Воевода

— Я-то здесь каким боком?
— Купец с обозом поедет, соль — его забота. Ты же со своими ратниками за целость обоза отвечаешь. Коли разбойники — руби, другое что — ну, мне тебя учить не надо, решай на месте.
Только я рот открыл, как Плещеев замахал рукой:
— Знаю, знаю, на порубежье был, коли не война — тебя три года трогать не можно. Только у меня бояр разумных да боевых не так много. Саблей помахать — найдутся люди, да сдается мне, тут головой думать придется. Вон, как ты раскрутил убийство злопакостное боярина Ивана Андреева. До сих пор стряпчий государев Федор Кучецкой о тебе вспоминает, как встретимся. Знать — понравился ты ему.
— Что я, динар золотой или талер — всем нравиться?
Воевода озлился, хлопнул ладонью по столу.
— Тебе город честь оказывает. А ну — бунт вспыхнет, думаешь, тебя обойдет? Всех на вилы поднять могут! Ты об этом подумал?
И впрямь — своя рубашка ближе к телу. Я действительно думал о своих нерешенных делах, а не о зреющем недовольстве. А случись бунт — можно и не успеть в Смоляниново сбежать, укрыться в вотчине. Да и не в моих правилах бегать — тем более, не от неприятеля.
— Усовестил, воевода! Прощения прошу Когда выезжать?
— Обоз уже готов. Сегодня выехать хотели, да о тебе вовремя вспомнили. Сколько тебе времени надо?
Я прикинул — холопы на месте, припасы в дорогу взять — полчаса.
— Через час буду готов выступить.
— Вот и славно. Я распоряжусь — пусть обоз выходит, вы верхами его быстро нагоните — по дороге на Великий Устюг. С Богом!
Я поклонился и вышел.
Слов нет — честь, конечно, оказана. Но и дома теперь меня недели три, а то и месяц не увидят.
К моему удовольствию, ратники мои были все в сборе и одеты по-походному. Осталось только оседлать лошадей да припасы собрать.
— Молодец! — похвалил я Федора.
— А то! Как гонец прискакал, так я сразу и понял — собираться надо. Уж и припасы из кладовой в сумы уложены. На кого воевать идем?
— Обоз соляной сопровождать в Соль-Вычегду.
— Дело! В городе соли уж две седмицы нету.
— Чего же ты молчал?
— Дык, — растерялся Федор, — хозяйке, боярыне, значит, я сказал — ее это дело.
— Седлайте лошадей — обоз уже вышел, мы догоним. Я мигом.
Я забежал домой, обнял Елену, пояснив, что уезжаю на месяц, не на войну — соляной обоз сопровождать.
— Кстати, и нам соли привези — хошь мешок. Наша почти закончилась.
Поцеловав жену на прощанье и обняв Васятку, я выбежал из дома, и с крыльца — сразу в седло. Федор расстарался, подвел лошадь к ступенькам.
Галопом моя кавалькада вылетела из города. Сначала гнали на север, а, достигнув замерз- шей реки, свернули на нее. Вот и обоз, недалеко ушел. Длинный.
Пока обгоняли его по заснеженному льду, я посчитал подводы — двадцать штук. Каждая лошадь в долгом пути по триста килограмм на санях утащит. Итого — шесть тонн. Неплохо!
На передних санях, укрытый медвежьей шкурой, важно восседал купец. Я пристроил коня рядом с санями.
— День добрый!
— И вам того же. Воевода прислал?
— Он самый. Как звать-величать?
— Первуша Ткач.
— Первый сын в семье, значит. А меня Георгий Михайлов, боярин.
— Во как! Соли в городе не стало, так и боярина с дружиной отрядили. Вечно у нас так — жареный петух не клюнет, не почешемся. Значица так — давай определимся. Мое дело — соль купить и привезти, твое — обоз и людей сохранить. Так?
Я согласился:
— Так, о том и воевода меня предупредил.
Купец повеселел:
— Значит, сходимся, боярин.
Я понял, о чем он. Боярин выше купца, и Первуша боялся, что я командовать начну. Но у меня и без соли забот хватит, пусть коммерцию он себе оставит, на то он и купец. Меня другое заботило — почему соль в город не везут.
