Ностальгия

— А он вообще с нами? — шепотом поинтересовалась Луиза. Ее муж, Кен, похвалялся отменной памятью на лица.
— Он с нашего самолета? — спросил еще кто-то.
— Не помню, чтоб я его видел, — отозвался Кен Хофманн. И улыбнулся: — Да только среди нас ему самое место.
— Австралийский акцент — это наше все, — громко возвестил Дуг, одобрительно кивая парню. Тот поднял вверх большие пальцы.
Только представьте себе — нас по телевизору покажут! Шейла, например, была в восторге. С путешествиями оно всегда так: сплошные неожиданности. А доказательство — вот, у нее на коленях. Она имела полное право сказать, что «до сих пор» у нее ни минутки свободной не было «даже открытку надписать».
«Народ в нашей группе подобрался интересный и довольно милый», — быстро начала она. Потом заметила, что большинство поднимаются с мест и уходят в отель; а когда общему примеру последовали и Каткарты (Дуг сонно позевывал), она решила собрать открытки и закончить с этим делом в номере.
Три стола сдвинули вместе и закамуфлировали широким куском ткани, смахивающим скорее на переливчатое одеяло, нежели на скатерть как таковую; но вдали от родины, в незнакомой столовой даже трапеза, накрытая на неустойчивой поверхности, казалась приключением. К обеду все переоделись. Мужчины явились причесанные, в узорчатых пиджаках и хлопчатобумажных брюках, а Каткарт с Кеном Хофманном звонко пощелкивали каблуками белых ботинок. Женщины нарядились в парадные блузки и юбки — длинные юбки либо длинные платья, не забыли и шелковые ленты. Гвен Кэддок набросила на плечи шаль. В силу бог весть какой причины жены вступили в столовую, скрестив руки на груди и с весьма торжественным видом. Юбки да платья. Интересненько… Одна крепилась на бедрах. Юбка, в смысле. Должно быть, под собственным весом она так и норовила сползти вниз и весь день не давала хозяйке забыть о пресловутой части тела. Травяная юбка: в Африке-то! Покоится на бедрах — и шелестит беспрестанно. В конце концов снимается по частям, в два замедленных приема — женщина «вышагивает из юбки». Миссис Каткарт пришла в неброском платье в цветочек. Такое платье на бретельках снимается (в свой срок) через голову, резким движением локтей; несколько секунд слепоты — и все, готово. Платье Вайолет Хоппер представляло собой сплошные углы и прямые линии, устремленные к талии — тоненькой и хрупкой. Что до джинсовых брюк на Саше, они во всех подробностях очерчивали плавные округлости фигуры и другие отличия: все то, чему учат в натурном классе, — например, каким образом у женщины соприкасаются колени. В случае Вайолет Хоппер такое могло произойти разве что под платьем. Саша ворвалась в столовую вперед подруги, размахивая кожаной сумочкой.
На этой стадии туристы придерживались исходной разбивки на группы. Шейле нравилось сидеть с Каткартами. Со своего места она могла наблюдать за остальными и делать вид, что вливается в компанию. Гэрри Атлас намертво прилип к девицам. На другом конце стола Филип Норт, не задумываясь, занял место рядом с Кэддоками; Гвен кивнула в знак подтверждения. Хофманны уселись рядом; мистер Хофманн уже впился глазами в пятно на голой стене, выбивая пальцами барабанную дробь на зубах. Позади него на стене было изображено целое племя борцов, схватившихся врукопашную в небе над крохотным, но широко раскинувшемся городом в европейском стиле. Борцы с могучими ляжками и кофейного цвета кожей (ну разумеется!) щеголяли в меховых шубах. По всей видимости, творение сие принадлежало кисти прославленного местного художника-сюрреалиста. Та же картина была напечатана на обложке меню — во всем многоцветье; от падения дюжих здоровяков, казалось, вибрирует само меню.
Два стула остались пустыми и мало-помалу начинали раздражать присутствующих. Практически каждый бросал взгляд в их сторону — и вроде как смущался; кто-то хмурился и снова оглядывался, пытаясь вспомнить, кого не хватает. Иные нервно вертели в руках вилки. Снаружи совсем стемнело. Те, кто нетерпеливо ерзал на стульях, похоже, думали, что официанты явятся только тогда, когда вся группа будет в сборе, — путешественники они вечно изнывают от голода.
