Потерянный дневник дона Хуана
Я выронил свою шпагу, а он громко рассмеялся и одобрительно хлопнул меня по спине. Убедившись, что победа осталась за ним и продемонстрировав свои таланты, он снова стал добродушным наставником.
— Чему я обязан честью вашего обращения ко мне как к важной особе? — спросил я, намекая на то, что он незаслуженно назвал меня доном Хуаном. Прежде он называл меня просто Хуан или грабитель Хуан.
— Ты проявил себя как истинный кабальеро.
Улыбаясь, маркиз повернулся к письменному столу и выдвинул ящик. Письмо, которое он достал оттуда, было скреплено личной печатью короля. Волнуясь, я сломал восковую печать и с изумлением прочел жалованную грамоту, удостоверяющую мое благородное происхождение. Будучи прекрасно осведомленным о таланте маркиза подделывать королевские письма, я спросил:
— Оно настоящее?
— О да, вполне.
— Дон Педро… — проговорил я, все еще не веря своему счастью, но испытывая огромную благодарность. Мое сердце бешено колотилось, и кровь стучала в висках при мысли, что эта минута бесповоротно изменит всю мою жизнь.
— Наш благородный король готов с радостью даровать титулы всем, кто этого заслуживает. А также… всем, кто готов пополнить дукатами его королевскую казну, — сказал маркиз.
— Но с какой стати вам было тратить на меня свои дукаты? — спросил я.
— Причина в том, что ты действительно этого заслуживаешь, в отличие от большинства наших толстых и вонючих аристократов. — При этих словах дон Хосе втянул живот и приосанился. — Слишком многие знатные господа понятия не имеют о рыцарстве, как мой бедный покойный брат. Ты же заслужил свой титул по праву.
— Вы для меня больше чем отец, — проговорил я, опускаясь перед ним на колени.
На мои глаза навернулись слезы, но я изо всех сил старался не показать этого в присутствии маркиза. Мне было известно, что он ненавидит слабость. Однако состояние, в котором я сейчас пребывал, вовсе не было проявлением слабости, а, наоборот, свидетельствовало о величайшей силе моей благодарности. Он заставил меня подняться с колеи и покачал головой, как бы осуждая чрезмерное изъявление восторга.
— Я знал, что могу рассчитывать на твою преданность.
Он сделал знак Фернандо, и тот вынес большую малиновую подушку, на которой лежали шпага и кинжал. Основание шпаги украшал необычайной красоты и сложности узор, выполненный мастерами из Толедо, а удобная для захвата рукоять была свита из золота и серебра. Кинжал выглядел не менее элегантно. Его заостренная рукоятка по форме напоминала парус, в то время как мощное основание широкого клинка плавно сужалось книзу вплоть до единственной смертоносной точки.
— Оружие принадлежало моему брату, а теперь я хочу, чтобы оно стало твоим, — сказал маркиз. — Я уверен, что ты сумеешь найти ему лучшее применение, чем он.
— У меня нет слов, чтобы выразить всю свою благодарность, дон Педро.
— Тебе и не нужно ничего говорить. Тебя украшают не слова, а поступки, и я не сомневаюсь в твоей горячей преданности мне… и нашему королю. А также в твоем благородстве.
Я вернул Фернандо шпагу, которую маркиз когда-то одолжил мне, а дону Хосе и дону Эрнану протянул их оружие. Дон Эрнан при этом выглядел смущенным, а дон Хосе по-прежнему был исполнен презрения. Я поднял высоко над головой новый сверкающий клинок и отсалютовал маркизу. Острое лезвие рассекло воздух почти неслышно.
С того дня я действительно старался верно служить маркизу, но в то же время оберегать репутацию женщин, которые раскрывали мне свои объятия. Вскоре ему надоели мои доклады о бесконечных неудачах, и он вынужден был найти иные пути для осуществления собственных планов. Благодаря титулу я со временем неплохо устроил свою жизнь, а участие в торговых сделках за океаном помогло мне обрести независимость.
Я провел над страницами дневника почти всю ночь, надеясь, что мое прошлое прольет хоть какой-то свет на то, что предначертано мне в будущем. И хотя мне так и не удалось осознать свое предназначение, память подсказывает, что мне не следует безоглядно вверять свою судьбу маркизу.
