Мы же взрослые люди
– Опять ты за свое, мама.
– Нина, говорю же, я женщина в горе, у меня поэтому ночами иногда открывается портал в будущее. Я увидела, что тебя ждет какая‑то встреча судьбы! Там было много детей, прям детский сад какой‑то. Ты и какой‑то очень красивый мужик, вы в струях золотых. Не Илья точно, темненький. В общем, будет шанс, не упускай, бери мужика. А то потом жалеть будешь и до локтей своих докусаешься, как я.
– Мама, опять ты начинаешь свои интриганские козни, – Нина по-доброму это сказала, с шуткой, даже самой стало смешно.
– Говорю тебе – встреча века! Сон не простой, уж я‑то это знаю. Перед тем как ты у нас появилась, мне тоже несколько раз снилось что‑то и все сбылось.
– Что тебе снилось, мама?
– Не помню уже, говорю же, горе всю память мою съело.
Понимаешь, что глупость, но очень хочется поверить. Потому что пришло время поверить во что‑то такое – в чудо или в то, что тебя ждет наконец что‑то хорошее. И Нина поверила: случится необыкновенное. Она почувствовала на лице свежий ветерок. Ветерок скользнул со щек и слегка потрепал волосы. Богдан играл на площадке, а завтра им предстояла поездка на детский день рождения. Мама не знала об этом…
Когда долго не происходит ничего приятного, привыкаешь придумывать свой максимум хорошего. Например, сегодняшний день был хорош, потому что огурцы купила в магазине вкусные. И потому что Богдан не писается в постель, гуляет и спит без подгузника целых две недели. Когда это – главные положительные события недели, то очень хочется поверить, что с тобой случится нечто прекрасное совершенно другого порядка. Настоящего, взрослого разряда. Ведь мы же взрослые люди. Вдруг в твоей жизни из неслучившегося осталось что‑то интересное? И оно приближается.
– Ура!!! На день рождения! На праздник! На праздник! На праздник! Мама! Я с дивана упал!
Цель: в субботу на машине поехать на детский день рождения. В центр. Неважно, что сам праздник длится около двух часов, сборы всегда напоминают экстренную эвакуацию на Луну. Нужно взять с собой все жизненно необходимое: воду, одежду, микро-аптечку, еще одну одежду, салфетки, горшок на всякий случай тоже. Потому что Богдан очень трепетно относится к некоторым физиологическим процессам и не может разделять эти моменты с незнакомыми унитазами.
Надо же еще понять, что надеть. Длинное пестрое летнее платье хоть и было маловато, но выгодно подчеркнуло грудь, показав, быть может, чуть больше, чем следует. Но красиво же. Нина даже хотела приклеить себе ресницы, но они приклеились криво, пришлось отдирать. Веки от этого порозовели, что сделало взгляд выразительнее, решила Нина.
– Ты такая красивая, мамочка, ты как рыбка Дори! – сказал Богдан. А ребенок не соврет.
И не забыть подарки: один имениннику, а другой своему чаду. Игрушки в машину, флешку со сказкой. После всех приготовлений квартира как после небрежного, грубого обыска.
– Мам, а что такое обыск? Мам, а у нас обыск? Мам, а когда у нас будет обыск?
Собрать вещи, когда в доме маленький диверсант – та еще задача. Готовый сюжет для новой игры: мама собирает вещи, а диверсант их достает, перекладывает и зловеще хохочет.
– Я не хочу синие сандалии, я хочу тапочки с маквином! Мама, а еще мне нужна вот эта шапка с пумбоном. Я поеду в шапке с пумбоном!
Но каким‑то чудом удается вырваться. Поехали. Малыш уже просто плачет, потому что ему все надоело, у него все отнимают, его идеи развлечься обесценивают, фантазию притесняют.
А потом начинается страшное – через двадцать минут Богдана тошнит. Укачало. Потому что август и все дороги в Москве ремонтируют. Да еще и моют дорожные отбойники. Когда еще их мыть?
Кульминация извергается стремительно. Пробка, даже нигде не встать: тут моют отбойники, там разъяренные водители грузовиков матерятся так, что ощущаешь их волны гнева. Звонит мама, пишет смс подруга. А телефон сломался и вырубается каждые пять минут после того, как Богдан сбросил его со стола 150 раз.
– Мам, а меня вырвало? Мам, а почему меня вырвало?
