Непристойная Блистательная Вечность (СИ)
Еда уже подана на стол. Коллинз берёт бутылку вина и наполняет мой бокал, прежде чем налить себе. Татьяне он не предлагает. Честно говоря, у неё даже бокала нет.
На ужин приготовлен запечённый цыплёнок с овощами на гриле. Мгновение Коллинз смотрит на него, как будто психологически себя подготавливая, а потом, взяв столовое серебро, принимается нарезать его на кусочки.
— С каких пор ты полюбил мясо птицы? — интересуюсь я, нарезая своё. Я ем почти всё, но Коллинз всегда был более привередливым и не особенно любил есть курицу. Он скорее по части красного мяса. Откусывая первый кусочек, я замечаю прохладный взгляд Татьяны, устремлённый на него, но она ничего не говорит. Дерьмо. Может, я её обидела. — Это не значит, что я её не люблю, просто... Видимо, с возрастом мы меняемся, верно?
Закончив жевать, Коллинз запивает еду вином и объясняет:
— Татьяна не ест красное мясо, поэтому мы не держим его в доме. — У него такой вид, будто он печально вещает о проигранной битве.
Наверное, раз они живут вместе, это логично, что они должны вместе и есть. Но, взглянув на её тарелку, я замечаю, что она ест совсем другое. Тарелка у неё меньше — на ней груды шпината и маленькая помидорка черри, которую разрезали на четвертинки и для придания красочности разложили по краям. Приходится скрыть свой шок. Если она даже не ест курицу, какой ей дело? Меня злит, что она навязывает ему свои предпочтения в еде. Особенно учитывая, что они даже не едят одно и то же. Почему она испытывает необходимость его изменить? Он изначально был идеален.
Коллинз смотрит на тарелку Татьяны, потом переводит многозначительный взгляд на неё саму, но никак это не комментирует.
Интересно, понимает ли он, насколько это глупо? Я вонзаю вилку в кусок цыплёнка чуточку сильнее, чем нужно, и откусываю. Жую, мысленно уговаривая себя не прожигать её взглядом во время ужина. В конце концов, это её дом.
Я глубоко вдыхаю и, пока мы едим, расспрашиваю Коллинза о его бизнесе. Немного странно. Это я всегда была любительницей чисел, но вот он — владелец инвестиционной фирмы. Как помешанный на вычислениях ботаник, я весь вечер закидываю его вопросами о том, как проводится внутренняя работа.
— Коллинз, — вмешивается Татьяна, пока он отвлекается на еду. — Как бы тут не было увлекательно, я почти закончила, и мне ещё нужно позвонить агенту. Не возражаешь, если я вас оставлю? — В этот момент я понимаю, что она совершенно отрешилась от разговора. Не отвлекай её телефон, думаю, она скорее пересчитала бы сколько в её салате шпината, чем включилась в беседу о его работе.
— Нет, иди, — отзывается Коллинз. Он целует её в щеку, пока сама она целует воздух рядом с ним. Я смотрю на его твёрдый квадратный подбородок и гладкую, загорелую кожу. Как она могла не хотеть коснуться губами этой линии подбородка?
— Было приятно познакомиться, Миа, — произносит она, бросив на меня краткий взгляд, прежде чем возвращает внимание к телефону и уходит из комнаты. Наверное, думает, что это последний раз, когда она меня видит, и чёрт, возможно, так оно и есть. У Коллинза хорошая жизнь и серьёзные отношения с девушкой, в которые я не могу просто так ворваться.
К десерту у меня уже есть примерное представление об обороте денег в инвестиционной фирме. Помешательство Коллинза велико, почти так же как и у меня, поэтому мы, склонившись над шоколадным тортом, разбираем его бизнес, и по нему видно, что он сильно любит свою работу. Появившаяся живость в его глазах, что наполняет меня тёплой энергией — то, чего я не видела уже очень давно.
Когда ужин подходит к концу, он провожает меня до комнаты, оставляя у дверей.
— У меня есть кое-какие дела перед сном, но завтра мы отправляемся на яхту. Надеюсь, ты присоединишься к нам. Думаю, тебе понравится.
От одной мысли о том, чтобы взойти на лодку с ним, меня окружает образами той ночи. Интересно, вспоминает ли он тоже о ней?