Завтра, встретив вместе со всеми корабли в порту Севильи, я буду точно знать, богат я или беден. Я пошел на огромный риск и вложил все, что у меня было, в партию ткани, которая отправлялась из Лаваля в Индию. Если повезет, завтра я получу приличное вознаграждение. Если же с грузом что-то случилось, эта сделка полностью разорит меня, и после многих лет я буду вынужден вновь вернуться на службу к маркизу, а значит, попасть к нему в полную зависимость. Штормы и пираты представляют опасность не только для тех, кто в море, но и для тех, кто остался на берегу и ожидает своей судьбы. Но все же, как это ни странно, ничуть не меньше мои мысли занимала женщина, которую я недавно встретил, как будто она и есть мое сокровище, которое я так долго искал. Я искренне надеюсь, что завтра отец доньи Анны привезет свою дочь на празднование. Ведь наш прекрасный город, по жилам которого течет золото, — не то зрелище, которое можно пропустить.
Золото в жилах Севильи
Мы с Кристобалем вышли из дома и торопливо зашагали вниз по булыжной мостовой Баррио Санта-Круз. Брать карету не имело смысла — улицы уже были запружены людьми. Каждый, кто рискнул вложить свои денежки в товар, присоединялся к полноводному людскому потоку и двигался вместе с ним по направлению к Ареналу и к порту. Тревожное ожидание буквально висело в воздухе. Сегодня не только я, но и многие другие либо приобретут состояние, либо лишатся всего, что имели. Индия казалась всем сказочной страной, я и сам в юные годы, едва покинув монастырь, мечтал убежать туда. Однако теперь мечты более не влекут меня за океан.
Камни башни Торре дель Оро сверкали в ярких солнечных лучах подобно бриллиантам, а ее позолоченный купол, словно маяк, указывал путь прибывающим кораблям. В свое время султаны прятали здесь свои сокровища, но сегодня башня не могла вместить все золото и особенно серебро, которое прибывало из отдаленных уголков империи — из Новой Испании и Перу — и выгружалось из чрева галеонов. Прошли долгие недели с того момента, как в Санлукар де Баррамеда прибыл шлюп, чтобы возвестить о приближении кораблей. Теперь особую тревогу вызывало их мучительно медленное продвижение по речному мелководью, ведь дно было усеяно гниющими обломками многочисленных судов, потерпевших крушение. Напряжение возрастало, и казалось, что не только вся империя, но и все европейские столицы затаили дыхание. Люди молили Бога, чтобы корабли, которым удалось счастливо избежать встречи с английскими пиратами и маврами, могли наконец благополучно пристать к берегу.
Аренал теперь расстилался перед нами, подобно грязному пляжу между рекой и городскими стенами. Здесь царил хаос: люди, мулы и кареты сталкивались между собою и не давали друг другу двинуться с места.
— Освободите дорогу! — тщетно взывали возницы.
Знатная дама, грациозно подобрав свои пышные юбки, ступала по грязи и взволнованно говорила детям:
— Осторожно, пойдемте быстрее!
Босые простолюдины толпились вокруг.
— Холодный апельсиновый сок! Холодный апельсиновый сок! — выкрикивал торговец, толкая перед собою ручную тележку с напитками, только что снятыми со льда.
Какой-то кабальеро в суматохе толкнул другого, и теперь они выясняли отношения при помощи оружия.
— Как ты посмел не уступить дорогу тому, кто выше тебя по происхождению!
— Сейчас моя шпага покажет тебе, чье происхождение выше!
Даже присутствие короля не смущало дерущихся, которые взялись защищать свою честь с единственной целью — отвлечься от тревожных мыслей о судьбе своего благосостояния. Я потянул Кристобаля в сторону, причем как раз вовремя — иначе он попал бы под горячую руку одного из дуэлянтов. Сквозь жаркое летнее марево мне удалось рассмотреть лес мачт, вытянувшийся вдоль речного причала. Суда со всей Европы тесно стояли бок о бок, как прихожане на церковной службе по случаю пасхального воскресенья. Они привезли кувшины с вином и маслом, мыло, черепицу, ткани, древесину и пеньку, чтобы переправить снова в Индию, и теперь этими товарами был завален весь берег. Я уловил резкий запах соленой трески и сельди, которыми будут питаться моряки на обратном пути. А пока они тоже ожидали прибытия испанских кораблей с сокровищами, чтобы забрать и увезти в столицы Европы золото, которое король отдаст им в уплату своих многочисленных долгов.