Сказки Нинон

Книжечка, которая тоже, по-видимому, устала от куэена Шарля, чуть сама не закрылась от скуки. Я подозреваю, что бальные книжечки откровенно недолюбливают мужей. Наша книжечка перевернула стра-иичии и исподтишка подсунула Жоржетте другие имена. 
-- Луи, -- прошептала малютка. -- Это имя напоминает мне одного странного танцора. Он подошел ко мне и, почти не взглянув, пригласил на кадриль. Потом, при первых же звуках оркестра, он увлек меня в другой конец зала, не знаю зачем, и поставил перед высокой белокурой дамой, которая следила за ним глазами. Он улыбался ей по временам, а обо мне забывал настолько, что я вынуждена была дважды -- я это видели все -- сама брать свой букет. Когда он приближался к ней во время танца, он тихонько говорил ей что-то, а я слушала и ничего не понимала. Может быть, это была его сестра? Сестра, о нет! Он вздрагивал, когда касался ее руки, и пока держал эту руку в своей, оркестр напрасно напоминал ему обо мне. Я осталась как дурочка с протянутой рукой, и это выглядело ужасно. Все фигуоы в танце перепутались. Это была, вероятно, его жена! Какая же я глупенькая! Ну, разумеется, его жена! Шарль никогда не разговаривает со мною во время танца. Это потому... 
Жоржетта, поглощенная мыслями, застыла с полуоткрытым ртом, подобно ребенку, который смотрит на незнакомую игрушку, не осмеливаясь приблизиться и широко открыв глаза, чтобы получше ее рассмотреть. Она машинально перебирала пальцами бахрому покрывала, правой рукой прикрывая книжечку. Последняя начинала подавать признаки жизни. Она волновалась, ей, по-видимому, хорошо было известно, кто такая белокурая дама. Не знаю, выдаст ли девушке тайну эта ветреница. Жоржетта поправила соскользнувшие с плеч кружева, перестала теребить бахрому и наконец произнесла вполголоса: 
-- Странно, эта красивая дама и не жена и не сестра господина Луи. 
И она снова стала перелистывать книжечку. Вскоре одно имя остановило ее. 
-- Этот Робер нехороший человек, -- сказала она.--Я никогда не думала, что под жилетом такого изящного покроя может скрываться такая черная душа. 
Добрую четверть часа он сравнивал меня с тысячью красивых вещей -- со звездами, цветами, -- уж даже не знаю с чем. Я была польщена, от удовольствия не знала, что и отвечать. Он говорил красиво и долго, без умолку. Потом проводил меня на мое место и тошел от меня чуть не плача. После я подошла к окну. Занавеси скрывали меня от глаз. Я, кажется, немножко замечталась о своем словоохотливомпартнере, как вдруг услышала голоса и смех. Это онрассказывал своему другу о маленькой дурочке, монастырской пансионерке, вспыхивающей и опускающей глаза от каждого слова, которую портят ее старанья казаться чересчур скромной. Они, без сомнения, говорили о Терезе, моей хорошей подруге. У Терезы маленькие глаза и большой рот. Она превосходная де 
вушка. А может быть, они говорили обо мне. Значит, молодые люди лгут. Что ж! Пусть я буду безобразной! Безобразной? Но Тереза еще хуже. Разумеется, они говорили о Терезе. 
Жоржетта улыбнулась, и ею овладело искушегаив посоветоваться по этому поводу со своим зеркалом.-- И потом, -- добавила она, -- они начали смеяться 
над всеми дамами на балу. Я все время слушала их и наконец перестала понимать. По-моему, они говорили какие-то бранные слова. И так как я не могла уйти, то решительно заткнула себе уши. 
Книжечка веселилась от души. Она начала выбрасывать целые вороха имен, чтобы доказать Жоржетте, что это Тереза -- та самая дурочка, которую портят старанья казаться чересчур скромной. 
-- У Поля голубые глаза, -- говорила книжечка. -- Разумеется, Поль не лжет, и я слышала, как он гово 
рил тебе очень нежяые слова. 
-- Да, да, -- согласилась Жоржетта, -- у господина Поля голубые глаза, и он не лжет. И у него белокурые усы, которые мне нравятся гораздо больше, чем усы Шарля. 
-- Не говори мне о Шарле, -- перебивает ее книжечка. -- Эти усы не заслуживают ни малейшего вниманья. А что ты скажешь об Эдуарде? Он робок и осмеливается говорить только взглядами. Не знаю, понимаешь ли ты этот язык? А Жюль? Он уверяет, что 
только ты одна умеешь вальсировать. А Люсьен,Жорж, Альбер? Все они находят тебя прелестной инаперебой оспаривают твою улыбку. 
Жоржетта опять принялась перебирать бахрому покрывала. Болтовня книжечки начала ее пугать. Девушке казалось, что она жжет ей руки. Ей хотелось бы захлопнуть книжечку, но не хватало смелости. 
-- Потому что ты была царицей бала, -- продолжала искусительница. -Кружева отказались скрыватьтвои обнаженные руки, чело шестнадцатилетней королевы затмило блеск бриллиантов. Ах, моя маленькаяЖоржетта! Ты не могла бы видеть всего без жалости. 
Бедные мальчики совсем потеряли голову вчера вечером! 
И книжечка умолкла, исполненная соболезнования. Малютка, которая слушала ее улыбаясь, охваченная тревогой, при взгляде на книжечку замолкла сама., 
-- С моего платья упал бант, -- проговорила она. -
Это было так ужасно! Молодые люди, должно быть 
смеялись, проходя мимо. А этим портнихам и горямало! 
Он танцевал с тобою? -- прервала ее книжечка. 
Кто? -- спросила Жоржетта и покраснела таксильно, что даже плечи ее стали совсем розовыми. 
И она произнесла наконец имя, на которое уже четверть часа был устремлен ее взгляд и о котором твердило ей сердце, в то время как губы лепетали о порванном платье. 
-- Господин Эдмон показался мне вчера вечером таким печальным! Я издали увидела, что он на меня смотрит. Он не осмеливался ко мне приблизиться, по этому я встала и подошла к нему сама. Ему, конечно, пришлось пригласить меня. 
-- Я очень люблю господина Эдмона, -- вздохнула книжечка. 
Жоржетта притворилась, что не слышит, и продолжала: 
-- Я чувствовала, как дрожит его рука, когда онобвил мою талию во время танца. Он произнес не 
сколько слов, жалуясь на жару. Я видела, -как понравились ему розы моего букета, и дала ему одну. В этом 
нет ничего дурного. 
Ну, разумеется, нет. А потом, когда он бралцветок, его губы по какой-то странной случайности 
оказались совсем близко от твоих пальцев. И он незаметно коснулся их поцелуем. 
В этом нет ничего дурного, >-- повторила Жоржетта, которая с этой минуты стала беспокойно вер