Владычный полк

Андрей правильно представлял себе реакцию опричников, поэтому не церемонился с покалеченным кромешником. Он за ним гнался верхом, чтобы догнать и приволочить за лошадью на веревке на постоялый двор. А там и покуражиться всласть можно. Раз бежал от государевых слуг, значит, вину за собой чует. А раз виноват – достоин казни.
Не хотелось Андрею в первый же день мараться душегубством, но выбора у него не было. Или они его, или он опричника – здесь и сейчас. К тому же на одного человека, хотя его и человеком назвать трудно, уменьшится отряд кромешников, веселящихся сейчас на постоялом дворе.
Он вытащил из ножен нож, полюбовался. Нож был боевой, отменного качества, с серебряной всечкой на рукояти – явно трофей из дворянского дома. И туда добрались!
Андрей без колебаний ударил опричника ножом в грудь, и тело задергалось в агонии. Он обтер нож об исподнее убитого и вложил его в ножны. Даже служилые бояре, проявлявшие чудеса смелости на бранном поле, не решались в своем же имении дать отпор кромешникам, надеялись на праведный суд, на царя, на свои бывшие заслуги. Однако их вязали и резали, как баранов. Потом казнили жен, детей, челядь, выносили из дома все, что приглянулось, а имение зачастую сжигали. Лучших людей, защиту и опору государства изводили под корень. Кто из них оказался смекалистее и дальновиднее, съезжали семьями и челядью в соседние страны. Только таких немного оказалось, уж слишком вера в государя была велика. Закончилось все тем, что, когда в 1571 году Москву осадили крымские татары, оказать сопротивление, защитить столицу от Девлет-Гирея оказалось некому. Опричники разбежались, «сказались в нетях». Столица сгорела, а сам Иван Грозный едва спасся. Одно дело грабить и убивать своих безоружных, не оказывавших сопротивления соплеменников, другое – противостоять сильному и жестокому врагу.
Опосля опомнился царь Иван, увидел вокруг себя угодников, но не воинов. Отменил он опричнину, и покатилась по земле русской вторая волна казней – теперь уже опричного люда. Но это было потом, а сделанного уже не воротишь.
Андрей оттащил тело подальше в лес, чтобы не сразу нашли – время выгадать. Может, подумают, что опричник уехал в одиночестве пограбить, или к зазнобе – дисциплина в опричном войске хромала.
Он вышел на грунтовку, поймал за уздцы лошадь, смирно щиплющую траву, неловко забрался в седло. Андрей решил ехать вдоль берега. Встретится попутное судно – хорошо, нет – успеет отъехать подальше от кромешников.
Сидеть в седле было неудобно, твердое седло било в пятую точку и натирало внутренние поверхности бедер. К стыду своему, ездить верхом на лошади Андрей не умел – вообще сейчас третий раз в жизни сел в седло. Со стороны казалось просто, а на деле… Руля нет, и все команды – голосом или пятками.
К счастью, лошадь была покладистой, норов свой не показывала, но и передвигалась она неспешным шагом. Однако до вечера Андрей успел одолеть километров пятнадцать-двадцать. Хотелось есть и пить, но вокруг не то что ни одного постоялого двора – ни одной деревни.
На ночь он снял с лошади удила и пустил пастись. Если он сам голодает, то чего животину мучить? К тому же сытая она завтра резвее пойдет.
Сам Андрей устроился под кустом. Ярко светили звезды, рядом на поляне всхрапывала лошадь. Он обдумывал свое положение. Попал он в самое жестокое и кровавое время. Не было на Руси правителей более жестоких – не зря царь получил свое прозвище. И Русь с воцарением Ивана IV не стала более сильной, она обезлюдела.
Андрей пожалел, что мало знает о времени правления Ивана IV. Он полагал, что попадет во время своего первого переноса, ну да наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Конечно, был дом в Переяславле, деньги – а теперь? Все надо начинать с нуля, учитывая, что люди видные – это дворяне, чиновники или просто богатые, у которых можно что-то отобрать, – подвергнутся репрессиям в первую очередь. Отсюда следовал вывод – не обзаводиться недвижимым имуществом и быть как можно дальше от змеиного гнезда, от Москвы, где разгул опричнины наиболее силен и заметен. Мелькнула спасительная мыслишка – зачем ему это надо? Есть лошадь, можно вновь добраться до пещеры и очутиться в своем времени. И пусть опричники, Иван Грозный уйдут, как в страшном сне.
