Твой демон зла. Поединок
– Э-э… Вы… что?… Сука… – только и смог выговорить я, чувствуя, как деревенеют губы. Руки и ноги сковала необоримая, чугунная усталость, голова дернулась, перед глазами поплыли какие-то мглистые пятна. Гомон множества людей, толкущихся в вестибюле, потух, ушел на второй план, и звучал теперь глухо, как сквозь вату. Однако сознания я не потерял и видел все, что со мной происходит, как бы со стороны. С трудом ворочая глазами, я наблюдал за ловкими руками Ирины, проворно обшарившими карманы куртки. Вот появились ключи, вот – бумажник, вот паспорт.
Паспорт, впрочем, сразу перекочевал к низкорослому. Быстро достав из кармана маленький пенальчик сканер, он пролистал книжечку, проводя сканером по страницам.
Спустя несколько секунд все было кончено, деньги, ключи и документы вернулись в мои карманы, Ирина встала, похлопала мое тело (которое словно бы существовало отдельно от меня) по бесчувственной щеке, откуда-то еле слышно долетели ее слова:
– Ну, вот и все. Прощай, господин Бука. Надеюсь, больше мы не встретимся.
Они ушли, а я остался сидеть на диване, подобный гипсовому болвану. Руки-ноги по-прежнему ничего не чувствовали, но зрение потихоньку начало проясняться.
Мысли в голове ползли медленно-медленно, и моему затуманенному сознанию казались жирными гусеницами, еле двигающимися по зеленому древесному листу.
«Как… ребенка… Вкололи чего-то… Надо в милицию… Зачем им мой паспорт?… Мля, скоты, ничего… не чувствую…»
Прошло минут двадцать. Постепенно вернулся слух, перед глазами развиднелось окончательно, я смог пошевелить пальцами рук, потом – двинуть ногой. И сразу же в голове вспыхнула лютая злоба – меня, Сергея Воронцова, превратили в бесчувственную колоду ради каких-то неизвестных мне делишек какие-то неизвестные мне люди! Поубиваю, когда найду! Вот ей-бо, не посмотрю, что эта Ирина женщина – отлуплю, как сидорову козу на чужом огороде…
Скоро, как известно, только сказка сказывается… Еще через полчаса, с трудом поднявшись, я заковылял к милицейскому посту гостинцы, прижимая к себе пакет с покупками. Это было чертовски трудно и вскоре закончилось довольно печально: я не удержал пакет деревянной рукой, и тот грохнулся о каменный пол. Бутылки с пивом разбились, и я еле-еле спас купленную книгу, выкинув остальное в ближайшую урну.
На меня стали обращать внимание – то ли пьяный, то ли инвалид? Добредя, наконец, до двери с надписью «Милиция», я вошел, точнее, ввалился внутрь.
За столом я увидел молодого лейтенантика, упоенно разгадывающего кроссворд.
– М-моя фамилия… Воронцов. – губы плохо повиновались, и слова вылетали какие-то кривые, пьяненькие: – На меня… напали. Здесь, в вестибюле.
Милиционер поднял белесые, свинячьи глазки, быстро процокал, выдавая «пскобское» происхождение:
– Кто? Когда? Цто всяли? Челесные поврешдения? Ну?
– Ничего не взяли… – устало проговорил я, привалившись к стене – сесть в комнате было не на что.
– Тогда, мошет быть, исбили?
– Нет… Не били.
– Да сто вы мне голову мороците. – вспылил недовольный лейтенант, вгляделся в мое лицо, шумно потянул носом:
– А-а-а. Вы… П-пяный!?
Голос милиционера сразу приобрел начальственно-превосходный оттенок:
– Документы. Цто делаете в гостиниче?.
Я с трудом извлек из кармана паспорт:
– Я… не пил. Я… трезв. Они вкололи мне какой-то… наркотик, что ли? Потом обыскали, проверили паспорт… И все…
Лейтенант полистал документ, профессионально сверил фотографию с моим отнюдь не светлым ликом, потом вернул паспорт и сказал:
– Состава преступления нет. Если вам плохо, обратитесь к врацу. Сами дойдете, или вызвать медсестру сюда?
