Дитя порока (ЛП)

— Извинись, — приказала вторая женщина.
— Прости, — обратилась Даллас ко мне.
— И ее молоко? — потребовала итальянка с волнистыми волосами.
— Верно, — пробормотала Даллас, опуская молоко на мой поднос. Когда они больше ничего не сказали, Даллас ушла к своему столу так быстро, как только могла. И она была не единственной. Итальянки сделали то же самое, не говоря мне ни слова.
Я не могла пошевелиться. Реально не понимала, что делать.
По-видимому, мне не нужно было ничего делать. Потому что в очереди передо мной уже никто не стоял. Вместо этого, несколько человек положили на мой поднос десерт, вынуждая снова двигаться, но скорее на автопилоте, не моргнув и глазом, когда женщина за прилавком насыпала мне больше, чем обычно, еды. Подняв поднос, я повернулась, чтобы посмотреть, где сесть, но в голове раздался настойчивый голос...
Ты можешь сесть где угодно, Айви.
Проверяя эту теорию, я подошла к столу, за которым сидело больше всего народу, и просто стала рядом. И секунды не прошло, как они встали, один за другим, абсолютно все... каждый встал.
Сев, я взяла соломинку и сунула в молоко до того, как снова оглянуться. Как и надзиратели, все присутствующие отворачивались и избегали моего взгляда.
И пока я пила, наблюдая за тем, как они наблюдали за мной, что-то щелкнуло.
Ааа... так это и есть власть, — подумала я.
Власть. Влияние. Люди боялись и уважали подобные вещи. Я знала это...
Просто... никогда не испытывала...
Нет. Лгу. Я испытывала подобное каждый раз, как меня бросали в темную камеру, каждый раз, как они обыскивали меня, или когда проигрывала борьбу, когда судья бросил меня сюда, или когда дерьмовый предоставленный мне адвокат отдал мое тело на съедение волкам, и когда папа лишился жизни.
Я испытывала власть и влияние.
Просто они были не у меня в руках.
А теперь все стало наоборот.
Так что меня утешал их страх. Потому что он означал, что... Каллаханы были по-настоящему властными, как все и говорили. Я могла сдержать обещание.
Они заплатят. Клянусь, папочка.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Она не знала всей силы гнета, пока не ощутила свободы!
Натаниел Готорн
АЙВИ
— Мисс О'Даворен.
— Мисс О'Даворен?
— Мэм?
— А? Я оторвала взгляд от неба у меня над головой и сосредоточилась на разодетом в костюм адвокате — он, вроде, представился Эйвери Барроу — пока тот стоял перед черным мерседесом.
— Я понимаю. Это просто небо... но когда несколько лет ты видишь его только через окно и решетку, оно тебе больше не кажется просто небом?
Я не ответила, суя руки в карманы возвращенной мне старой толстовки. Он отступил на шаг в сторону, и водитель открыл для меня дверцу. Оглянувшись на забор у меня за спиной еще раз, я закрыла глаза, сосчитала до пяти и снова их открыла...
Это не сон.
— Когда будете готовы...
— Я готова, — ответила я тихо, садясь на заднее сидение и ожидая, что адвокат последует за мной, но дверь тут же захлопнулась.
Вместо этого, он обошел машину и занял пассажирское сидение, тогда как белокурый водитель сел за руль.
— Может, вы что-то хотите послушать? — спросил он, а я взглянула на адвоката, пока тот набирал что-то на телефоне.
— Он обращается к вам, мисс О'Даворен.
Я снова повернулась к водителю, тот встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида, ожидая ответа. Покачав головой, я наблюдала за тем, как здание тюрьмы уходит на задний план... а заборы все тянутся. Мы проехали расстояние в четыре автобусных остановки, когда ограждение наконец-то закончилось, и я ощутила реальность...
— Да, мэм, — заговорил адвокат в трубку. — Спасибо ва...
Он резко смолк, так как очевидно на том конце положили трубку, и снова стал что-то листать в телефоне.
­— Это была миссис Каллахан? — спросила я.
— Нет. Мисс Каллахан, — ответил он. — Миссис Каллахан не позвонит, пока вы не будете готовы.
Хмурясь, я поерзала на месте.
— Вы специально говорите так расплывчато?
