Сомнамбула. Книга 3. Бегство Сквозь Время
По итогам осмотра Матвей понял – капитан прав, воевать на «Можайске» может только самоубийца. Шлюп имел импульсный генератор защитного поля, рассчитанный на одиночную метеоритную атаку. Поле включалось на несколько секунд, после чего энергонакопители корабля в течение долгих тридцати минут заряжались от главной двигательной установки, что существенно снижало ее мощность. Стало понятно – в случае массированного обстрела «Можайск» обречен.
Лазерная пушка шлюпа тоже разочаровала. В отличие от боевых лазеров, здесь не имелось систем коррекции, целеудержания и стабилизации по пространственным осям. По сути пушка представляла собой стационарный лазер большой мощности с ручным управлением, установленный во вращающейся башенке на корме «Можайска». Лазер предназначался для технических нужд – проделать отверстие в корпусе терпящего бедствие корабля, срезать выступ скальной породы на астероиде, сжечь обломок космического мусора.
– Ну, ты теперь видишь, что вояки из нас никакие? – со вздохом спросил Безуглов, когда осмотр корабля был завершен.
Они только что спустились из башенки и стояли теперь в коридоре, полукольцом охватывающем корабль. Серые металлопластиковые стены, редкие плафоны освещения, двери отсеков с номерами, крышки приборных модулей, рифленый стальной пол. Все очень просто и функционально – «Можайск» предлагал своим случайным пассажирам минимум комфорта.
– Вижу, – ответно вздохнул Матвей. – Но выбора‑то у нас нет. Будет воевать тем, что имеется.
– Психи вы, – помрачнел капитан «Можайска». – И ты, и твой папаша.
– Мы людей спасаем, – просто ответил Матвей. – Между прочим, ты вроде бы тоже этим должен заниматься?
– А я что?! – обиженно сверкнул глазами Безуглов. – Я от работы не отказываюсь.
– Тогда хватит нюни распускать! – гаркнул Гумилев‑младший, сжимая в кармане льва. – Иди, приободри людей, скажи им, что все будет в порядке! Капитан, а ведешь себя, как тряпка.
Несколько секунд Иннокентий смотрел в разноцветные глаза Матвея, словно раздумывая, что ответить. Но энергия предмета, веселая, яростная отвага, в конечном итоге пересилила человеческие страх и недоверие. Капитан «Можайска» белозубо улыбнулся.
– А ведь ты прав, Матвей Степанович! Мы – спасатели! И будем спасать.
– Вот именно, – буркнул Матвей, проводил взглядом плечистую фигуру Безуглова и полез по скобам шахты обратно в башенку лазерного орудия.
Он справедливо рассудил, что в случае внезапной атаки ему лучше находится на боевом посту.
Эпизод 11 «Меганевры»
Борт спасательного шлюпа «Можайск»
Предчувствие не обмануло Матвея. Он минут десять просидел в жестком кресле стрелка, наблюдая сквозь прозрачный бронеколпак башенки холодные звезды за кормой «Можайска» и любуясь багровыми сполохами солнечных протуберанцев прямо по курсу шлюпа. Потом Матвей представил, как лучи радаров шарят сейчас в пространстве, чутко ощупывая корабли противника, а те в ответ посылают еще более чуткие лучи боевых сканеров, надежно контролируя будущие цели. И тут из переговорного устройства скафандра послышался голос Исинки:
– Внимание! Одиночная цель, опознанная как крейсер первого ранга «Халхин‑гол», совершила маневр ускорения. Предположительно, использованы бустеры повышенной тяги.
«Вот оно, началось!», – волнуясь, понял Матвей. Он попытался вспомнить все, что знал о «Халхин‑голе». Знаний оказалось не густо – крейсера этого типа находились в резерве Главного командования Космофлота, базировались на орбитальной крепости «Победа» и… И, пожалуй, все.
Мог «Халхин‑гол» нести корветы типа «Меганевра»? Да запросто! И тогда Прусаков все сделал правильно – бросил крейсер вперед, чтобы тот на бустерах сократил расстояние до критического и выпустил «стрекоз [2]», способных догнать и уничтожить суда корпорации «Кольцо».