Однако после некоторых раздумий Андрей отверг малодушную мысль. Доведется ли ему еще раз перенестись в другое время? Судьба подарила ему невиданный шанс, а он возжелал тут же вернуться назад. Струсил? Ну нет, надо попробовать жить в предложенных условиях – вдруг это испытание внешних сил? Да и интересно было, это точно не отнять. А в пещеру он всегда успеет вернуться, только не пришлось бы потом жалеть о своем малодушии.
Незаметно Андрей уснул.
Разбудил его какой-то жучок, который полз по лицу и щекотал лапками. Он смахнул его рукой и окончательно проснулся.
Судя по положению солнца, было уже часов десять утра. Он спустился к реке, умылся, напился воды. Одно радует – из любого ручья или реки можно пить, не опасаясь. Никаких химикатов, сбросов канализационных вод в помине не было.
Поесть бы сейчас не мешало. Он подошел к лошади, заправил удила, сел верхом. Сразу напомнила о себе отбитая с непривычки пятая точка. Ой, мама, ему же еще ехать!
– Но!
Лошадь лениво пошла вдоль берега. Пустить ее галопом Андрей не решался, опасаясь, что не удержится в седле. Может быть, деревни где-то и были, но в отдалении от реки, и Андрей их не видел. Беспокоило его то, что не видно было дорог, тропинок. Если места обжитые, люди всегда ходят к реке – порыбачить, набрать воды, постирать. Пару раз он отдыхал, давая передышку лошади и своим отбитым чреслам.
Ближе к вечеру, когда еще было светло, Андрей наткнулся на кострище. Рядом лежало поваленное дерево, и за его пенек, находящийся у самого уреза воды, было удобно привязывать судно. Это было место ночевок судовых команд. Он хотел остаться здесь, понимая, что рано или поздно кто-то причалит к удобному месту. Он снял с лошади седло, уздцы и отпустил пастись. Сам уселся на седло боком – это было удобнее, чем сидеть на голой земле.
Внезапно ему показалось, будто что-то звякнуло. Он посмотрел под ноги, но там была только трава. Начал ощупывать на себе кафтан опричника, и нашел за подкладкой что-то твердое. Не церемонясь, он взрезал подкладку ножом, и в руке оказался небольшой, в полкулака, тугой узелок. Андрей развязал его и увидел два столбика монет: один серебряный, второй – золотой. А опричник был не так уж и прост! Наверняка от собратьев своих утаивал часть добычи и прятал в подкладку. Пригодятся теперь монеты, только не кромешнику.
Андрей пересчитал деньги. Было тринадцать монет серебром и шесть золотых талеров, все монеты еще ганзейских стран. Их явно кто-то берег на черный день, только достались они грабителю в лице опричника. Как причудлива жизнь! Только что он был беден, как церковная мышь, а теперь село купить может. Прямо по поговорке «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Еще бы как-то конвертировать деньги в еду – уже двое суток во рту не было ни крошки. В желудке сосало, и все мысли были только о еде.
Андрей отцепил от седла метлу и забросил ее подальше. Собачью голову он выбросил еще вчера, чтобы не смердела невыносимо. Теперь при нем – никаких символов опричнины, нечего встречных пугать, коли на пути попадутся.
Он вытащил из ножен саблю и несколько раз взмахнул ею над головой. Восторгаться было нечем: мало того что железо плохое, так она еще и сама по себе сбалансирована плохо, к руке не прикладиста. Однако хоть и путается под ногами, пусть пока повисит на ремне, может, пригодится.
Андрей стал придремывать, когда послышался плеск воды. Сонливость сразу пропала, и он вскочил на ноги.
К берегу под веслами направлялся ушкуй. На носу стоял молодой парень, держа в руке веревку. Увидев Андрея, он крикнул:
– Помоги ошвартоваться! – и бросил ему конец.
Андрей веревку поймал, живо обвязал ее вокруг пенька и подтянул, выбирая слабину. Ушкуй ткнулся носом в берег. С него сбросили сходни – доску с набитыми поперечинами, и на берег сбежали двое парней, а за ними – степенно, как и подобает, спустился купец.