Миллион в кармане
Я начал непроизвольно щелкать костяшками пальцев – верный признак того, что степень нервозности достигла критического уровня.
– Бред, – произнес я, но не столько для профессора, сколько для себя. – Не могу поверить, чтобы он повесился от страха перед милицией. Он ничего криминального не совершил! Ничего!! Вы это понимаете, профессор?
– Я хочу прочесть отходную молитву, – сказал отец Агап.
– Позже, батюшка. Идите!
Священник колебался. Он смотрел то на меня, то на покойника.
– В вашем доме завелся дух сатаны, – сказал он негромко, но таким голосом, словно сделал величайшее научное открытие.
– Возможно, вы правы, – кивнул я. – Идите же, прошу вас!
– Я смогу, – бормотал отец Агап, пятясь к выходу со двора. – Мы изгоним его отсюда. Надо прочесть молитвы, побрызгать по углам святой водой, вытряхнуть ковры, дорожки, шторы… Я все сделаю, Кирилл Андреевич, причем только для вас, совершенно бесплатно…
Я закрыл калитку на внутренний засов и подошел к лежащему на бетоне самоубийце. Правая дужка от очков сползла под мочку уха, и один глаз с помутневшей роговицей уставился на меня. Белая рубашка на спине была выпачкана в желтой краске, какой были выкрашены наружные стены гостиницы. Левая щека подпухла и посинела от обширной гематомы – падая, уже мертвый Сашка ударился лицом о бетонный пол.
Я присел рядом с ним на корточки и взял конец веревки. Место обрыва ощетинилось рваными нитками. Крепкий лодочный буксир, он может выдержать нагрузку гораздо большую, чем вес тела. От ветхости оборвался или был надорван?
Я невольно потянулся пальцами к петле и случайно обратил внимание на длину веревки и длину моей руки. Глянул на пожарную лестницу, быстро выпрямился, ошарашенный внезапной догадкой, поднял руку и снова легко достал до металлической перекладины, которая послужила Сашке виселицей.
Не знаю, как он сумел повеситься. Веревка была слишком длинной. Она никак не могла натянуться под тяжестью тела и сдавить петлей шею официанта.
Глава 18
– Сегодня вся милиция района работает на Вацуру, – сказал мне тот же капитан, который рано утром выезжал со мной на берег заповедника. – Что у вас тут творится? То пропадают люди, то вешаются.
Сашку вынесли на носилках, накрытого несвежей простыней. Из-под нее выглядывала рука с оттопыренным указательным пальцем. Рука раскачивалась в такт шагам санитаров, и казалось, что Сашка молча грозит всем нам.
– Есть какие-нибудь версии? – спросил капитан, играя фуражкой, лежащей на столе.
Я пожал плечами и выразительно посмотрел на профессора, стоящего рядом, – мол, слушайте и сопоставляйте с тем, в чем вы меня обвиняли.
– Нервный срыв! – вдруг включился в разговор профессор. – Страх перед будущим, осознание своей никчемности… Такое случается среди подростков.
Капитан повернул голову, с удивлением взглянув на профессора.
– А это кто? – спросил он меня.
Я не успел ответить, как профессор отрекомендовался по полной форме:
– Заслуженный деятель культуры, лауреат премии Адриена Эбрара, доктор исторических наук, профессор Курахов Валерий Петрович!
И поклонился.
Капитана впечатлил список титулов, он удовлетворенно кивнул головой и снова принялся катать по столу фуражку.
Я подал капитану завтрак. Тот в первую очередь взялся за томатный сок, всыпал в стакан полную чайную ложку соли и, отпивая маленькими глотками, часто вздыхал и вытирал платком вспотевший лоб. К овощному салату он не притронулся, зато с куриным окорочком расправился в считаные секунды.
– Ну что? Прикрыть твою частную лавочку? – спросил милиционер, вытерев губы и кинув салфетку поверх тарелки. – Люди пропадают, вешаются. Непорядок!
Он чего-то ждал от меня, а я почему-то никак не хотел понять, чего именно. Курахов не выдержал паузы и поспешил заявить о своих правах:
– Лично я заплатил деньги за проживание в этой, так сказать, гостинице. И потому, уважаемый господин начальник, претворяя в жизнь свои благородные цели, не забудьте побеспокоиться о соблюдении закона о потребительском праве.
– Чего? – поморщился капитан, жуя фильтр сигареты, и, не дождавшись повторения, усмехнулся, покрутил головой и поднес к сигарете зажигалку. – Умные, блин, все стали, о законах говорят так, будто в этом что-то понимают.
Он встал, надвинул на лоб козырек фуражки и, выдыхая дым мне в лицо, процедил:
– Даю три дня. Думай. Но этот бардак я больше не потерплю. Закрою твой притон к едрене фене!
– Мне кажется, что этот облеченный властью гражданин намекал вам про взятку, – сказал профессор, когда калитка за милиционером захлопнулась.
* * *Марина появилась во дворе перед самым обедом. Она узнала о беде от отца Агапа, расплакалась, но быстро справилась с чувствами, поднялась к себе и переоделась в черную сатиновую рубашку.
– Скажите, господин… – произнес профессор. – Все время забываю, как вас зовут. Скажите, а обед сегодня отменяется или как?
– Неужели вы еще можете думать о еде? – спросил я.
– А вы слишком впечатлительны, – ничуть не смутившись, ответил профессор.
– Я сейчас вам накрою, – ответил я, сделал шаг и, обернувшись, с нехорошим намеком спросил: – А вы не боитесь, профессор?
– Что?! Чего я не боюсь? Чего, по-вашему, я должен бояться?
– Не делайте вид, будто вам невдомек, что все эти неприятные дела тянутся от рукописи графского биографа, – негромко ответил я, нависая над профессорской лысиной и прожигая взглядом его глаза. – Троих уже нет, и я не уверен, что счет жертвам на этом прекратится. Разве вы думаете иначе?
– У вас больное воображение! – воскликнул профессор, отскакивая от меня, как от опасно больного. – С манускриптом я связываю только обыск в своем номере! И больше ничего!.. Где ваш обед, в конце концов?!
Я зашел в кухню, открыл тяжелую дверь холодильной камеры, и только тогда заметил притаившуюся между холодильником и окном Риту. Девочка курила и исподлобья следила за мной. Глаза ее распухли от слез, черные тонкие пряди налипли на лоб.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я, хотя прекрасно видел, что Рита курит и плачет.
– Извините меня, – тихим, охрипшим голосом произнесла девочка, не поднимая глаз. – Я думала, что это вы «настучали»…
Мне вдруг стало ее настолько жалко, что я сам готов был просить у Риты прощения за стакан с портвейном, брошенный мне в лицо. Я осторожно взял из ее губ сигарету и выкинул ее в окно, затем приподнял девочку со стула под локоток.
– Обед есть? – спросил я.
Рита кивнула, шмыгнула носом и стала выставлять из холодильника коробки с мясными полуфабрикатами, яйца, батон вареной колбасы, помидоры, зелень в банке. Я смотрел, как она, склонившись над разделочной доской, режет луковицу, морщится, сдувает с кончика носа слезы, потом высыпает лук на разогретую сковородку, мелко крошит колбасу, смешивает с майонезом и помидорами. Ее руки были заняты, и Рита не могла вытереть глаза. Но слез она не стеснялась, так как ее чувства к Сашке уже не были тайной.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.