Ватутин

— Ну, ну?..
— У меня к вам… большая просьба… Я не знаю даже, как объяснить, — сбивчиво начала она. — Мне нужно узнать, к кому здесь обратиться… Мне надо выяснить, служит ли на вашем фронте… один человек… простой солдат.
— Солдат? — переспросил Ватутин. — Это дело довольно сложное. Кто он — пехотинец, сапер, танкист?
— Он писал мне, что разведчик. Его фамилия Яковенко! Федор Яковенко!..
— Странно, эта фамилия мне что-то знакома, — нахмурил брови Ватутин, — Яковенко… Яковенко… Постойте! Кто мне о нем говорил? — Он вдруг энергично взмахнул рукой: — Как же! Есть такой Яковенко. Правильно!.. Разведчик.
— А его зовут Федор? — спросила Марьям, удивляясь тому, что Ватутин знает солдата.
Ватутин усмехнулся:
— Вот как зовут его, право, не знаю. Но это можно быстро выяснить.
Он подозвал Семенчука и, коротко объяснив, в чем дело, приказал ему навести справку.
Марьям обрадовалась. Как все оказалось просто! Она так широко улыбнулась, что Супрун, глядевший на нее с другого конца комнаты, подумал, что эта улыбка относится к нему, и улыбнулся в ответ.
— Ну, вот дело и сделано, — сказал Ватутин, видимо довольный тем, что смог оказать ей услугу. — А кто он вам? Родственник?
— Нет.
Марьям не прибавила ничего больше, и Ватутин понимающе умолк.
После обеда выяснилось, что торжественное, вручение танков корпусу Кравченко состоится только через три дня, а пока делегатам предлагают поездить по частям, встретиться с солдатами.
Марьям обрадовалась: значит, у нее есть время! Если Федор найдется, она успеет побывать у него. Между тем у Нефедьева кроме выступлений перед солдатами оказались и другие важные заботы. Он не просто в гости приехал на фронт. По заданию Государственного Комитета Обороны он должен был встретиться с танкистами и в боевых условиях проверить, как действуют новые усовершенствования, которые внесены в конструкцию танков. К вечеру, захватив с собой Супруна, Прокопыча и Василия Ильича, он уехал в штаб Рыкачева.
2
Марьям пригласили в дом, где ей уже была приготовлена койка.
— Мы вас поселим вместе с нашей врачихой, — сказал ей по дороге комендант штаба, пожилой подполковник, едва заметно хромавший на левую, очевидно раненую, ногу, — женщина она суровая, но молодежь любит Г Вы с ней будьте поласковей…
Марьям улыбнулась. В тоне ее провожатого было что-то отеческое, наставительное, но к кому оно относилось, к ней или к врачихе, Марьям так и не поняла. Впрочем, это и не имело значения.
— Сюда, сюда, девушка!
Вслед за подполковником Марьям поднялась на крыльцо небольшого старого дома, прошла низкие темные сенцы и вступила в маленькую комнатку.
— Прошу, как говорится, любить и жаловать, — прогудел подполковник, останавливаясь посредине комнаты, — вот ваши апартаменты. Познакомьтесь, это майор Ольга Михайловна! Так сказать, наш штабной костоправ…
Навстречу Марьям с табуретки поднялась стройная моложавая женщина с темными глазами, которые смотрели удивительно мягко и приветливо. Она протянула Марьям руку:
— Здравствуйте! А я вас жду с утра. Мне говорят — будет гостья… Молоденькая и хорошенькая…
— Как видите, мы вас не обманули, — сказал подполковник и козырнул Марьям. — Ну, счастливо оставаться. Приятно побеседовать! А у меня еще дела!
Он шумно вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Оставшись наедине с незнакомой женщиной, Марьям вдруг смутилась. Она поставила чемодан посредине комнаты и опустилась на край табуретки так, словно должна была быстро уйти.
Но через несколько минут она уже весело смеялась. «Суровая врачиха» оказалась женщиной общительной, с юмором. Она рассказала занятную историю об этом самом коменданте штаба, который однажды решил проверить бдительность охраны, а в результате минут сорок лежал посредине огромной лужи, куда, невдалеке от своего поста, его уложил бдительный часовой. А так как часовой разгадал немудреную хитрость коменданта, то и не торопился с вызовом начальника караула.
