Последняя чаша гнева

Чойс подошел к Брэттуэйру. Тот уставился на него.
— Ты кто такой?
— Это мой видам, — раздался голос Энунда, — а также гонфалоньер Фафтского пресвитерства.
— Предательство! — завопил Арнгейр, которого Чойс как-то упустил из виду, и его меч возник возле самого его уха. В следующее мгновение тело Арнгейра уже сложилось пополам, перечеркнутое лучом бластера, а меч зазвенел на плитах, выпав из его руки. Князь Арнгейр Кхат, мертвый, распростерся на полу.
— О-о-о!
Вздох собрания выражал очевидное.
— Бери их, Блакк, — произнес Чойс, пряча бластер обратно.
— Что?! — завопил Дюри.
— Не князья, — раздельно произнес Блакк. Это были ритуальные слова низложения. Дюри и Брэттуэйр поникли. Их увели.
Настала тишина. Чойс проследовал к своему креслу рядом с Энундом и опустился в него.
— Господи, надеюсь, ты делаешь все правильно, Эдмунд, — услышал он слова пресвитера.
— Мы надеемся, что ты объяснишь нам все, Энунд, — сказал Гутхорм, обращаясь прямо к пресвитеру.
— Это мой новый видам-гонфалоньер Эдмунд, — повторил тот. — Он расскажет вам все.
— Залетевший к нам торговец, — презрительно просипел Кальв.
Чойс не обратил на него внимания.
— Мне кажется, что вы упускаете главный довод, — сказал он.
— Что это за довод? — спросил Гутхорм.
— Владетельные гранды, наверное, не знают, — медленно произнес Чойс, — что альбегинские войска вот уже двое суток находятся в пределах Лиги.
Это заявление вызвало бурю. Несколько человек вскочило, опрокидывая свои кресла, раздались гневные вопли:
— Пределы Лиги священны!
— К ответу за такие слова!
— Доказательства! Доказательства!
Когда шум понемногу стих, Чойс спокойно спросил:
— Вы хотите доказательств? Я удивлюсь, если вы их не увидите перед собой.
Члены Совета начали озираться по сторонам.
— Да вот же они! — Указующий перст Чойса ткнул в пустые сиденья кресел Князей. — Дюри, Арнгейр и Брэттуэйр запамятовали, что такое границы, и к ним в гости нахлынула такая толпа, что мне, например, уже становится страшно за наш кров.
— Это были альбегинцы? — отрывисто спросил Рэгнвальд, бургграф Стиндалета, которого Чойс уважал за ум и ясность мышления.
— Да, — ответил Чойс. — Если вы еще не знаете этого, моему изумлению нет пределов.
— Всему есть предел, гонфалоньер Эдмунд, — промолвил Рэгнвальд. — Нет предела только глупости и невежеству. Княжества заняты врагом. Это должно хоть что-то говорить тем из нас, чьи владения граничат с ними.
Все взгляды тут же обратились к двум старикам, которые похожестью облика напоминали близнецов. Однако Льот и Гудлауг, приоры-правители Ксойнского приората, не были даже дальней родней. Просто много лет, проведенных в совместных аферах, не только сплотили их, но и даже стерли все внешние различия.
— Не понимаю волнения бургграфа, — продребезжал Льот. — Пока что нашим границам не угрожает ни одна живая душа.
— А мертвая? — спросил Чойс. Он не шутил.
— Какая? — приложил ладонь к уху Гудлауг.
— Среди тварей Альбегина, — твердо сказал Чойс, — торговцами было замечено немало разлагающихся трупов, которые таскались по лагерю на негнущихся ногах, надеясь чем-нибудь поживиться.
Собрание всколыхнулось.
— Хакты, — негромко сказал Рэгнвальд. Несколько голов кивнули. — Они не появлялись уже давно, ведь верно? — встревожено спросил молодой Роаберт, майордом Тохума.
— Это Вольфганг, — бросил человек, сидящий рядом с дверями. Он был рыжебород, голубые глаза смотрели со странной безжалостностью. Бурис, владетель небольшого фьефа, был членом Совета только лишь благодаря древности своего рода.
— Ты что-нибудь знаешь, Бурис? — спросил Энунд.
Тот медленно поднялся и вышел на середину зала, выпрямившись под взглядами.
