В небе Ленинграда

Правда, оценивая влияние опыта, полученного в воздушных боях в Испании, на развитие нашей авиации и ее боевого искусства, нужно иметь в виду одну деталь, обойти молчанием которую было бы несправедливо. 
В первом периоде войны в Испании наши летчики дрались с "мессерами", которым советские истребители не уступали ни в скорости, ни в вооружении и имели к тому же большое преимущество в маневренности. Словом, летно-тактические качества отечественных истребителей вполне были на уровне тогдашних требований. Это обстоятельство, подкрепленное убедительными победами над противником, привело к чрезмерно оптимистической оценке состояния нашей истребительной авиации и ее тактики. Так, по свидетельству одного из ведущих авиаконструкторов А. С. Яковлева, ставшего за полтора года до начала войны с Германией еще и заместителем наркома авиапромышленности, т. е. человека осведомленного и компетентного, у нас 
"...создалась атмосфера благодушия, с модернизацией отечественной истребительной авиации не спешили"{44}. 
А немцы? Они учли свои поражения и начали радикально улучшать свой основной истребитель - поставили на него более мощный мотор, в результате чего скорость Ме-109 возросла до 570 км/час, и вооружили его пушкой 20-мм калибра. Модифицированный самолет получил наименование Ме-109Е и поступил в серийное производство. В 1939 г. германская промышленность дала ВВС вермахта около 500 таких машин{45}. 
Новые истребители Вилли Мессершмитта немедленно послали на помощь Франко. С появлением у франкистов этих совершенных по тому времени самолетов нашим летчикам пришлось очень тяжело. Но некоторые руководители, ответственные за состояние отечественной авиапромышленности и ВВС страны, по-прежнему пребывали в уверенности, что у нас все идет хорошо, чему в немалой степени способствовали и наши новые победы на Халхин-Голе в Монголии над далеко не сильной в авиационном отношении Японией. 
Выводы, сделанные на ограниченном опыте боев в Испании и локальных боевых действий в Монголии, отрицательно сказались и на некоторых общих вопросах оперативного искусства наших ВВС. Так, чрезмерное преувеличение роли истребителей на некоторое время привело к нарушению правильного сочетания в наших Военно-Воздушных Силах всех родов авиации и, в первую очередь, к умалению роли легких бомбардировщиков и штурмовиков, то есть авиации, непосредственно взаимодействующей с наземными войсками, без которой, как показала война, невозможно проводить глубокие наступательные операции. Ошибку эту начали устранять лишь в конце 1940 г. К весне 1941 г. мы значительно увеличили ударную мощь наших ВВС, доведя долю бомбардировочной авиации до 41,2%. Были приняты решительные меры к увеличению производства самолетов чисто штурмового назначения и к созданию на этой основе собственно штурмовой авиации, которой у нас, по существу, не было. Однако время уже было упущено и полностью осуществить намеченные планы в развитии ближне-бомбардировочной и штурмовой авиации нам не удалось. 
К сожалению, нами недостаточно был использован опыт советско-финляндской войны. В частности, стремясь улучшить взаимодействие авиации с наземными войсками непосредственно на поле боя, мы разделили авиацию на армейскую и фронтовую. Первая предназначалась для тесного взаимодействия с наземными войсками и решения тактических задач, вторая - использовалась по планам командования фронта или Ставки Главного Командования в интересах операции или кампании{46}. 
С этой целью для армейской авиации были созданы смешанные авиадивизии, состоявшие из истребительных, штурмовых и бомбардировочных частей. Они были очень громоздкими и трудноуправляемыми, так как состояли из четырех-пяти полков. Такими же громоздкими и трудноуправляемыми стали их тылы. Эта авиация непосредственно подчинялась командованию общевойсковых армий и действовала по указаниям Военных советов этих армий. В армейской авиации оказалось сосредоточено очень много боевой техники. В начале войны с Германией на долю ее приходилось 55 - 60% всех сил ВВС фронтов. Только фронтовая авиация или "фронтовая группа" находилась в прямом подчинении командующего ВВС округа. Такая двойственность в управлении авиацией чрезвычайно мешала концентрации ее усилий и массированному применению, а следовательно, значительно снижала ее ударную мощь и мобильность, что и проявилось в первые же дни войны. 