Комната, где поселилась Марьям, была небольшой, с одним оконцем, по бокам которого вдоль стен стояли койки, застланные зелеными ворсистыми одеялами. Поближе к окну был придвинут небольшой стол, покрытый белой скатеркой, а на нем в стеклянном графине рдели ветки спелой рябины. И оттого что в комнате было чисто и прибрано с той тщательностью, в которой чувствовались женские руки, Марьям как-то быстро расположилась к своей новой знакомой.
Ольга Михайловна согрела чайник, и скоро они беседовали о жизни, попивая горячий чаек из больших эмалированных кружек. У Ольги Михайловны нашлись конфеты, а Марьям достала баночку с вишневым вареньем, которую на всякий случай захватила с собой.
Марьям рассказывала ей о своем детстве, о матери, о жизни на заводе, не говорила только о Феде. А именно о нем ей и хотелось говорить. С того момента, как возникла надежда, что его можно найти, она вся внутренне напряглась. Не забудет ли майор навести справку, а если наведет, то знает ли, где ее найти? Если бы она могла, то побежала бы сама искать адъютанта. Как только за окном кто-нибудь проходил, Марьям быстро поворачивала голову, а однажды человек прошел быстро, и она невольно привстала, чтобы его рассмотреть.
— Вы кого-нибудь ждете? — спросила Ольга Михайловна, удивленно взглянув на Марьям.
— Нет, нет, — быстро ответила она, — просто мне показалось, что прошел один из наших.
Ольга Михайловна много расспрашивала ее, но почти ничего не говорила о себе. Однако Марьям заметила на подоконнике, рядом с ее койкой, портрет красивого молодого парня, лет двадцати. Он был чем-то неуловимо похож на Ольгу Михайловну, а непокорно свисающим на лоб светлым вихром напомнил Федю.
— Это ваш брат? — спросила Марьям, беря портрет в руки.
Ольга Михайловна помедлила с ответом.
— Это мой сын Валька, — сказала она.
— Ваш сын!.. Такой большой! — удивилась Марьям.
— Да, такой большой! — улыбнулась Ольга Михайловна. — Не хотела признаваться, да не могу.
— А где он?
— Здесь, на фронте… Уже танкист…
— Танкист?!. — Марьям с новым любопытством стала рассматривать фотографию.
Валька был изображен на ней в пиджаке и в белой рубашке без галстука, с расстегнутым воротом. У него было, такое юное лицо, что трудно было представить, каков этот мальчик в военной форме.
Ольга Михайловна взяла фотографию из рук Марьям и поставила ее на место.
— Это все мое богатство.
— А где ваш муж? — спросила Марьям. Ей казалось, что у этой женщины должен быть хороший и тоже красивый муж. Такая женщина не может быть несчастлива.
— Он тоже на фронте, — сказала Ольга Михайловна.
— И вы получаете от него письма?
— Изредка получаю, — кивнула она.
— Он вас, наверно, очень любит.
Ольга Михайловна заглянула в ее чашку.
— Дайте-ка я вам налью, Марьям. Хотите сгущенного молока?
— Нет, нет, я люблю сгущенное молоко есть прямо из банки.
Ольга Михайловна достала из шкафа открытую банку и поставила перед Марьям. Та зачерпнула полную ложку, долго не могла оторвать ее от длинной золотистой змеи, которая тянулась вслед за ложкой, а когда наконец справилась, даже закрыла глаза от удовольствия.
— Ну и сладкоежка, — засмеялась Ольга Михайловна, — совсем как мой Валька…
В сенях застучали чьи-то шаги, кто-то стал шарить по двери в поисках ручки. Ольга Михайловна встала и распахнула дверь.
— Входите!
На пороге появился Семенчук. Он немного запыхался от быстрой ходьбы. По улыбке на его лице Марьям сразу поняла, что он пришел с хорошей вестью. В руках он держал голубой бланк телеграммы.
— Добрый вечер, — сказал Семенчук, кивая Ольге Михайловне. — Так вот я вам пришел доложить, дорогая делегатка… Найден ваш Яковенко! Служит он в дивизии Чураева.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — стараясь скрыть волнение, сказала Марьям.
— Да нет, я отлучился на минутку. Командующий может вызвать.
— А как его зовут, вы узнали? — все еще недоверчиво спросила Марьям.