Махнув рукой, сгорбившись, я повернулся и побрел назад. В самом деле, что мог сделать этот придурошный «летёха»? Завести уголовное дело о уколе Воронцова Сергея Степановича в вестибюле гостиницы «Гавань» неизвестными людьми и введении вышеозначенному гражданину Воронцову опять же неизвестной жидкости, посредством чего он был обездвижен и подвергнут проверке документов? Бред…
Оборвав сумбурное течение мыслей, я добрел до лифта, поднялся к себе и без сил рухнул на кровать, еще хранившую вмятины от тел троих испуганных психов. Эх, и до чего весело началась командировка…
Лежа в постели, я все никак не мог расслабится – на душе скреблись кошки. В темное окно бился желтый пульс выключенного светофора.
Нужно было как-то отвлечься от тревожных мыслей, и я принялся вспоминать какие-нибудь веселые эпизоды из своей жизни. Однако ничего такого на ум не приходило, наоборот, вспоминались все больше разнообразные неприятности.
«Да и пошло оно все в задницу!», – психанул я, завернулся в одеяло и уткнулся лицом в подушку.
Глава третья
На следующее утро я, проснувшись, долго пытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Мозг, одурманенный неизвестным веществом, словно старался сам по себе забыть то, что приключилось со мной в вестибюле гостиницы.
По-умному надо было бы доложить руководству «Щита» обо всем произошедшем, но после долгих размышлений я решил промолчать – возникло реальное опасение, что «щитовцы» могут не так все понять и отчислить только-только принятого в школу неофита.
В школу телохранителей я пришел, как и было назначено – к десяти. Нас, восьмерых прошедших медосмотр и тестирование, собрали в приемной начальника школы, выдали удостоверения слушателей, секретарша раздала всем расписания занятий, и – завертелось колесо учебы.
Теперь каждый мой день был строго расписан, не вздохнуть, не охнуть. Занимались мы по полной, десять часов – пять практики, пять теории. Я вместе со всеми писал конспекты, занимался в спортзале, до одури лупил набитые песком груши, оттачивал спецприемы, учился стрелять в подвальном тире из разных видов оружия, от однозарядной ручки-пистолета до черного вороненого чудовища ДШК. Кое-кому могло бы показаться, что телохранителю ни к чему подобные умения, достаточно просто в совершенстве владеть табельным оружием, но методисты «Щита» считали иначе – их ученики должны были суметь сохранить жизни своих будущих клиентов в любых ситуациях.
Мы постигали минно-саперное дело, учились по запаху отличать пластиковую взрывчатку от оконной замазки, пластилина и еще сотни подобных веществ, водили на полигоне под Копотней разные марки машин, ориентировались на местности без компаса, отражали нападение одного, двоих, десятерых «килеров» или «террористов», кидали ножи, сюррикены, заточки, другие острые предметы, вплоть до столовых вилок.
До того, как попасть в школу, я и знать не знал, что обычная тарелка в умелых руках может стать грозным оружием, что человека можно сковать при помощи обычного стула надежнее, чем наручниками, а эти самые наручники, опять же, если действовать умело, можно легко снять с рук.
Тело мое теперь покрывали бесчисленные синяки, вечерами, возвратившись в свой номер в «Гавани», я едва не плакал от боли в натруженных за день мышцах, а казавшаяся мягкой гостиничная постель вдруг приобрела твердость асфальта, терзая мое тело, тело будущего телохранителя.
Тяжелее всего было по утрам – ужасно не хотелось вставать, натягивать осточертевшую камуфляжку, и тащиться по темным улицам Васильевского острова в «Щит», где ждали суровые инструкторы и нудные лекторы.
Честно признаться, собираясь в Питер, я где-то в глубине души видел свою учебу этаким курсом увлекательных лекций, в свободное от которых время я собирался поосновательнее изучить достопримечательности города. Теперь, после недели занятий, у меня в конце дня возникало только одно желание – спать.
В понедельник нас повезли на полигон, где впервые «прогнали» на время через «коридор смерти», бывший заводской цех, переделанный под огромную полосу препятствий, ловушек, лабиринтов и коридоров.
Я уже слышал об этом «коридоре», как об одном из самых трудных испытаний в «Щите».
Ребята из моей группы толпились в небольшом предбанники, и по команде помощника инструктора по одному уходили «на полосу».