Военно-авиационный спурт Германии был для нас весьма опасен. Партия и правительство учли опасность отставания отечественных ВВС и военного авиастроения по сравнению с немецкими и взяли курс на форсированное развитие ВВС и авиапромышленности. В 1938 г. ЦК партии и СНК СССР провели широкое совещание с руководящими работниками ВВС, летчиками и конструкторами, на котором были подробно обсуждены многие нужды и проблемы военной авиации. После совещания был принят ряд очень важных правительственных постановлений: о сооружении новых и реконструкции действующих самолетостроительных, моторостроительных и ремонтных заводов, о создании новых типов самолетов, моторов и авиационного вооружения. 
В январе 1939 г. был создан Наркомат авиационной промышленности. Тогда же было решено построить девять новых и реконструировать старые самолетостроительные заводы. А осенью было запланировано строительство семи авиамоторных заводов и ряда предприятий, предназначенных для производства различного оборудования для самолетов. Сдать в эксплуатацию новые заводы намечалось не позднее декабря 1941 г. Выполнение этого плана позволило бы довести выпуск самолетов до масштабов, обеспечивающих и штатное укомплектование ВВС, и создание необходимых резервов{47}. 
В это же время по решению ЦК партии началось расширение и укрепление сети авиационных конструкторских бюро и научно-исследовательских институтов. 
Но обстановка в Европе все более накалялась, и реальная угроза войны заставила в начале 1940 г. сократить и без того сжатые сроки строительства новых авиационных предприятий{48}. 
В мае 1940 г. партийно-правительственная комиссия, в которую входили А. А. Жданов и Н. А. Вознесенский, отметила, что самолеты Советских ВВС уступают в скорости, мощности моторов, вооружении и прочности самолетам передовых капиталистических стран, а Наркомат обороны в лице Главного управления Военно-Воздушных Сил недостаточно инициативно внедряет в авиацию новые типы боевых машин{49}. Критика была справедливой, но и руководство ВВС следовало понять: сложную авиационную технику внедрять далеко не просто. И все же Главный 
военный совет учел эти выводы и уже в июне принял на вооружение МиГ-3, Як-1, ЛаГГ-3, Пе-2 и Ил-2{50}. 
В декабре 1940 г. была утверждена и новая программа, предусматривавшая в 1941 г. выпустить более 16 тысяч самолетов{51}. Но по мнению военных, высказанному на одном из совещаний в Москве тогдашним начальником Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенантом П. В. Рычаговым, нам на год войны требовалось 33 - 35 тысяч машин всех типов, что и подтвердилось впоследствии. Но трудность была в том, что наша авиапромышленность просто не могла тогда столь быстро перестроиться на массовый выпуск новой боевой техники. 
В 1940 г. заводы произвели всего 84 истребителя новых типов, два пикирующих бомбардировщика Пе-2 и не дали ни одного штурмовика Ил-2{52}. Это обстоятельство и все осложнявшаяся обстановка на наших западных границах побудили ЦК партии и СНК в апреле 1941 г. принять меры для резкого увеличения темпов выпуска новой продукции. В результате ВВС уже в первой половине 1941 г. получили 1946 скоростных истребителей, 458 Пе-2 и 249 Ил-2{53}. 
Не удовлетворял нас и ход строительства новых и реконструкции действующих предприятий{54}. Во многом в недостаточно оперативной перестройке работы авиапромышленности было повинно тогдашнее руководство наркомата, возглавляемого М. М. Кагановичем. В январе 1940 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР разобрались в работе Народного комиссариата авиапромышленности и обновили руководство{55}. XVIII партийная конференция предупредила тогда М. М. Кагановича, что если он не справится с работой и на новом месте, то будет выведен из состава членов ЦК партии и отстранен от руководящей работы{56}.