Приглашение в замок

Изабелла. Ни о чем, мама. Значит, это его зовут Орас? Это он хотел, чтобы мы приехали в замок?
Мать. Да, дорогая. А какой красавец, не правда ли? Пошли же, ну! Дворецкий нас ждет. Где ты витаешь, дитя мое, — в облаках?
Изабелла (уходя вслед за ней, странным голосом). Да, мама.
 
Занавес
 
  
Действие второе
 
 
При поднятии занавеса слышны звуки настраиваемых скрипок. Те же декорации, но теперь вечер. Посреди сцены Изабелла в бальном платье. Орас во фраке сидит в кресле, курит сигару и разглядывает Изабеллу.
 
Орас. Так, сделайте несколько шагов. Повернитесь. Теперь в эту сторону. Вы безупречны. Почему вы дрожите?
Изабелла. Я боюсь.
Орас. Боже правый, чего? Бала?
Изабелла. Предстоящей ночи, звуков скрипок, замка, где множество незнакомых мне людей готовится к балу, всей этой тайны, вообще всего.
Орас. И меня боитесь?
Изабелла. Вас в особенности.
Орас. Вы боитесь, что я вовлеку вас какую-нибудь неприятную историю? Уж, верно, Роменвиль расписал вам меня в самых черных красках?
Изабелла. Да, мсье.
Орас. И вы, понятно, ему поверили.
Изабелла (тихо). Нет.
Орас. И напрасно, мадемуазель. Когда вы узнаете, что я нынче затеваю, вы, пожалуй, решите, что я куда больший злодей, чем воображает Роменвиль. Но поверьте, мадемуазель, злодеев бояться не стоит, он ничуть не хуже прочих смертных. Вот кто на самом деле опасен — так это дураки!
Входит Роменвиль.
А, милейший! Мы как раз о вас говорили. Как вы себя чувствуете нынче вечером?
Роменвиль. Все хуже и хуже. Я так радовался предстоящему балу, а теперь он стал для меня пыткой. Не могу взять в толк, зачем вы настаиваете на этом неуместном розыгрыше?
Орас. Роменвиль боится, как бы вы не перепутали вилки. А вдруг гости заметят, что вы намазываете паштет из кусиной печенки рыбным ножом, вскочат с мест да как закричат: «Обман! Это не его племянница!» А ну-ка, дорогая моя, пройдитесь по комнате, повернитесь. Полюбуйтесь на нее, Роменвиль. Неужели вам не лестно иметь такую племянницу? Положа руку на сердце, так ли хороша ваша родная племянница? Мне помнится, я встречал ее у Беркенов?
Роменвиль. Ах боже мой, я не спорю, природа ее несколько обделила. Нос у нее длинноват. Но зато в отношении моральных качеств эта молодая особа может служить образцом…
Орас. Тем лучше, Роменвиль, вы представите ее моей тетушке на собрании какого-нибудь благотворительного комитета, там она будет иметь успех. Но на балу, Роменвиль… Для бала вам нужна бальная племянница!.. Посмотрите на девушку, окутанную этим тюлем. Что может быть воздушнее, грациознее, эфемернее? Она точно создана для бала — единственного весеннего бала…
Роменвиль (с важной миной разглядывая Изабеллу). Держитесь прямо. Не титулуйте лиц, которым вас представляют. Не заговаривайте первая с людьми более почтенного возраста.
Орас. О чем вы толкуете, друг мой! Мадемуазель знает правила хорошего тона от рождения. Моя тетка, которую на этот счет не проведешь, уловила это с первой минуты. Она отвела ей комнату окнами в сад. А это лучшие комнаты. Если бы мадемуазель понравилась ей меньше, ее поместили бы в комнату окнами в парк.
Роменвиль. Но мне дали комнату окнами в парк!..
Орас (расхохотавшись). Вот видите, Роменвиль…
Мать (входит, жеманясь). А мне можно? Можно войти? Я не утерпела, я должна взглянуть на платье.
Орас (подходит к ней, с досадой). Мы условились, что вы не будете выходить из своей комнаты, мадам. Вас могут увидеть, не стоит рисковать.
Мать. Я проскользнула как тень. Я сгораю от любопытства. Ах, какая прелесть! Как элегантно! Держись прямо. Сколько вкуса! Уверено, что платье выбрал мсье Орас!
Орас. Нет, мадам, его выбрала ваша дочь.
Мать. Ах, нет, нет и нет! Не могу поверить, что дело обошлось без вас. Разве малютка угадала ваш вкус и выбрала это платье, чтоб вам понравиться.