Конечно, фотонный крейсер «Справедливый» на полной тяге сумел бы сделать это быстрее, но громадный флагман «Армии пробуждения» в ближнем бою был слишком неповоротлив. Его главное оружие – сжигающий все на своем пути поток частиц, выброшенных из чаши кормового отражателя. Таким оружием можно уничтожить астероид, комету, даже небольшую планету, но против судов каравана это будет так же эффективно, как стрельба из пушки по воробьям.
А вот скоростные и хорошо вооруженные «Меганевры» – совсем другое дело…
– Исинка, сколько времени нам осталось до прибытия в контрольную точку включения сидератора?
– Семьдесят девять минут.
– Хорошо, сообщай о маневрах «Халхин‑гола» каждые три минуты.
– Принято.
Матвей откинулся на спинку кресла, напряженно вглядываясь в сторону уже превратившейся в крохотное красноватое пятнышко Венеры, словно хотел разглядеть где‑то там серую громаду крейсера первого ранга «Халхин‑гол».
Как обычно перед боем – а в том, что бой состоится, он уже не сомневался – Гумилев‑младший нервничал. Лев дарил ему отвагу, но это лишь усиливало волнение. Матвей не боялся, нет. Он пребывал в том удивительном состоянии боевого возбуждения, когда мысли о собственном выживании отходят на второй план. Главное – уничтожить врага, победить. Все остальное кажется не заслуживающей внимания ерундой.
Впрочем, не все. Матвей поморщился, как от зубной боли, настолько диссонансными были внезапные мысли о Соне ван Астен и Анне Петровской. Перед его мысленным взором появились лица обеих девушек. Рыжая Соня – строгий товарищ, серьезный работник – и страстная в минуты уединения подруга. Анна – ее полная противоположность. Импульсивная, горячая в словах и поступках, веселая – и неожиданно задумчиво‑нежная, когда они оставались вдвоем.
Кого он любит больше?
– «Халхин‑гол» продолжает маневр ускорения, – сообщила Исинка.
– Понял тебя, – откликнулся Матвей, на секунду вынырнув из тумана размышлений.
Итак, кого он любит больше? С тех пор, как истинная личность вернулась и Матвей обрел себя, этот вопрос вопросов он задавал себе не раз и не два. Задавал, потому что обязательно должен был найти на него ответ. Почему? Потому что любить двоих в принципе, с некоторыми оговорками – можно.
А вот жениться?
– Двоеженец… – вслух произнес Матвей и снова поморщился.
Уродливое слово. Впрочем, главное не в звучании. И даже не в сути. Если говорить откровенно, где‑то в очень потаенных глубинах души Матвей в общем‑то был бы и не прочь…
Он представил огромную, застеленную черным шелковым бельем кровать, на ней себя, а рядом – с одной стороны обнаженную стройную Соню с молочно‑белой кожей, с другой – смуглую, спортивную Анну. Вздохнул. Аня почему‑то представилась Матвею хохочущей, а Соня – просто улыбающейся.
Нет, это все бред, бред! Видения, достойные пубертатного возраста! Стыд и позор для взрослого мужчины.
А все почему? Потому что он не может сделать выбор. Да признаться, и выбирать‑то затруднительно. Где сейчас Соня? Где Анна? Что с ними?
Впрочем, а сам‑то он где? Нет, понятно, что сидит в башенке лазерного орудия спасательного шлюпа «Можайск», готовясь к самоубийственной дуэли с боевыми корветами. Но по сути? Былой, мирной жизни, в которой существовали такие понятия как любовь, свадьба, семейная жизнь, больше не существует. В Солнечной системе царит канцлер Прусаков, на Луне, Марсе, станциях и поселениях в других мирах – везде хаос, анархия, процветает мародерщина и сепаратизм… И что самое печальное – он сам, правда, в ипостаси Максима Верховцева, приложил к этому руку.
– «Халхин‑гол» подходит к рубежу досягаемости каравана. Крейсер произвел отстрел бустеров, – голос Исинки звучал ровно, но Матвею показалось, что в нем проскальзывают тревожные нотки.
Рубеж досягаемости! Это значит, что «Халхин‑гол» может выпускать корветы – и они гарантированно догонят суда корпорации. Матвея словно окатило холодной водой. Голова прояснилась, все лишние на этот момент мысли ушли, растаяли.
Он был готов к бою, но все же надеялся, что – обойдется. Может быть, крейсер выпустит вдогонку уходящему каравану десяток автоматических торпед, каких‑нибудь «Гризли» или «Скифов» – и на этом все закончится? Или…