Против Виктора Суворова

Была ли эта реформа армии лета – осени 1939 г. переходом к чему-то принципиально новому и «агрессивному»? Возьмем для сравнения схему развертывания русской армии перед Первой мировой войной. Если штат советского стрелкового полка мирного времени в 1940 г. составлял 1410 человек, то пехотный полк русской дивизии в мирное время состоял из 71 офицера, 37 младших офицеров, 1718 строевых нижних чинов и 70 человек нестроевых (писари, фельдшеры, обозники). Я спускаюсь от дивизий на шажок ниже, на уровень полка, поскольку советская дивизия имела три стрелковых полка, а русская дивизия – две бригады по два полка, то есть всего 4 полка. Корректнее вести расчеты от батальона, так как каждый пехотный полк в 1914 г. состоял из четырех батальонов, а в 1940-м – из трех батальонов. Это логично и с военной точки зрения, батальон часто используется как расчетная единица при планировании боевых действий, поскольку организационная структура дивизий в разных странах отличалась, например в немецкой пехотной дивизии было 12 батальонов против 16 в русской. Итак, что мы имеем? Взяв в качестве расчетной единицы батальон, мы можем сравнить количество расчетных соединений русской и советской армий. Перед Первой мировой войной русская армия состояла из 1260 батальонов. Это эквивалентно 140 расчетным дивизиям 1939–1941 гг. 372 батальона приграничных округов с 1909 г. содержались в усиленном составе (168 человек в ротах вместо 107 во внутренних округах и 116 чел. до 1909 г.). В расчете на батальоны это 41 дивизия советского образца. В военное время армия развертывалась до 1832 батальонов, что равно 203 дивизиям трехполкового состава. Вместо 3-тыс. дивизий в 1914 г. была система формирования 35 второочередных дивизий на базе бойцов и офицеров перволинейных соединений. Для этого в полках дивизий мирного времени был так называемый «кадр» из 19 офицеров и 262 нижних чинов для формирования полка из резервистов. Если мы сравним эту структуру со 173 дивизиями реформы Г.И. Кулика 1939 г., то не увидим ничего принципиально нового. Есть 137 дивизий численностью 6–14 тыс. человек, содержащихся в массе своей по штатам мирного времени, несколько меньшим, чем в русской армии 1914 г. И есть 46 дивизий численностью 3–4 тыс. человек, играющих ту же роль, что и «кадр». Если сравнивать принципы сжатия русской и советской армий, то в советской армии центр тяжести был смещен в сторону «кадра», основа для формирования второочередных дивизий была более сильной. Расчеты эти, конечно, носят оценочный характер. Сравнивать танковые соединения РККА, насчитывавшие по штатам мирного времени в 1938 г. 90 тыс. человек, попросту не с чем. Разве что с кавалерией. То же самое с военно-воздушными силами и войсками ПВО, насчитывавшими в мирном 1938 году 193 тыс. человек и 45 тыс. человек соответственно. Армия 30–40-х годов требовала больших затрат кадров на технические рода войск, что неизбежно увеличивало численность. Но общий вывод на качественном уровне, сравнивая ядро армии, пехоту, сделать можно. В целом мобилизационная система нашей армии стала совершеннее, но принципиальных изменений по сравнению с 1914 г. нет. Ни о каком «агрессивном уклоне» не может быть и речи. Можно только отметить, что РККА до осени 1939 г. была свернута сильнее, чем русская армия перед Первой мировой, требовала большего времени и затрат на мобилизацию. В других армиях предпочитали принцип одинарного развертывания, и структура армии мирного времени в других государствах была сходной с тем, к чему пришла РККА в результате реформ лета – осени 1939 г.: «В настоящее время во всех государствах наблюдается несообразно слабый состав дивизии мирного времени. В то время как состав дивизии военного времени намечается в 13 000–14 000 человек (только французы наметили дивизию в 17 000 человек), сейчас численность дивизий в мирное время в большинстве государств не превышает 5000–5500 человек (у французов 6000 нормальный состав и 8000 – усиленный состав пограничных дивизий)». (Триандафиллов В.К. Характер операций современных армий. М.: Государственное военное издательство, 1936. С. 46–47.)
