Язычник

Возмущение селян сошло на нет. Все видели гривну, все верили волхву. Поклонившись ему в пояс, они стали расходиться.
Волхв повернулся к Илье:
– Неуж за девицу безродную людей мечом побил бы?
– Клянусь, сделал бы так!
– По Ярославовой «Правде», коли меч обнажил, но удар не нанес – одна гривна.
– Разве я обнажил его? – возразил Илья. – Видаков нет!
– Правда твоя, – скривился волхв. – Ты мне в помощь послан Макошью, а на самом деле воспрепятствуешь в моих делах.
– Понравилась девка, я не прочь ее в жены взять.
– Даже так? Она же безродная и нищая, приданого за нее никто не даст.
– Ничего, с голоду не помрем. Меч прокормит и боги помогут.
– Так ведь детишек у вас не будет, ты же нелюдь!
– Как ты меня назвал? – Илья нахмурился. Нелюдь в его понимании – это человек, совершивший дикое, жестокое, выходящее за границы зла преступление.
– Как есть нелюдь! – подтвердил свои слова волхв. С этими словами он опасливо отступил на пару шагов, опасаясь ответных действий со стороны Ильи – силу его руки волхв уже испытал на себе.
– Ты же не нашего мира. Оболочка твоя человеческая, а ранить или убить тебя невозможно, потому как ты не рожден еще. Не веришь – уколи себя ножом или порежь, сам увидишь.
Глаза волхва торжествующе блестели, а Илья был ошеломлен услышанным. Он – и нелюдь! Тем не менее он вытащил боевой нож и уколол себя острием в левую ладонь. Выступила капелька крови, и Илья почувствовал боль. Врет волхв! Он повернул руку ладонью к волхву – любуйся, мол! Однако волхв только хмыкнул. Илья взглянул на ладонь. На ней – ни следа – ни укола, ни крови. Но ведь только что была!
Илья резанул себе по предплечью. Рана получилась длинная, потекла кровь – красная, как у всех. Но она на глазах свернулась, превратилась в струп, который быстро исчез. Под ним не оказалось даже шрама, и Илья в душе вынужден был признать правоту волхва. Неприятно было ощущать себя нелюдем, но против очевидного не попрешь.
– Убедился? – Волхв торжествовал.
– Твоя взяла. Но девчонку не трогай, она моя.
– Я тебе таких пять десятков приведу, ежели за каждую гривну платить будешь.
– Мне другие не нужны! – отрезал Илья. Просто он не в курсе был, что на торгах людей можно продавать, как скот, – в его времени работорговцев уже не было. А здесь девственница младых лет стоила от силы два дирхема или две куны. За гривну большую целый гарем купить можно, язычеством многоженство не воспрещалось. Можешь содержать – имей. Тем более что от воина и родится воин – как от князя княжич. А от холопа?
Илья подошел к девушке и слегка приподнял ее голову пальцами за подбородок.
– Как зовут тебя, краса ненаглядная?
Сказал и сам своим словам удивился, сроду к девушкам так не обращался.
– Марья.
Почему-то Илья так и думал.
– Пойдешь со мной?
– Хоть на край света! – Девушка даже не раздумывала, она боялась остаться с волхвом.
– Нет, так далеко нам не надо, мы в Суздаль пойдем.
– Вот это правильно, – сказал подошедший волхв. – Давай отойдем.
Волхв хотел поговорить наедине.
– Вокруг Суздаля неурожай, дождей давно не было. Народ волнуется. Есть у меня там надежные люди, на торгу, в людных местах народ к бунту подбивать будут. А все почему? Отвернулись людишки от веры отцов и дедов наших, к чужой вере повернулись. А что может их распятый бог? Вот я с молитвой к богам могу обратиться, и не далее как сегодня или завтра дождь животворящий пройдет. Людишкам внушить надо, что все зло от церкви с крестом идет, от священнослужителей. Князья и ближние люди веру чужую первыми переняли. И голод им не грозит, поскольку их холопы втридорога зерно на торгах в других городах спускают, меды стоялые пьют. Вот где неравенство!
– А есть ли равенство вообще, Борг?
– Не будем вдаваться в бесплодные споры.
– Хорошо. Моя задача в чем?
