Порочный (ЛП)
— Мы скажем. Обещаю, — пыталась я ее успокоить.
— Хорошо.
Лия кивнула, прежде чем быстро раствориться в коридоре, заполненном снующими учениками.
— Мы ведь не скажем Келлану, верно? — с тревогой в голосе спросила Джуз. Теперь, с еще большей нервозностью она смотрела мне в глаза.
— Я только что сказала ей, что мы скажем.
— Да, но ты не сказала, когда. Позволь мне разобраться с этим, Шай. Прошу. Я так давно не веселилась.
Пытаясь понять, что замышляла моя сестра, я внимательно наблюдала за ней, но, несмотря на невинность в ее взгляде, глаза сверкали подозрительно недобро. Я знала свою сестру и знала, что она уж точно не молиться за него собиралась. Я предупредила:
— Не убивай его. Не делай ничего, что может привлечь к нам внимание.
Джуз закатила глаза и ехидно ответила:
— Хорошо, Шай. Ты должна рассказать, что сегодня сделала. И нет, я не сделаю ничего подобного. Но парень оставит в покое свою падчерицу после того, как я покончу с ним. Обещаю.
— Ты не убьешь его.
— Обещаю, — повторила она решительно.
— Ладно, — я сдалась и была вознаграждена блеском идеальных зубов. Когда она повернулась, чтобы уйти, я крикнула: — И не втягивай Веспара.
Джуз притормозила, но не повернулась. И затем пошла дальше, но перед этим я услышала пару излюбленных ею фраз.
Прозвучавший звонок вырвал меня из оцепенения. Остаток дня прошел для меня как обычно. Я молча наблюдала, как все играли в свои социальные игры. Тихони сидели в своей группе и украдкой косились на популярных. Айтишники занимались своими делами и избегали контакта с любым качком. Популярные девочки перешептывались между собой или сидели, положив руку на своего парня. Я поймала взгляд Лии, и она натянуто мне улыбнулась. Все ее друзья посмотрели на меня, а затем склонились над столом. Парни посмотрели и быстро отвели свои взгляды.
Я не была частью их социальной иерархии. В соответствии со своей родословной, я могла использовать их в качестве пешек. Я знала, что делали Джузеппа и Веспар. Знала, что они любили играть. Как они выражались, им нравилось «трахать мозг». И я знала, что Келлан тоже это делал, но его аппетит, казалось, был немного больше. Меня интересовало, было ли для него достаточным в школе играть с поверхностным разумом Лии.
Я не хотела делать этого. Я никогда не чувствовала себя обязанной и, что бы то ни было, хотела поступать наоборот. Я хотела остановить все это.
Я почувствовала жжение на запястье и коснулась рукава, чувствуя, как татуировка прожигает мою кожу. Мне было любопытно, она двигалась или осталась на месте. Иногда она перемещалась, будто чувствовала, когда я обращала на нее внимание. Иной раз она была как простое напоминание о чем-то. Я просто не знала, о чем.
Когда я добралась до класса гуманитарных наук, татуировка перестала гореть. Слава Богу.
Я бросила книги и заняла свое обычное место. Мы сидели в центре левого ряда у окна. Популярные любили сидеть в задней части, что нас вполне устраивало. Это никогда не имело значения, потому что я была в окружении братьев и сестры.
Веспар и Джузеппа сели на свои места передо мной и склонили головы друг к другу. Келлан бросил свои книги рядом со мной и сел на свой стул. Он повернулся и как всегда начал пристально меня изучать, а затем, откинувшись, развалился на своем стуле.
Именно тогда в класс зашел мистер Хокинс и, положив свои лекции на стол, взял маркер и повернулся к доске.
— Ладно, класс. Расскажите мне, что вы знаете о религии.
Класс накрыла тишина, и разговоры стихли. А затем, после небольшой паузы, Лия заговорила:
— Я католичка. Это то, что вы имеете в виду?
Еще одна девушка подняла руку.
— Это было частью нашего задания? Я думала, что мы должны были прочитать седьмую главу нашего учебника? Я не припоминаю там ничего о религии.
Мистер Хокинс проигнорировал ее и посмотрел на Лию.
— Да, Лия. Католицизм — это форма религии. Ты права. Теперь расскажи мне о том, каково это — быть католиком.
