Владычный полк

Андрей был удивлен. В свое время в Переяславле он уже пережил одно покушение.
– На время тебе, Андрей, из Новгорода исчезнуть надо. Все время в напряжении жить нельзя, не убережешься. И терять тебя не хочется, человек ты Новгороду полезный. Даже если в монастыре не выходя жить будешь, я гарантий твоей безопасности дать не могу.
– И на сколько мне исчезнуть?
– Полагаю, на полгода.
– Ого!
– За это время о тебе подзабудут. Место, где укрыться можешь, есть?
– Найду.
– Только помни: в Москву – ни шагу. Скуратов тебя и через год искать будет, как царев верный пес. Возьми деньги. – Гермоген протянул Андрею мешочек с монетами. Андрей поблагодарил, поклонился.
– Да хранит тебя Господь! – Гермоген осенил его крестным знамением.
Андрей вышел от настоятеля в полном смятении и прострации. Год назад ему казалось, что он нашел свое место в жизни, служит славному вольному городу в борьбе с тираном и деспотом, чувствует себя действительно нужным, что у него есть кров и пища. И сразу – полный крах!
Он зашел в келью, проверил и зарядил пистолеты, собрал в узелок скромные пожитки, усмехнулся. Не много он нажил честной службой!
С подворья вышел не оборачиваясь, спиной чувствуя взгляд, наверное, Гермогена. Видимо, и ему было жаль расставаться с ценным работником.
Поскольку дело шло к вечеру, переночевал Андрей на постоялом дворе. Его никто не гнал с подворья в ночь, но и оставаться там было для него сверх сил. Все вокруг – кельи, монахи – стало вдруг чужим. В трапезную он не пошел, лежал на топчане, раздумывая: куда податься, как зарабатывать на жизнь?
Поднявшись, Андрей взял мешочек, который дал ему Гермоген, и высыпал его содержимое на стол. Два рубля, и один из них – медяками. Негусто. Полгода на них не продержаться, если нет своего угла.
Присев за стол, он начал подбирать варианты. Москву отмел сразу – «засветился» он там изрядно. В Литву податься, по примеру Андрея Курбского? Ведь ни Новгороду, ни Москве он присяги не давал, стало быть, не изменит. Но что-то претила ему такая служба. Против своих, против тех же новгородцев или москвичей воевать заставят, иначе зачем он там нужен, в чужой стране? Про Крым и Казань Андрей даже не помышлял. В Переяславль податься, начать все с нуля? В голове мелькнула Тверь. Был он там – в гостях у дяди Аглаи вместе с купчихой Авдотьей. Предлагал ему тогда купец у него служить, корабль дать, жалованье хорошее положить обещал. Дай бог памяти – как же его звали? Точно, Прохор Захарович! И монахи-попутчики советовали к Аглае присмотреться – боголепна, мол. Зря не послушал.
Хотя, как писал немецкий наемник Генрих Штаден, служивший в опричном войске: «…опричники обшарили всю страну… на что Великий князь не давал им своего согласия. Они сами себе давали наказы, будто бы Великий князь указал убить того или другого из знати, или купца, если они только думали, что у того есть деньги. Многие рыскали тайком по стране, убивали по большим дорогам всякого, кто попадался навстречу».
Выходило – и богатым быть опасно, но и обида на Новгород глодала. Андрей не ожидал такого исхода, почти бесславного. Фактически изгнали, как преступника, только вины своей он не знал. Изгой! Как есть изгой, изгнанный. Точен русский язык!
Как он добирался до Твери – отдельная тема. Где на попутных санях, где пешком. А больше тревожило то, что днем санные пути под солнцем таяли, и снег превращался в кашу, застывая лишь ночью. Еще неделя – и дороги вовсе развезет. Лед на реках стал хрупким, временами звонко постреливал, и уже не всякие обозы рисковали спускаться на него. Хуже всего было надолго застрять в пути, на постоялом дворе – жизнь в распутицу замирала.
Но Андрею повезло: он добрался до цели, усталый и грязный. Идти в таком виде к купцу – ни хозяина, ни себя не уважать. Поэтому он заказал на постоялом дворе баню, купил на торгу новое исподнее, рубаху и портянки, почистил тулуп и порты. В общем, привел себя в порядок, насколько это было возможно. Даже к цирюльнику сходил – постригся, бороду оправил. В зеркало на себя посмотрел – как будто годков пять сбросил.
Немного волнуясь, он подошел к дому купца. Зрительная память у Андрея была хорошей и не подвела.
Он постучал в калитку. На стук вышел слуга, узнал Андрея:
– А, герой! Чего же исчез, не попрощавшись? Хозяин сокрушался.
