомобиле – в «форде» Гриваса обнаружены следы крови. Больше ничего нет, кроме номера сотового телефона, на который позвонил Гривас, отправляясь в свою «командировку»… А в организме убитого капитана обнаружено изрядное количество алкоголя.
– Он что – был пьющий? – резко спросил подполковник.
– Выпивал весьма умеренно. Всегда контролировал себя.
– Всегда контролировал, – желчно повторил Спиридонов, – а в эту ночь нет… Как вы это объясните?
– Возможно, его сознательно напоили. После чего он был убит и ограблен. В его карманах не осталось ничего, кроме упаковки презервативов… А полицейские сняли с него ботинки.
– Ботинки сняли?