Изабелла. Мама!
Мать. Повернись. Еще раз. Держись прямо. Право, дорогой мсье Орас, я сама диву даюсь, глядя на эту девочку. Когда она в платье — худышка худышкой, а разденется, ну прямо пышечка. Распутини — это ее наставник в «Оперà» — объясняет это тем, что она прекрасно сложена. И в самом деле — не подумайте, что во мне говорит мать, — у нее восхитительные ноги. Вот наш дорогой друг вам это подтвердит — он не раз видел ее в пачке.
Роменвиль (смутившись). Гм! Я считаю, что она все еще слишком бледна. Но мы дадим ей витамины. Да-да, витамины.
Мать. Бледна! Ах вы, клеветник! Да вы поглядите на нее! У нее щечки как розы!
Роменвиль. Гм, гм! Свежий деревенский воздух идет ей на пользу. Ах, деревня, деревня! Здоровые радости…
Мать. Побойтесь бога! В деревне она изнывает со скуки! Она вся в меня. Мы обе — тепличные растения, парижанки, артистки. Под открытым небом мы чахнем. Но наш милый друг так настаивал…
Роменвиль. Здоровье прежде всего. Прежде всего здоровье.
Мать. Противный деспот! Ах, мсье Орас, он тиранит своих друзей! Не терпит, чтобы его покидали надолго. Его пригласили сюда — вот он и потребовал, чтобы малютка поехала следом.
Роменвиль. Черт возьми, я видел, что она бледна… И я решил…
Мать. Ну конечно, конечно. Еще бы! Мы вас прощаем, мы же знаем, что все это из дружеских чувств. Ведь и тогда, когда вы захотели, чтобы она училась плаванию…
Роменвиль (замешательство которого растет). Все должны уметь плавать.
Мать. Он сам ходил в бассейн, чтобы наблюдать за ней. И однажды чуть не свалился в воду прямо в одежде.
Роменвиль (вне себя). Вот я вам и говорю, что все должны уметь плавать! Но мы тут болтаем, болтаем… а Орас должен дать наставления Изабелле. Дорогая моя, я уверен, что вам будет любопытно поглядеть на съезд гостей. Что, если мы пойдем ко мне? Моя комната выходит на север, но оттуда все видно.
Мать. Да-да. Оставим их. Тсс! Правда, я тоже сгораю от желания узнать тайну. Но девочка завтра мне все расскажет. Пойдемте. Я скроюсь от людских глаз, как безобразная ночная бабочка, которой не место в блеске праздничных огней.
Роменвиль (в исступлении подталкивает ее к выходу). Вот-вот. Безобразная ночная бабочка. Идемте. Уже подъезжают первые машины.
Орас. Ужин вам подадут в комнату.
Мать. Ах, какой там ужин! Черствую корку! Черствую корку и стакан воды для бедной Золушки! А ты, счастливица, развлекайся! И мне когда-то было двадцать лет. И не так уж давно!.. Ах, она очаровательна!(Выходит, увлекаемая Роменвилем.)
Орас (смотрит на Изабеллу; тихо). И красная как рак.
Изабелла. Мне стыдно.
Орас. Зря.
Изабелла. Вам легко говорить. А у меня щеки горят. И в глазах щиплет. А в горле застрял ком, и вообще мне хочется провалиться сквозь землю.
Орас. А по-моему, ваша матушка презабавная женщина.
Изабелла. Может, она и мне казалась бы презабавной, если бы… (Осеклась.)
Орас. Она артистка?
Изабелла. Она дает уроки музыки.
Орас. Если бы вы хоть раз слышали, как дамы из так называемого «хорошего общества» выхваляют своих дочерей на благотворительном базаре, вы перестали бы негодовать. Ваша матушка — сама скромность.
Изабелла. Я не пышечка. И не худышка. И ноги у меня не восхитительные. И вообще я хочу уехать.
Орас. Пока не кончился бал — это невозможно!
Изабелла. Мне стыдно.
Орас. Ну скажите по совести, дорогая моя, почему? Неужели потому, что от предстоящего праздника и от всей этой таинственности слегка взыграло воображение вашей матушки? Потому что она вообразила, будто я в вас влюблен, и подсовывает вас мне? Да ведь все это в порядке вещей… Я богач, из хорошей семьи, с тех пор, как я достиг жениховского возраста, я только эту песенку и слышу. Если вами стыдно передо мной, умоляю вас, не краснейте. Мне этой песенкой так прожужжали уши, что я ее больше не слышу.