Мой муж Джон
Письмо сработало, и ребятам были выданы разрешения на работу. Джорджу к тому времени уже исполнилось восемнадцать, так что с его возрастом проблем тоже не возникло. В апреле 1961 года «Битлз» отправились в свою вторую поездку в Гамбург. Я была несказанно счастлива, так как на сей раз они брали меня с собой.
ГЛАВА 6
Я никогда раньше не выезжала за пределы Великобритании, до того как отправилась в Гамбург вместе с Дот Роуи, подружкой Пола. Мы были настолько перевозбуждены и напуганы, что всю ночь накануне отъезда не сомкнули глаз. Ребята уже две недели находились в Германии, а мы собрались туда в пасхальные каникулы. В колледж мне нужно было только через две недели, а Дот, которая работала ассистентом фармацевта, взяла на это же время отпуск.
Пол к тому времени встречался с Дот уже несколько месяцев. Это была миниатюрная семнадцатилетняя блондинка с ангельским личиком, очень веселая и забавная. Я радовалась, что еще у одного из ребят появилась постоянная подружка. Во — первых, мне теперь было с кем пообщаться, а во — вторых, я понимала: она не понаслышке знает, что значит таскаться по ночным клубам и ждать, пока твой парень закончит выступать, потом долго болтать с фанатами, пока он не выйдет к тебе. Не то чтобы мне это так уж не нравилось: я привыкла, знала, что Джон меня любит по — настоящему, и гордилась им, — просто эта жизнь была совершенно другой, настолько не похожей на жизнь других девушек. Часто мне приходилось ждать весь вечер, а иногда и полночи, пока мой друг находился в центре внимания десятков девушек, прежде чем я наконец получала возможность остаться с ним наедине. С Дот я могла теперь разделить как долгие часы ожидания, так и неожиданные приключения — например, эту поездку в Гамбург.
Отец Пола вместе с моей мамой проводили нас до станции «Лайм — стрит», откуда отходил наш поезд. Снабженные бутербродами с сыром и термосами с чаем, мы махали им на прощание, пока они не скрылись из виду. Две наивные девчонки отправлялись в неведомый мир без малейшего понятия о том, что их там ждет.
Поезд шел всю ночь, а рано утром, пересев на паром, мы добрались до Голландии, где пересели на другой поезд. В пути мы немного поспали, но к концу второго дня насущной проблемой стал голод. Бутерброды давно закончились, в поезде, который вез нас из Голландии в Гамбург, не было вагона — ресторана, и купить какую — нибудь еду можно было только во время остановок. Мы не хотели покидать поезд на станциях, опасаясь, что он уедет без нас. Ни на каком другом языке, кроме английского, мы не говорили, так что и спросить, сколько продлится та или иная остановка, тоже не могли. Нам оставалось только ждать и мечтать о том, как мы досыта наедимся, когда приедем.
Всю дорогу нам представлялась романтичная картина: вот мы приезжаем в Гамбург, любимые ждут нас на платформе с распростертыми объятиями, воздух слегка затянут прозрачной дымкой, поезд останавливается, и мы, во всем своем великолепии, свежие, как маргаритки, выходим на перрон… В действительности все получилось несколько иначе: состав прибыл рано утром, мы с неимоверным трудом открыли дверь вагона и вывалились на платформу — чумазые, уставшие и с единственной мыслью: что — нибудь съесть.
Оглядевшись, мы никого не увидели. Невероятно длинная платформа простиралась куда — то в бесконечность и вокруг — ни души. Через несколько минут мы наконец заметили бегущих нам навстречу Джона и Пола. Когда они приблизились, мы поняли, что выглядят они еще похуже нашего: истощенные, разящие алкоголем, с мешками под глазами и такие грязные, будто не мылись, по крайней мере, неделю.
Несмотря на наше состояние, встреча была прекрасной. Мы целовались, обнимались и визжали от радости. Ребята играли в клубе до двух часов ночи, а потом, в нервном ожидании нашего приезда, так и не легли спать. Они оба выпили изрядное количество спиртного вперемешку с бодрящими пилюлями и просто ошеломили нас тем, что говорили без умолку и были чересчур возбуждены. Прошло какое — то время, прежде чем мы смогли сказать им, что очень хотим есть. В итоге Джон с Полом отвели нас в Морскую миссию неподалеку от гамбургских доков, где все мы плотно позавтракали.