— Мой фьеф Сдогнар, как вы знаете, тоже имеет границу с Княжествами, не очень протяженную — всего с четверть мили. Но недавно мои люди заметили там отряд хактов, вооруженных длинными ножами. Завидев моих людей, хакты бросились на них. Но наших было больше, и хактов порезали в куски. Так вот мои люди говорят, что Ожившие были одеты в тарлтарские плащи.
Будто ветер пронесся по залу после этих слов.
— Вольфганг! Их оживил Вольфганг!
— Но это были не Великие Мертвые, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Гутхорм.
— Конечно, нет, — ответил Бурис, повернувшись к нему. — Ведь Великих Мертвых никто не может организовать. Они появляются и уходят, как прилив, в определенное время года.
— Значит, Вольфганг еще жив, — задумчиво сказал Гутхорм. — Жив и продолжает строить свои козни.
— Войне с Альбегином быть! — прихлопнул ладонью Энунд по подлокотнику своего кресла. — Никто еще безнаказанно не переходил пределов Лиги.
Вверх взметнулся лес блистающих мечей.
— Совет постановил! Совет постановил!
 
7
Судьбы бесстрастной щелкнул кнут,
Проснулись во гробах отцы:
На стыке лет слепцы идут,
Идут слепцы.
Идут слепцы.
У них застывший, дикий взгляд
И света не узрят уже.
Плетутся, выстроившись в ряд,
К твоей душе,
К твоей душе.
Безгласны, страшны и тупы,
Они как вороны в ночи.
Слепцы, конечны, не слепы,
Как ни кричи.
Как ни кричи.
Шагают, взгляда не тая,
От них все в ужасе бегут
В чужие дальние края.
Слепцы идут.
Слепцы идут.
На Де-Мойре существовало древнее поверье: если вдруг откуда-то нежданно-негаданно является длинная вереница Слепцов, быть страшной беде. От Слепцов нужно было бежать, ибо если кто хоть раз взглядывал в их зрачие-незрячие глаза, тот погибал. Ибо Слепцы были — Слепцы Судьбы. Они несли вести, ужаснее которых не могло быть.
В тот вечер Чойс ехал во главе конного отряда, который был отдан в его распоряжение. Недавно он стал помощником главнокомандующего объединенными силами Лиги Хаоэя. Кроме него, помощниками стали Роаберт, Бурис и Кальв. На кандидатуре последнего настоял бургграф Орун. Сейчас в обязанности Чойса входило патрулирование границы между фьефом Буриса Сдогнар и Княжествами Границы.
Ехали по густому лесу. Видимо, так выглядел континент Джерт, единственный обитаемый на Де-Мойре, до колонизации планеты в древности: сплошные буреломы твердых, отливающих синевой деревьев, переплетения гигантских древовидных папоротников, меж которых тянулись кверху плети жухлой синеватой травы. Чойс не понимал, почему сам Бурис заброшен высшим командованием далеко на восток, — охранять границы Ксойна, когда его собственное владение находится под угрозой. Видимо, у начальства были свои прихоти. К непониманию примешивалась тревога: минуту назад краем уха он уловил такой разговор:
— На юге видели Слепцов.
— Я тоже слышал. Быть беде…
Этими фразами перекинулись двое солдат в середине колонны. За свое пребывание здесь Чойс услыхал много легенд, которые подчас оказывались вовсе не легендами, а страшной реальностью. Но о неких загадочных Слепцах он слышал впервые. Видимо, поэтому он насторожился и приказал ехать медленнее, внимательно оглядываясь по сторонам. Они выехали из леса и очутились в холмистой местности, кое-где резко понижающейся до появления глубоких ложбин, заполненных непроглядной тенью. Солнце уже заходило, и от этого ложбины казались черными норами, уходящими вглубь земли. Где-то здесь, по словам Буриса, и произошла схватка с хактами. Проехав еще немного, Чойс увидал и их самих.
Их было довольно много, темных кучек, разбросанных там и сям. Подъехав поближе, он отметил, что, несмотря на действие солнечных лучей и открытого пространства, одежда хактов осталась в относительной целости. Наверно, их хоронили в этой одежде и в ней же они восстали из земли: плотные коричневые плащи с кожаной подбивкой. Тела самих хактов окончательно разложились и были неузнаваемы. Но, во всяком случае, при жизни они были людьми.
Чойс спешился возле одного из трупов, желая внимательнее рассмотреть клинок длинного ножа ,валяющегося рядом с рассыпавшейся кистью. Он был покрыт золоченой резью рун. Череп трупа был расколот: каждый мужчина на Де-Мойре знал, что хакта может свалить только удар в голову.