И тут справа, буквально обтирая ремонтное ограждение, протискивается чистенькая черная BMW, а в ней юнец с пушком вместо бороды, который чувствует себя Аполлоном. Самопальный Аполлон опускает стекло, подмигивает изо всех сил. Игнор женщины за рулем его раззадоривает. Нина не может скрыть нервную улыбку. Он все же чересчур юн для «встречи судьбы». «Увидел бы малец, что у меня в машине на заднем сиденье творится, гарантировано стал бы чайлдфри до седых мудей». Он расценивает ее улыбку как знак и становится еще активней. А Нина просто смотрит в небо.
В небе облачка. Такие беспечные «ля-ля-ля», как овечки пасутся на голубом лужочке. Им совершенно не до наших проблем. Они на своей волне.
– Мам, меня опять вырвало? Мам, а почему опять меня вырвало? Мам, я хочу картошку фри. А ты меня переоденешь? А паспорт мы постираем и он снова будет чистым?
– Мам, а скоро мы приедем?
– Мам, когда приедем?
– Мы уже подъезжаем?
В зале было шумно – двое аниматоров в костюме фиксиков развлекали толпу детей. Если по-честному, то про толпу преувеличение – всего шесть мальчиков и девочек от 3 до 6 лет, но шума и хаоса от них было как от армии. Дети трансформируют нашу жизнь иногда до неузнаваемости. До таких масштабов, что уже невозможно узнать даже себя. Дети меняют пространства, перепрописывают значения мест. Когда‑то сад «Эрмитаж» был точкой, где происходили разные шальные события молодости. «Парижская жизнь» с богемными сходками и концертами любимой Богушевской, после которых часто велись философско-романтические беседы с незнакомцами, а в завершение – поцелуи с совершенно посторонним человеком на лавочке сада. Здесь был модный и порочный клуб «Дягилев», куда пускали только самых крутых ночных тусовщиков, не богему, а узкую прослойку крутых и безмозглых. Но туда так и не довелось попасть, потому что страх оказаться недостаточно крутым, недостаточно модно одетым, недостаточно красивым, этот страх, подкрепленный презрением ко всем безмозглым, оказался сильнее любопытства. Потом «Дягилев» сгорел и целый год черным пятном напоминал о тлене всего безмозгло крутого.
Еще здесь работала китайская чайная, с маленькими комнатками, где нужно сидеть на полу и пить только чай. С чаем надо было познакомиться – нюхать из специальной посудины, а потом пить и заваривать его снова и снова из термоса. Там обычно случались важные сокровенные разговоры. А может, эта чайная до сих пор есть? Но все это уже не имело значения, потому что сад «Эрмитаж» перепрограммирован, на нем теперь приклеен новый лейбл – ДЕТИ.
В детях изначально заложена мощь, они как воины хаоса стремятся победить порядок мироустройства. Как санитары леса, дети убирают отмирающее прошлое даже из привычных переживаний. Как и сама вселенная стремится к хаосу, так и эти микрокосмосы – дети крушат жалкий порядок, созданный новорощенными взрослыми.
Малыши оглушительно верещали и носились по залу. Родители стояли вдоль стен, на их лицах чувство ужаса и чувство любви поочередно выступали на первый план. Богдан присоединился к детской банде. Аниматоры в костюмах фиксиков старались обуздать дикарей.
– Кто со мной – надувать мыльные пузыри? – истерично-весело спросил фиксик и метнулся к цветному мешку с реквизитом. Его помощница уже расстелила брезентовое покрытие на полу, достала плоские посудины и налила в них мыло из специальных канистр. Фиксик включил небольшую машинку, из которой тут же полетели непрерывной очередью мыльные пузыри. Дети начали охотиться за пузырями, лопать их ногами, ловить руками и пытаться посадить себе на язык.
– Трибли, трабли, бум! – завопил истошно фиксик. Очевидно, ему казалось, чем он громче кричит, тем больший вес приобретает в глазах детей. Ах если бы все так было просто… Тогда фиксик поймал самого маленького мальчика (им как раз оказался Богдан) и сделал так, что Богдан на пару секунд оказался внутри гигантского мыльного пузыря. Какое‑то время малыш стоял в пузыре будто в волшебном коконе, с восторгом рассматривая мир через блестящую пленку. Попробовал потрогать пузырь пальцем, но он тут же лопнул мелкими брызгами. Богдан замер, словно колебался и выбирал, как к этому отнестись: испугаться и зарыдать или, может быть, что‑то другое почувствовать? И Богдан прибежал к маме обняться. Нина обхватила его крепко-крепко, любимого своего малыша. Какой же он у нее чуткий, добрый, нежный и ранимый, думала она. Нина сжимала Богдана в объятьях, гладила спинку своей такой огромной ладонью.