Ребята договорились, что я остановлюсь дома у Астрид и ее мамы, а Дот поселится с Розой, уборщицей в Тор Теп. Таким образом после завтрака мы с Дот разошлись каждая в своем направлении. Я очень нервничала перед встречей с Астрид, которую по описаниям Джона представляла себе блестящей и самоуверенной, и боялась выглядеть перед ней чересчур застенчивой и неуклюжей. Астрид встретила нас на пороге. Выглядела она сногсшибательно, как я и ожидала. На ней были джинсы, водолазка и кожаный пиджак — все черного цвета. Ее короткие светлые волосы были пострижены лесенкой, неброский макияж наложен безупречно. Но волновалась я напрасно: Астрид обняла меня, мы тут же прониклись взаимной симпатией, и это стало началом теплой дружбы. При всем ее великолепии, с ней всегда было легко, весело и спокойно.
Другое дело — комната Астрид: я никогда не видела ничего подобного. Пол и стены были покрыты серебряной фольгой, а все остальное было черным. Кровать была застелена черной сатиновой простыней и черным бархатным покрывалом. Рисунки и картины, висящие на стенах, были освещены направленным светом, и все это шокирующее великолепие смягчалось искусной икебаной из засушенных цветов. Я не могла удержаться, чтобы мысленно не сравнить комнату Астрид с моей собственной спальней: цветастое нейлоновое покрывало, чопорные бумажные обои и скромный, хотя и очень симпатичный, туалетный столик. Как же мне не хватало этой смелости и творческого футуризма!
Две недели, проведенные в Гамбурге, открыли мне глаза на огромное количество вещей. Меня невероятно возбуждало то, что я находилась далеко от дома, не ограниченная какими — либо жесткими правилами. Я чувствовала себя такой свободной! Гамбург представлялся мне чем — то вроде старшего, более искушенного брата Ливерпуля: типичный портовый город со множеством грузовых кораблей в доках и несметной разношерстной толпой прохожих, съехавшихся сюда, казалось, из всех уголков мира. Немецкий язык своими гортанными звуками определенно напоминал ливерпульский диалект — неудивительно, что ребята чувствовали себя здесь как дома.
Для нас с Джоном это было счастливое, беззаботное время, когда ни Мими, ни моя мама не давили на нас. Каждую свободную минуту Джон проводил со мной, с гордостью показывая мне достопримечательности города. С некоторыми из них он сам не так давно познакомился. Например, напоминавший лондонский Сохо район, где в витринах сидели полуобнаженные, а то и вовсе раздетые девушки. При виде них у меня, к немалому удовольствию Джона, отвисла челюсть — настолько это не походило на целомудренные улицы Хойлейка.
Каждый вечер мы с Астрид, накрасившись и разодевшись, отправлялись в Тор Теп. Обстановка здесь была вполне классическая для подобных заведений — простые металлические столы и стулья, рассредоточенные по просторному залу. Яркий, ослепляющий свет освещал разноликую толпу посетителей. Среди них были тинейджеры, пришедшие поразвлечься, отпущенные в увольнение матросы, тучные мужчины средних лет, идущие домой с работы, и бандиты, которые выглядели настолько угрожающе, что я боялась даже смотреть в их сторону. Почти каждый вечер здесь случались драки с поножовщиной, и тогда мы укрывались где — нибудь в безопасном месте до тех пор, пока в клубе не появлялась вооруженная полиция, чтобы вывести нарушителей порядка.
Дот, Астрид и я сидели за столиком и наблюдали за выступлением. В перерывах ребята спускались к нам, и тогда мы с Джоном втихую пробирались к ним в комнату, чтобы заняться любовью перед их очередным выходом на сцену. Помещение им досталось получше, чем в прошлый раз, но тоже не бог весть что: тесная и унылая комнатушка с маленьким окном, выходившим на лестницу черного хода, две двухъярусные кровати и еще одна, стоящая отдельно. Свободного пространства между ними оставалось едва ли больше полуметра.