Он ободряюще улыбнулся и поправил свои очки в тонкой оправе. Он одернул рукав своей белой рубашки. На мгновение его бицепс напрягся, а затем расслабился, когда Лия заговорила:
— Эм... я думаю... Я исповедуюсь.
— Чистилище, — смеясь, выкрикнул Скотт.
— Да, мистер Лоррелс, но это больше относится к католицизму, чем к чистилищу. Существует намного больше религий, чем католицизм. Расскажите мне еще, пожалуйста.
Келлан долго и упорно смотрел на меня, а затем четко сказал:
— Это интеллектуальная битва за душу.
Все были в шоке, как и я. Брейдены не разговаривали в классе во время обсуждения. К нам не обращались, и мы даже не были востребованы во время урока. И сейчас наш лидер, Келлан, заговорил.
После минуты тишины мистер Хокинс собрался и сказал:
— Да, Келлан, но мне нужно больше.
Келлан пожал плечами.
— Замысел в том, куда перейдет душа после смерти. Это о том, может ли душа быть развращена во время жизни или нет.
— И как ты думаешь? — спросил наш учитель.
Келлан широко улыбнулся и покосился на меня.
— Я думаю, что все уже развращены, но есть кое-кто, кто не согласен.
Мистер Хокинс поймал мой взгляд и нетерпеливо сказал:
— Шай, как ты думаешь? Думаешь, души могут быть спасены? Что они не развращены?
Я была в ярости из-за Келлана, но не находила, что на это ответить. Меня застали врасплох.
— Я думаю, что души, в той или иной степени, просто приз. И да, я думаю, что они могут быть спасены.
Джузеппа и Веспар развернулись, глядя на нас, в частности на меня, с широко открытыми глазами. Я отказывалась краснеть под их пристальным и внимательным взглядом. Келлан изводил меня по определенной причине. Я не собиралась отступать.
— Ты думаешь, что они достойны спасения? — Келлан бросил мне вызов.
Все восхищенно слушали нас. Между Брейденами никогда прежде не было схватки, тем более публично между мной и Келланом. В моменты тишины во время нашего диалога можно было услышать падение булавки.
— Я достойна быть спасенной? — спросила я его. Меня не волновало, что класс мог услышать нас.
Келлан неловко поерзал на стуле, но ответил монотонно:
— Любая душа имеет выбор, Шай. Каков будет твой?
Я слегка улыбнулась.
— Выбираю я ад сейчас или рай потом? Или я выбираю сейчас рай, для удовольствия, и в награду попадаю в ад? Что бы выбрал любой здравомыслящий человек?
— Но это тема данного обсуждения. Никто не собирается сначала выбирать ад. Все хотят самый простой и быстрый способ. Сейчас все хотят быть удовлетворенными. Ты знаешь, что сначала они выберут рай.
— И в конечном итоге наградой им будет ад? — с легкой хрипотцой мягко спросила я.
— Это звучит, как моя диета, — выкрикнула одна девушка.
— Бетани! — рассмеялся мистер Хокинс, и облегчение пронеслось по напряженной комнате. — Какое отношение диета имеет к нашему обсуждению?
— Вообще-то, никакого, но это то же самое, — ответила она. — Я могу съесть сейчас Пончик Данкин — рай, или порцию творога — ад, чтобы позже попасть в рай. Что я хочу выбрать? Конечно пончик. Что я действительно должна выбрать? Творог.
— Это то, чего ты хочешь, Бетани?
— Черт, нет. Я хочу похудеть на десять фунтов, но те пончики на вкус как рай.
— Это называется дисциплиной, — бодро выкрикнул один из парней. — Я могу просто и быстро трахнуться сейчас, но надеюсь, что рай — это нескончаемый и разнообразный секс!
Еще один парень засмеялся.
— Это никак не связано с дисциплиной, Кент. Это называется отрицанием.
— Ну, Брайан, если ты достанешь его, я могу прямо сейчас попасть в ад.
Кент добродушно рассмеялся.
Эти двое начали перебрасываться оскорблениями. Вскоре, класс начал болтать на собственные темы. Мистер Хокинс отвечал на вопросы личного характера, и вскоре в классе разразился хаос. Это происходило, пока не заговорил Келлан:
— Что, если бы не было рая и ада? Что, если это все игра с нашим разумом?