– Не пропал я, вот он, здесь. Прохор Захарович дома?
– Где же ему быть? Распутица. Сейчас узнаю, примет ли?
После того как он ушел не попрощавшись, идти в этот дом было не совсем удобно. Но Андрей решил попытать счастья. Не примут – пересидит распутицу на постоялом дворе, все лучше, чем в какой-нибудь деревне, а потом – в Переяславль. Или еще куда-нибудь – да мало ли других городов русских? Ярославль, Владимир, Суздаль, Нижний… Была бы голова на плечах, а устроиться всегда можно. Только на новом месте приглядываться будут, проще со знакомыми новую жизнь начинать.
Вместе со слугой на крыльцо вышел и сам хозяин, оказывая тем самым гостю уважение. И, наверное, интересно стало. Предложил Андрею место, жалованье – а он возьми да исчезни.
– Доброго здоровьичка, Прохор Захарович!
– Рад видеть! Проходи! Каким ветром к нам занесло?
– Повидать захотелось, – отшутился Андрей.
– Это меня-то? Небось, про Аглаю вспомнил? Поздно, замуж она вышла.
– Неуж за Терентия?
– Откуда знаешь?
– Авдотья обмолвилась – лыс-де и стар, и борода седая… Зато богат!
– Во-во, в самую точку! Эх, парень, такую девку упустил! Красавица и умница!
– Что теперь об этом?
Хозяин кликнул прислугу:
– Гость у нас, угощение на стол.
– Сей момент!
Слуги стали уставлять стол кувшинами, мисками и кружками. Запахло съестным.
– Рассказывай, как жил? Тебя ведь год не было видно.
– Родители померли от моровой язвы, избу сожгли, – соврал Андрей.
– Ой, беда! И нас сия участь не миновала. В окрестных деревнях люди как мухи мерли. А где твой короб? Ты же вроде офеней был?
– В прошлом все.
– Вот давай за прошлое выпьем и больше вспоминать о нем не будем.
Они выпили яблочного сидра из кружек и принялись за щи.
Когда подкрепились немного, Прохор Захарович сказал:
– Я ведь, когда ты ушел внезапно, почувствовал, что не насовсем, что вернешься. Мое предложение в силе остается. Небось за тем и пришел? – И хитро улыбнулся.
– Да, – не стал лукавить Андрей.
– Вот и славно. Зря год потерял, мог бы себе избу купить за это время.
– Какие мои года, успею!
– Это ты зря. Годы пролетят – не заметишь, по себе знаю. Давай выпьем за твою новую жизнь.
Они чокнулись кружками, выпили. Андрей взялся за крылышко курицы.
– А невесту мы тебе в Твери найдем.
Андрей едва не поперхнулся. Да что все его женить хотят? При его нынешнем образе жизни какая семья? Ни кола ни двора – риск сплошной. Стабильной работы и дохода нет – какой из него глава семьи? А дети пойдут? И угла своего нет.
– Знаю, знаю, о чем думаешь! Угла своего нет, дела нет – не до семьи. Правильно думаешь, в нужном направлении. Сейчас, конечно, не сезон – ни на санях, ни на корабле, месячишко погодить придется. У меня поживешь. Дом просторный, места хватит. А там видно будет, куда тебя пристроить.
Больше они деловых разговоров не вели. Прохор Захарович о Новгороде расспрашивал, о своей семье рассказывал.
– Кромешники-то не беспокоят? – спросил Андрей.
Хозяин помрачнел – как туча на лицо набежала.
– Меня-то нет, а некоторые сгинули. Добро растащили. И не только бояре, люди видные, но и купцы.
Прохор наклонился к Андрею и прошептал:
– Побаиваюсь я.
– Оно правильно, – одобрил Андрей. – До Новгорода эта зараза не докатилась пока, но чую, и там будет.
– Только – тс-с-с!
Опричников боялись, а упоминание о Малюте Скуратове и вовсе приводило в ужас. Вообще-то звали его Малютой за малый рост, на самом деле он был Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский. Впервые он был упомянут в документах в 1567 году как сотник одного из полков. Карьере его способствовала опричнина. Был он крайне жесток, изобретателен в пытках, и сами опричники называли его «каменное сердце». Единственным достоинством его была собачья верность хозяину – Иоанну, и еще исполнительность. Хозяина он понимал с полуслова, с намека. Именно Скуратовым было создано своего рода политическое сыскное ведомство, переросшее в дальнейшем в «Приказ тайных дел» Алексея Михайловича. После смерти Малюты 1 января 1573 года его возглавил племянник Бельского, Богдан.