Соответственно, и «главная мысль» В. Суворова вызывает только недоуменное лицо и поднятие бровей «домиком». Тезис Владимира Богдановича на этот раз звучит так: «А Сталин 19 августа 1939 года принял такие решения, которые уже нельзя было отменить, которые не оставляли Советскому Союзу никакой другой возможности – кроме войны. Поэтому я считаю 19 августа рубежом войны, после которого при любом раскладе Вторая мировая война должна была состояться. И если бы Гитлер не начал ее 1 сентября 1939 года, Сталин должен был бы искать другую возможность или даже другого исполнителя, который бы толкнул Европу и весь мир в войну. В этом суть моего маленького открытия». По такой логике и у русской армии в 1914 г. не было другого выбора, кроме как начинать войну. Численность армии мирного времени после отказа от «тройчаток» возросла, как я уже говорил выше, и составляла 2 265 тыс. человек. Это количество совершенно не является неподъемным для страны. Это 1,4 % численности населения. Во-первых, это совершенно несущественно отличается от выведенного Владимиром Богдановичем «идеологически правильного» одного процента населения, а во-вторых, есть прецеденты и более многочисленных по отношению к общей численности населения армий. Например, Франция в 1914 г. имела армию мирного времени численностью 766 тыс. человек при численности населения 39 млн человек. То есть армия составляла 2 % от численности населения. В Германии численность армии мирного времени была 801 тыс. человек на 67 млн человек населения, 1,2 %. Армия Польши 1 июня 1939 г. составляла 1,3 % от численности населения. Имея львиную долю дивизий в виде 6-тыс. и 3-тыс. «скелетиков», РККА оставалась армией мирного времени. Никакой тайной мобилизации под видом реорганизации не наблюдается. Неизбежность войны вследствие перехода армии мирного времени в СССР с тройного на одинарное развертывание иначе как чушью назвать нельзя. Если бы Гитлер отказался от вторжения в Польшу, то никакой мобилизации РККА в сентябре 1939 г. не было бы. Было бы только завершение к 1 ноября 1939 г. перехода на новые принципы мобилизационного развертывания, армия бы составляла 1,5 % населения, 2,4 млн человек. Номерки дивизий взлетели бы вверх, но значительную часть этих номерков составляли бы шести– и трехтысячные полуфабрикаты. Переход от «тройчаток» к дивизиям одинарного развертывания не был мобилизацией, а был лишь сменой технологии мобилизационного развертывания. Это даже не общепринятая скрытая мобилизация.
Но где проходит грань между реорганизацией армии и ее скрытой мобилизацией? Довольно сложно назвать скрытой мобилизацией события, растягивающиеся на годы и связанные с общим усилением вооруженных сил в связи с вероятным в ближайшем будущем конфликтом. Подобные мероприятия, как усиление состава дивизий мирного времени, проводились во Франции, России 1910-х годов в преддверии Первой мировой войны. Скрытой мобилизацией можно назвать события, направленные на увеличение численности армии сверх цифры, заложенной в качестве численности армии мирного времени. Реорганизацию армии в преддверии грозных событий скрытой мобилизацией назвать сложно. Что же происходило в СССР после реформирования системы «тройчаток»? После завершения Польской кампании началась демобилизация войск, и в ноябре 1939 г. процесс поиска оптимальной для мирного времени организационной структуры РККА продолжился.
Лучше всего колебания численности РККА иллюстрирует следующая табл. 3.
Таблица 3
Изменения структуры РККА в 1939–1941 гг.
Хорошо видно, что численность РККА колебалась импульсами, сообразно с проводившейся реформой и вооруженными конфликтами. Действия советского руководства вполне логичны и объяснимы и следуют в общем потоке проведения части мобилизационных мероприятий до войны. Были приливы и отливы, мобилизация запасников, их демобилизация. Никакого постепенного линейного возрастания численности армии до некой наперед заданной цифры. И сентябрь 1939 г. не отмечается резким скачком вверх штатной численности армии мирного времени. Качественные изменения наблюдаются в 1940 году, когда изменился баланс между количеством дивизий усиленного состава (10 тыс. и более) и 3–6-тыс. «скелетиков». Эти мероприятия не были изобретением советской военной мысли, такие же процессы проходили в других армиях перед мировыми войнами. И об этом написано в источнике, входящем в библиографию «Ледокола»: «Французская дивизия военного времени была рассчитана на 16 000 человек. До 1913 г. в мирное время французы имели дивизии численностью 7500 человек, что давало около 48 % от состава военного времени. Но когда запахло войной, эти кадры показались им слабыми; они провели закон о трехлетней военной службе (закон 7 августа 1913 г.), в результате которого кадры мирного времени увеличились на одну треть. Это увеличение пошло не на новые формирования, а на увеличение штата частей в мирное время. С 1913 г. состав роты в пограничных дивизиях был доведен до 200 человек, нормальный же состав дивизии поднялся до 10 000–11 000 человек». (Триандафиллов В.К. Указ. соч. С. 45.) У нас введение нового закона о воинской обязанности не привело к резкому изменению численности дивизий мирного времени, рост численности был вызван реорганизациями 1940–1941 годов. Владимир Кириакович пишет и о русской армии тех лет: «Сравнительно сильные кадры имелись и в русской армии. Она имела 21,5 % в составе 3/4, 25,5 % в составе 2/3 и остальные 53 % в составе 1/2 штатов военного времени. При численности дивизии военного времени в 18 000 человек это составляло для усиленных дивизий 13 500 и 12 000 человек, а для дивизий с нормальным составом – 9000 человек».