Белый Бурхан
Разбудив Чочуша, он приказал:
- Приведи жену пастуха ко мне!
Парень зябко поежился, вышел и тотчас остолбенел - со всех сторон к стойбищу Батнора съезжались испуганные всадники. Он пулей вернулся к очагу:
- Люди, дугпа! Народ! Много! Куулар обреченно вздохнул:
- Вот и хорошо, что их много. Я думал, что этот растяпа призовет на свой суглан вообще человек десять...
Не поднимаясь с хоймора, черный колдун протянул руку к очагу, взял остывший уголек, размял его в пальцах, решительно провел две резких черты от крыльев носа за уши, поправил свою черную шапку, сделав ее трехъярусной с белым шариком наверху, встал во весь рост и, щелкнув пальцами, облачил себя в огненный халат с черными тенями круторогих козлов, за которыми, далеко выбросив длинные ноги, неслись стремительные лучники, попирая знаки изломанного креста в круге и еще какие-то знаки. Чочуш вспомнил, что все это он уже видел в той каменной расщелине, где он и дугпа Мунхийн провели свою первую ночь. Молодой теленгит протер глаза, но видение не исчезло...
- Идем! - приказал черный колдун, доставая уже знакомую бутылочку темного стекла. - Следи, чтобы никто не зашел мне за спину!
Всадники уже сбились в кучу, горланя что-то, размахивая кнутами над головой. По всему было видно, что Батнору в такой компании приходилось туго: он созвал соседей в горячее летнее время, и теперь все они требовали обещанных чудес и пророчеств.
Дугпа Мунхийн нахмурился, коротко взглянул на Чочуша и решительно зашагал вперед, но и уходя все дальше и дальше от юрты, он не уменьшался в росте, как обычно, а, казалось, даже увеличивался, и если бы теперь кому-либо из новых гостей Батнора пришла мысль сравняться с ним в росте, то самый высокий из всадников оказался бы черному колдуну по пояс. Не доходя сотни шагов до примчавшихся на суглан пастухов, дугпа Мунхийн остановился, высыпал на ладонь несколько крупинок, дунул на них, и посыпавшиеся искры, достигнув сухой травы, вспыхнули яркими языками пламени, взметнув к утреннему небу черные чадящие столбы дыма. Всадники разом посыпались с коней и рухнули ниц, обнажив черные, лысые и седые головы.
Раздвинув огонь руками, черный колдун вышел из него и рывком поднял ладони с растопыренными пальцами вверх, как бы призывая небо себе в свидетели.
- Я послан к вам владыкой рая Амитабой! - громогласно возгласил он.
И тотчас между растопыренными пальцами рук пролетела синяя молния и сухо треснул гром, похожий на ружейный выстрел.
Он резко опустил руки вниз, и все увидели шелковый свиток с золотыми шнурами, на концах которых поблескивали круглые серебряные печати.
- Это указ Гэссэр-хана, посланный небом! Слушайте и трепещите! Откройте свои сердца для каждого его слова!
Дугпа Мунхийн развернул свиток и начал читать нараспев, как торжественную молитву:
- "У меня много сокровищ, но могу дать их моему народу лишь в назначенный срок. Когда воинство Шамбалы принесет копья спасения, тогда открою горные тайники и разделю с воинством моим мои сокровища поровну и скажу: живите в справедливости! Тому моему указу скоро поспеть над всеми пустынями, горами, лесами и долинами... Когда золото мое было развеяно по земле, положил срок, в который люди придут собирать мое имущество. Тогда и заготовит мои народ мешки для богатства, и каждому
дам справедливую долю!"*
* Здесь и далее по тексту романа изложены молитвы, заклинания и пророчества, в основе которых лежат публикации и записи Н. К. и Ю. Н. Рерихов.
Дочитав указ Гэссэр-хана до конца, великолепный гость свернул свиток, высоко поднял его над головой, и он исчез. Сразу же упали вниз и погасли языки огня за спиной посланца неба.
- К этому прибавлю, - сказал дугпа Мунхийн уже обычным голосом, - что не золотые и серебряные сокровища призывает вас собирать Гэссэр-хан. Все сокровища мира - пыль под ногами владыки Шамбалы! Более ценные сокровища надлежит отныне собирать вам, люди:
сердца баторов и мудрецов, готовые к подвигам, страданиям и самому безграничному счастью...
Затем посланец Амитабы снял со своей шапки шарик, и тот засветился, засиял, заставляя каменеть людей и задергивая их взор пеленой цветного тумана. Запели невидимые трубы, а через все небо величественно и спокойно поплыл огненный всадник...
- Ригден-Джапо! - строго сказал дугпа Мунхийн.
- Ригден-Джапо! - выдохнули собравшиеся.
- Ригден-Джапо... - простонал Чочуш незнакомое ему имя, прикрывая глаза рукой, но не в силах сдержать тупую боль, сжимавшую ледяными обручами его голову.
Куулар Сарыг-оол остался недоволен вынужденным представлением: массовый гипноз истощил его силы, а главной цели, ради чего все это задумывалось и было устроено, достичь так и не удалось. Покружившись в танцах чуть ли не до вечера, выпив весь запас араки и кумыса у Батнора и в собственных бурдюках, притороченных к седлам, пастухи разъехались по своим стойбищам, унося еще одну легенду о явлении Ригдена-Джапо и о диковинном указе самого Гэссэр-хана, привезенном с неба посланцем бога Амитабы... А он-то надеялся, что за ним двинется его личная конница, разрастаясь с каждым днем пути по стране Шамо в святое и победоносное воинство, идущее под знаменами Шамбалы! Опять повторилось то, что случалось и раньше, - он только удивил и напугал людей, но не смог их ни в чем убедить!
Проводив равнодушными глазами последнего всадника, исчезнувшего в облаках желтой пыли, дугпа Мунхийн повернулся к Батнору:
- Возьми моего рысака-хулэга и дай мне взамен двух твоих лошадей! Сегодня мы покидаем твое урочище, дорога наша не может ждать, как не может ждать и небо!
Батнор послушно склонил голову, а Чочуш, сообразив в чем дело, возмутился до глубины души: "Моим конем торгует, как своим! Даже не спросил, согласен ли я на такой обмен! А может, он уже превратил меня в козявку, которую держит в кулаке, а мне кажется, что я все еще человек?" Но мелкая эта обида, смешавшись с неосознанным еще до конца страхом, проскользнула как-то стороной, мимоходом - ошарашенный всем увиденным, парень вконец обалдел и смотрел на дугпу круглыми, замороженными ужасом глазами, каждое мгновение ожидая от него нового чуда.