Он смотрит на меня. Мы стоим в нескольких шагах друг от друга, но в его глазах тлеет желание придвинуться ближе. Перспектива остаться на яхте с ним наедине кажется соблазнительной. Я думаю о его совершенно сложенном, зрелом теле, отдающим приказе, раскачивающимся на мне, и чувствую пульсацию между ног.
Я с трудом сглатываю и напоминаю себе, что он пригласил меня составить компанию не только ему, но и его девушке.
— Было бы здорово, — говорю я.
Он улыбается и скользит по моему телу взглядом, от которого мои щёки вспыхивают жаром. На Татьяну он так не смотрел. На самом деле за ужином они вообще едва ли обменялись взглядами, не говоря уже о разговорах. Это наводит на мысль, счастлив ли он с ней. Наверное, да, раз они живут вместе. Но сегодня вечером он не выглядел довольным — по крайней мере, рядом с ней.
— Спокойной ночи, — желает он.
— До завтра.
С кружащейся головой я закрываю дверь. Пульс заходится в гонке от простого нахождения с ним. Я заваливаюсь на кровать и глазею в потолок. Может, Коллинз и не особо восторжен обещанием, которое мы дали друг другу, когда нам было по десять, но он вроде бы искренне рад меня видеть. Никому не причинит вреда, если я задержусь на несколько дней. Я переворачиваюсь на бок, зарываюсь в чемодан, всё ещё лежащий на кровати исполинских размеров, и вынимаю ноутбук, открывая его.
Возможно, я смогу найти здесь работу. Если Коллинз правда с Татьяной, не стоит ждать, что он станет держать меня тут вечность. Мне нужна стратегия отступления.
На всякий случай.
Глава 5.
Коллинз
Я припарковываю машину на стоянке у пристани и выдвигаюсь вперёд, ведя их в сторону доков. Глаза Татьяны не отрываются от телефона, в то время как Миа выкручивает шею, пытаясь вобрать каждую деталь окружающего мира.
— Ничего себе, да это же... — Она закусывает губу, подыскивая слово.
Я знаю, как сильно сейчас всё отличается от того, среди чего мы росли, но мне не хочется, чтобы она чувствовала себя униженной.
— У меня пунктик на лодках, — ухмыляюсь я, дожидаясь пока до неё дойдёт двойной смысл моих слов. Её щёчки розовеют, а мой член отзывается нетерпеливой пульсацией от воспоминании о её узком крошечном теле. Хорошо, что на мне очки-авиаторы. — Сегодня мы повеселимся, — добавляю я, приходя в себя.
— Да. — Она сглатывает, оглянувшись на Татьяну, которая идёт впритык за нами, но, как и почти всегда в последнее время, поглощена своим телефоном.
— Вот она, — произношу я, указывая вперёд, туда, где в воде стоит гладкое судно с белым корпусом. Оно большое, но не вызывающее. Всего семидесяти футов, что на самом деле, маловато для яхты. Но в ней восемь спальных мест для гостей и четыре отдельные каюты, которые достаточно велики для моего отдыха.
Персонал уже подготовил её для нас. Хромированные крепления отполированы и блестят на солнце, а на главной палубе я отмечаю кресла для отдыха, укомплектованные подушками и полотенцами. Я предлагаю руку Татьяне, и та вскарабкивается на борт. Оглядываюсь посмотреть, что задержало Мию, которая всё ещё стоит на причале, увлёкшись чем-то на корме.
— Миа? — Я спускаюсь по ступенькам и иду к ней.
Она смотрит на надпись, выведенную мной фиолетовым курсивом, прямо над площадкой для ныряния.
— Ты назвал свою лодку «Гремлин»? — спрашивает она с изумлением в голосе.
Я пожимаю плечами.
— Мне оно показалось подходящим. — Купив лодку, я не сумел придумать имени лучше, чем назвать её в честь подруги, с которой разделил много хорошего, включая одно значительнейшее событие, произошедшее на лодке.
— Пойдём. — Я беру её за руку и веду к лестнице. — Хочу провести для тебя экскурсию.
Она сжимает мою ладонь, а затем поднимается вслед за мной на борт.
Такое ощущение, словно её поражает каждый сантиметр яхты, и мне нравится непосредственный восторг, который она открыто показывает. Это освежает. Ещё ей, кажется, приходится по нраву кинозал с большим экраном и удобными, откидными креслами.