— Нет. А вы хотите, чтобы что-то прояснил, мэм?
— Серьезно? Вы лет на тридцать меня старше. Просто называйте меня Айви. Достаточно этих мисс О'Даворен или мэм...
— Вы так и не поняли, — заявил он, все еще не поднимая взгляда. — Больше вы не просто Айви.
— Нет, я понимаю, семья Каллахан богата и влиятельна, а вы не хотите их злить. Но я не...
— Не хочу их злить? — Он наконец-то опустил телефон и взглянул на меня. Выглядя так, будто с минуту думал, а затем кивнул. — Вы правы. Их опасно обижать. Однако не поэтому я или Томас обращаемся к вам вот так. И не поэтому вас вдруг стали защищать в тюрьме другие заключенные... это не страх, а уважение.
— Уважение? — Мои губы скривились от смеси шока и веселья.
Он серьезно кивнул.
— Семь лет... Вот сколько вы были в тюрьме. Независимо от причин, в столь юном возрасте, это трагедия... Уверен, одна из многих в вашей жизни. И хотя вам может казаться, что вы пережили самое худшее, это не так. В мире много таких, как вы. Людей обманывают, на них нападают, насилуют, забывают – список длинный. Зачем? Потому что мир не черный и белый. Иногда вам нужно совершить что-то плохое и даже худшее, чтобы сделать мир лучше. Каллахан сделали из себя худших представителей человечества. Деньги, слава, власть были построены на крови и костях. Зачем? Потому что никто другой не мог этого сделать. И таким образом, выросший в неблагополучном районе Чикаго мальчик, которого оскорблял отец и воспитывала наркоманка-мать, вышел из тюрьмы, получил стипендию в университет и стал адвокатом. Чтобы так помогать другим детям — детям, на которых никто дважды не посмотрит, вынося строгие приговоры или даже обрекая на смертную казнь. Я даю им второй шанс жить. Так что когда говорю, будто вы не просто Айви, то пытаюсь донести, что теперь вы — часть семьи, которая, да, ранила множество народа, большинство заслужено, некоторых спорно, но эта семья определенно точно помогла еще большему количеству людей… Желаешь дополнить, Томас?
Водитель просто пожал плечами.
— Они не отправили меня в колледж или еще куда. И я всякое слышал... но... — Он снова встретился со мной взглядом в зеркале. — После того, что они сделали для моих детей, я умру, если им это потребуется.
— Похоже на секту. Они заботятся о вас и ваших семьях, а вы отдаете им свои жизни, — пробормотала я самой себе, чувствуя, будто восстаю против заговора. Каллаханы... Я тоже всякое слыхала.
— Если взглянуть на определение термина, то любое правительство в Америке тоже является сектой.
Я надулась, глядя на него.
— Вы точно адвокат, все верно.
Они оба улыбнулись на мой очевидный проигрыш и больше ничего не сказали. Я закрыла глаза, казалось, всего на секунду. Машина остановилась, и мистер Барроу снова обратился ко мне.
— Мисс О'Даворен.
Я поморщилась, открывая один глаз.
— Мы на месте. — Он кивнул влево.
Выглянув в окно, я увидела стеклянные двери очень модного отеля. Сев ровнее, адвокат вышел с пассажирской стороны, тогда как Томас уже стоял снаружи. Он не открывал мне двери до того, как мистер Барроу сделал это сам. Выйдя, я вдруг ощутила, как меня пронизывает суровый ледяной ветер. Обняв себя, я просто наблюдала, как парковщик взял ключи от «Бентли» и припарковал ее рядом с тремя «Ламборджини».
— Следуйте за мной. Не встречайтесь ни с кем взглядом, — заявил мистер Барроу, ступая на красный ковер, и я следовала его указаниям, но как только мы вошли в тепло мраморного лобби в кремово-золотых оттенках, с массивными люстрами на потолке, я не могла сдержаться и прошептала:
— Что мы тут делаем?
Он не ответил... вот тебе и ответы на мои вопросы.
Я чувствовала себя, будто крыса на кухне пятизвездочного отеля. Люди, нет, не просто люди, а те, что носят бриллианты размером с дверную ручку, пугающе глядели на меня всю дорогу до лифтов. Мистер Барроу ничего не сказал. Он даже не казался взволнованным, пока мы ждали лифт.