На Руси бунты бывали — медный, хлебный, слышал я и о соляных бунтах. Но то было, когда цена на соль поднялась. А вот почему обозы с солью исчезают? Купцы с деньгами едут, люди при обозе. Куда же все пропадает? Разбойники балуют? Все равно — хоть кто-то, да уцелел бы, дошла бы весть. «Не стоит расслабляться, — решил я, — хоть и по своей земле едем, противника нет, однако же он должен быть, этот неведомый враг…»
Ехали до сумерек. Остановились на постоялом дворе. В трапезной ратники налегли на суп да мясное. Сидевший с нами за одним столом купец заказал только постное и осуждающе покачал головой:
— Пост ведь Великий, мясо грешно вкушать.
— Путникам, воинам и болящим дозволяется. Вот мы и едим, — ответил за меня Федька.
Он вообще не терпел, когда кто-нибудь, кроме меня, делал замечания или пытался поучать.
Доели уже молча и улеглись спать. Целый день верхом да на морозе — утомительно.
Через неделю мы добрались до Устюга. Здесь дали лошадям день отдыха.
Я хотел поговорить с местным воеводой, но его в городе не оказалось. Местные бояре же ни о чем подозрительном не слыхивали, и соль в Устюге была.
— Первуша, а соль-то в Устюге есть. Давай здесь купим да вернемся, — предложил я.
— Ты что, боярин? Здесь соль изрядно дороже будет. Да и много нам надо, небось во всем Устюге столько не наберется. И вообще, ты уж извини, боярин, соль выгодно купить — мое дело.
— Как знаешь.
Отдохнувшие и отъевшиеся сеном лошади шли бодро — только пар из ноздрей валил.
А у меня мыслишка закралась. Коли в Устюге с солью все в порядке, стало быть, заковыка как раз на обратном пути должна быть, и непременно — на пути от Устюга до Вологды. По крайней мере, по логике получалось так.
Еще несколько дней пути, и мы — на месте. Соль-Вычегодск, небольшой городишко на северо-востоке, на Русском Севере. Главное его богатство — соль. Солью торговали все — купцы, мелкие разносчики на торгу; солью были забиты лавки, лабазы, амбары. Везде — мешки с солью. А как иначе — товар, можно сказать, стратегический. Без него — ни рыбку посолить, ни суп приправить. Соль на Руси ценилась высоко, частенько ее мешали с перцем, и у путников, воинов мешочек с нею всегда был в суме.
Пока Первуша занимался закупкой, я обошел торговцев, ненароком спрашивая о предыдущих обозах с Вологды.
— Были обозы — мы уж всех ваших, кто солью торгует, знаем. Так ведь как снег лег да морозом реки сковало, были из Вологды покупатели, много соли брали. А что случилось-то? Неуж соль кончилась?
Пришлось приврать, что обоз под лед провалился. Известное дело — соль воды боится, вот и пропал товар.
Я умышленно не говорил о пропаже обозов. Если это разбойничьих рук дело — сообщников неосторожными расспросами насторожить можно. А коли тати здесь ни при чем, так продавцы быстро цену поднять могут. Торговля — дело тонкое и хитрое.
С ратниками перемолвился — они тоже не слыхали о грабежах, не жаловался никто.
Мы скупили соль, нагрузили сани, и назавтра тронулись в обратный путь. Федьку-занозу, как более опытного из дружины, я поставил во главе трех холопов прикрывать обоз сзади. Сам же с тремя другими холопами ехал впереди обоза, опережая его метров на сто. Обычно авангард не уходил так далеко, сопровождая обозы. Но я решил перестраховаться: случись нападение — сзади успеет подойти на помощь Федька с холопами, а обозники смогут развернуть сани, чтобы уйти в безопасное место с грузом.
Но дорога не преподносила новых сюрпризов, и мы благополучно добрались до Устюга.
Первуша уже роптать начал, сидя за ужином в трапезной.
— Спокойно все, зря только вас с нами послали. Я дорогу как свои пять пальцев знаю, не заблужусь. У меня в обозе одних возничих два десятка, и каждый при топоре — за себя постоять сможем.
Я слушал и думал — флаг тебе в руки, но тогда где другие обозы? Убегать с деньгами никто бы не стал: не приказчики с обозом ехали — купцы.
Отдохнув день, мы выехали на Вологду. Груз замедлял движение, и лошади шли медленнее — это не пустые сани тащить.
Зимник сошел со льда Сухоны и пошел по лесу. Река здесь делала изрядный крюк, и через лес путь был короче. «А ведь местечко для нападения всякой шушеры — самое удобное», — подумалось мне.