– Мыслишь правильно. Если удастся бунт поднять, ты поддержишь воинским умением. Знаю, один в поле не воин – так ты не один будешь. Ты человек заметный: и ростом удался, и храбр, и решителен, и умен – на тебя равняться будут. Кроме того, ты неуязвим, а это – лишний козырь нам. После первых же столкновений мои люди на торгах да на постоялых дворах нашептывать будут: бессмертен он, потому как богами отмечен или сам один из их сыновей. И имя у тебя подходящее – Ратибор, иначе – с ратью борешься.
– Возвысить хочешь?
– Не я, боги такой совет дали. Черни знамя нужно, прапор, ну, как у князя.
– А если князь или наместник его дружину нашлет?
– Э, где князь! Во Владимире сидит, о сборе налогов и податей думает. Если и пошлет гридей из младших, так числом малым. Одолеешь!
И такая убежденность в словах волхва была, что поверил ему Илья.
– Как мне людей твоих найти, Борг?
– А зачем их искать? Они тебя сами в нужный момент найдут. Да ты и сам поймешь, когда надобен будешь. А пока с девицей красной развлекайся.
– Понял. Ты одно мне скажи, волхв, – как ты о появлении моем узнал и имя угадал?
– Полнолуние было, Макошь слова утешительные сказала – воин к тебе придет.
Волхв достал из складок длинной рубахи серебряное зеркало, небольшое – с ладонь, и круглое, дохнул на него и к Илье поворотил. Илья оторопел: в зеркале был он, как сейчас – в шлеме, со щитом, с мечом на поясе. Волхв дохнул на зеркало еще раз, и изображение померкло.
Если бы Илья не был знаком с планшетниками да со смартфонами, увиденное произвело бы на него сильнейшее впечатление.
Наверное, волхв ждал именно этого и был слегка разочарован. Но Илья даже не удивился.
– Волхв, ты угадал: я из другого мира, и такие зеркальца там у многих.
– Потом ты расскажешь мне о своем мире, – попросил его волхв, – а сейчас ступай.
Илья вернулся к девушке.
– Идем в Суздаль, Марья. И не бойся ничего, отныне я твой защитник.
Илья направился по тропинке в город – путь был ему знаком. Он обратил внимание, что его девушка боса и обходит корни деревьев. Неужели даже лапти, в коих ходило большинство селян, дать ей не могли?
Когда они отошли подальше, Илья попросил:
– Дорога до Суздаля дальняя, поведай о себе.
– Сирота я, – отвечала та. – Мама два года как умерла, а тятя еще раньше сгинул на отхожих промыслах, я его и не помню. У дальней родни проживала, всю работу делала.
– Сколько же лет тебе?
– Семнадцать. Замуж пора, да не берет никто. Вот и решила родня меня волхву отдать, в жертву принести.
Марья не удержалась и всплакнула, а Илья скрипнул зубами от ярости. По местным меркам Марья в девках уже засиделась, на Руси того времени замуж отдавали в пятнадцать-шестнадцать лет. А волхв тоже хорош, готов был уже убить девушку за благоволение богов. Не вмешайся Илья, не подойди вовремя – не встретились бы они с Марьей.
С язычеством, с богами древними, забытыми, с обрядами Илья знаком раньше не был. И сегодня не то чтобы шокирован был, а в первый раз почувствовал, некое неприятие того, что должно было свершиться. Негоже отбирать жизнь у одного, чтобы другим лучше, слаще жилось, что это за обряды такие варварские, дикие?
В Суздаль они пришли к вечеру. Ни знакомых, ни друзей у Ильи тут не было, и потому, выспросив дорогу, он отправился на постоялый двор.
К его удовольствию, на постоялом дворе не только комнаты свободные оказались, но еще и баня готовая.
Баню топили не каждый день – слишком долгая это процедура. Воды из колодца наносить надо, в котле ее согреть. Обычно ее готовили к субботе, к банному дню или по желанию постояльца – в любой другой день, но за отдельную плату.
Илья несколько дней не мылся, переходы большие делал, потел. Тело просило помывки, в своем времени он привык каждый день принимать душ.
Оставив меч, шлем и щит в снятой на постой комнате, Илья отправился в баню. Марья увязалась за ним, и зазорного в этом ничего не было. Издавна на Руси в бане семьями мылись – и мужчины и женщины.
О чем пожалел Илья – так это о чистом белье. Старое, что на нем было, пропотело все, пропылилось. Ладно, будет день – будет и пища. Завтра с утра он отправится на торг и купит все необходимое, тем более что у Марьи ситуация была похожей.