В столовую вбежал Джеральд Уайтхед, а с ним — человек помоложе, в старой армейской куртке американских ВВС (тропический вариант).
Они поспешно сели. Джеральд покаянно покивал соседям и, видя, что прочие взирают на него с интересом, опустил голову. Все, очевидно, решили, что эти двое — вместе, но тот, что помоложе, протянул руку и представился: Джеймс Борелли. Борелли!Итальянец? Вот и вилкой помахивает совершенно по-итальянски. Одновременно Джеральд принялся тыкать в переносицу указательным пальцем, поправляя очки. Шейла и миссис Каткарт заметили в его руке нечто странное: добавочный палец, на той стороне, что связана с рассудочной, нетворческой частью головного мозга.
Все быстро попривыкли к этой странности и привычке тыкать себя в переносицу (по семь-восемь раз в минуту) и переключились на Борелли. Едва за тридцать, а уже — при трости. Сейчас трость висела на спинке стула. Глаза у него симпатичные, проницательные такие. Обсуждая с Джеральдом, что они видели снаружи, он поймал на себе взгляд Луизы Хофманн — и улыбнулся ей открытой, неспешной улыбкой.
По всей видимости, Джеральд Уайтхед почувствовал, что на него смотрят. И тоже поднял глаза.
Гэрри Атлас тут же воспользовался шансом.
— Представляете, вы на экран не попали! А мы тут теперь все — звезды, — сказал он, обводя комнату взглядом, — верно?
— Да, к нам киношники приходили, — покивала миссис Каткарт со своего конца стола.
— Ага.
— Шестнадцатимиллиметровка, — пояснил Кэддок.
— Французское телевидение, — раздалось несколько голосов одновременно, и все выжидательно воззрились на Борелли.
— Мы-то сами так ничего небось и не увидим!
Джеральд Уайтхед сосредоточенно разглядывал собственные руки — что, впрочем, не мешало ему прислушиваться.
— У меня просто сердце оборвалось, — шепнула Шейла миссис К. — А вот вы — молодец. Все им рассказали в подробностях.
— На вашем месте я бы этого не пил, — предостерег Дуг.
— Дуг прав. — Миссис Каткарт повернулась к Борелли. — Понос прохватит.
— Пустяки. Жизнь не такая уж и длинная.
— Вы в путешествиях запором не страдаете? — поинтересовалась Шейла, наклоняясь вперед. — Я — да.
— Спасибо, шеф, — поблагодарил Дуг официанта. Начали наконец разносить тарелки.
— Обожаю французский язык, — щебетала Луиза Хофманн. — Так сидела бы и слушала — с утра до ночи!
— Да ты ж ни слова по-французски не понимаешь, — обернулся к ней муж.
Луиза собиралась было запротестовать, как вдруг в столовую ввалилась пресловутая съемочная группа и, громко переговариваясь, расселась за соседним длинным столом.
Просвещая Борелли, Гэрри Атлас ткнул указательным пальцем:
— А вот и они, киношники-то.
И больше о съемках речи не было.
— Не могу это есть. — Каткарт отодвинул тарелку. — Это что-то вроде ямса, да? А вы, народ, что скажете? — кинул он клич с одного конца стола до другого.
— Точно! — покивал Атлас с набитым ртом. — Говяжий бифштекс — наше все!.. Ну да ладно, пробьемся! Сами знаете, в чужой монастырь да со своим уставом…
— Я что угодно слопаю, — шепнула Саша, наклонившись к Вайолет. — Хоть лошадь, если на то пошло. Ух, до чего ж я голодная!
— Да ты вечно голодная, — отозвалась ее подруга, глядя в сторону.
— И пиво у них — чисто моча, — не унимался Гэрри. — Нашему в подметки не годится. Вы уже попробовали?
— Вы вегетарианец? — полюбопытствовала миссис Кэддок.
Норт кивнул.
— Мы тоже, — улыбнулась она.
Норт откашлялся.
— Да-да, такова наша диета — безвредные животные с замедленной реакцией.
— Никогда об этом не думала в таком свете. — Гвен снова блеснула зубами и обернулась к мужу: — Леон, ты слыхал?
Норт нахмурился. Вообще-то он имел в виду немного другое.
— Слоны, — подтвердил Кэддок, — съедают от восьмисот до тысячи фунтов травы в день. И весят при этом до семи с половиной тонн. Слоны африканские — и самки, и самцы — имеют бивни.