Лестничная площадка (фрагменты)

Или уже тогда"?
Трещинки на потолке. В свете ночной лампы их так хорошо видно, особенно ту, косую Я по привычке пересчитываю их и неожиданно – даже для себя – спрашиваю Криса «А если будет ребенок?» Крис молчит довольно долго, несколько раз тяжело, чуть не со стоном, вздыхает, а потом говорит «Поженимся, конечно, куда я денусь"? »
Здоровые, дебелые, крепкие деревенские девки беременеют гораздо легче, чем болезненные тростинки вроде меня. Всего-то. Крис. Куда бы он делся?
– Крис! – вдруг визгливо выкрикнула она, – В каком ты виде? Если уже принимаешь тут женщин, хотя бы оденься!
И она неуклюже, словно разъяренный носорог, заметалась по комнате, выдвигая ящики комода и швыряя на кровать одежду Криса. Психованная, как все беременные. Честное слово, мне стало ее жалко. Честное слово, я действительно хотела ей помочь, я просто не успела подумать, что говорю… Честное слово!
Она выдвигала и с шумом задвигала все новые ящики, она уже достала брюки и рубашку Криса, она нервничала, – и я сказала негромко, успокаивающе:
– Если вы ищете носки, то они на антресолях.
– Что?!!
Показалось, что она сейчас упадет – хотя такую не собьешь с ног словом, слова ведь нематериальны .. Или набросится на меня с кулаками, когтями, зубами, – но она же знала, что Крис сильнее, она боялась, что он за меня вступится. И все-таки сделала первое: закатила глаза и рухнула на смятую постель, медленно и осторожно, как в провинциальной опере. Но Крис, конечно, поверил. Крикнул «Клауди!», бросился к ней и, стоя на коленях, резко повернул ко мне голову. Красиво, слаженно. Словно они полгода вместе репетировали эту сцену. Ненавижу!!!
И в висках грянул концерт, как тогда у профессора, и я уже не видела эту парочку, в которой не было моего Криса, и я крикнула в надвигающуюся со всех сторон темноту:
– Расскажи ей! Как мы с тобой сидели в школе за одной партой, или родились в одном роддоме, или еще какую-нибудь сказочку! А то, не дай бог, догадается, откуда я знаю про носки. И если б только про носки!..
– Молчи.
Крис выговорил это почти неслышно, сквозь зубы. Он смотрел то на нее, то на меня, на его губах шевелились недорожденные слова. Я прислонилась датылком к стене, черные точки в воздухе медленно рассеивались. Глаза Криса метались, длинные и светлые, отчаянные, любимые… Зачем я так с ним поступила? И его жена, глупая беременная женщина, она ведь тоже его любит…
Крис наклонился к ней, что-то прошептал. Потом поднялся на ноги и повернулся ко мне:
– Инга. Выйдем на кухню.
Он направился к двери, и в это время Клауди фванулась, привстала, залопотала что-то нечленораздельное. Крис приостановился и кинул через плечо с неожиданной злостью:
– Я тебе что сказал?! Спи!
Кофейник на плите. Кофе в постель – если хорошо попросить. Интересно, жена Криса когда-нибудь просит его о таких вещах? О чем вообще она «го просит? И о чем они разговаривают по вечерам? Совершенно невозможно представить. Как они, черт возьми, живут вместе?!
Над кофейником поднялась темно-коричневая пена, и Крис рывком снял его с плиты. Разлил кофе по чашкам, придвинул одну мне. Молча. Даже не шевеля губами.
– Крис.
Он вздрогнул, обжегся, закашлялся.
– Извини меня, Крис.
Он сделал несколько маленьких глотков, потом заглянул в чашку, подул в нее и залпом допил кофе до самой гущи. И посмотрел на меня.
– Как ты вообще?
Спрятаться за чашкой кофе. Взять себя в руки. Я – вообще. Я существую и вне Криса, нормально существую.
– Хорошо. Работаю, зарабатываю неплохо. Современная деловая женщина.
– Я тебя видел недавно. На остановке, вместе с Энн.
Конечно, Крис уверен, что жизнь продолжалась только у него. Моя в его представлении заморозилась, замерла на месте. Ничего подобного, Крис.
– Это была не я. Энн я уже год как не видела. И вообще, я теперь живу совсем в другом районе.
Крис приподнял брови.
– Ты переехала? И где ты теперь? Интересный вопрос. Особенно сегодня. Я глубоко-глубоко вдохнула.
– Ты его не знаешь. Мы познакомились весной, он спортсмен, легкоатлет. Не знаю, как тебе описать… Красивый мужчина, брюнет, даже очень красивый…
– Рад за тебя, – спокойно сказал Крис. Совершенно спокойно. Как будто он действительно рад. Как будто ему все равно. Крис.
Он сосредоточенно смотрел в пустую чашку. Ресницы – потускневшими полумесяцами, а под глазами глубокие синеватые провалы. И резкие тени под осунувшимися скулами. Постаревший, усталый, не имеющий ко мне никакого отношения.
Я его люблю.
Я поднесла к губам чашку кофе. Холодный. Холодный кофе пить нельзя, это мертвый напиток. По ту сторону стола дернулись губы Криса. Хотел предложить мне сварить еще кофе – и передумал. А может, и начать все заново… почему бы и нет, все равно же передумал. Крис. Я его… Черт возьми, ну сколько можно?!
– Инга.
Не так уж долго он молчал – но я умудрилась вздрогнуть от неожиданности этого негромкого глухого голоса.
– Ты понимаешь, что тебе сейчас придется уйти? Честное слово, я бы с удовольствием, но Клаудия. Ей теперь ни в коем случае нельзя волноваться.
Я зачем-то запрокинула голову. Потолок. Если его убрать и смотреть сверху, получится прямоугольная тесная коробка. Квадраты: плита, два пенала, стол. Между ними воздух, пропитанный запахом кофе. И две фигурки, сокращенные в перспективе, смешные, нелепые. Вот одна из них встает, открывая квадратик табурета.
– Конечно, Крис. Ей нельзя, я понимаю. Счастливо.
Вторая фигурка тоже встает и с готовностью теснит первую к выходу из прямоугольной коробки в другую, узкую и длинную, где на стене висит циновка с птицей, но сверху ее не видно, зачем, в конце-концов, такие несущественные детали?!.
Промозглый холод пронзил меня разом сквозь одежду, сквозь кожу. Я передернула плечами, отчаянно зажмурилась, широко раскрыла глаза. Лестничная площадка. И дверь, глухая, навсегда закрытая дверь, за которой остался Крис. Крис!!! Я должна была сказать ему, что… Боже мой, да ведь я весь этот год изо дня в день прокручивала бесконечные, пронзительные, необходимые разговоры с Крисом. Я была обязана сказать ему, что… и он бы понял, он бы все понял… Крис.
Запертая дверь на лестничной площадке.
Ринуться вниз по лестнице. Или вверх – не имеет значения. Запретить себе это, хоть что-нибудь себе запретить, я привыкла, это единственный способ проявить и доказать силу. Ничего не случилось. Нет никакого Криса. Никогда его не было. В моем мире не существует химер, есть только реальные осязаемые предметы – сконцентрироваться на них, только на них!..
Вот например, почему полуоткрыта первая справа дверь? Кажется, я была в той квартире, ну разумеется, была. Это же квартира профессора Странтона – помнится, я оскорбилась на него за что-то… Нелепо. Оскорбить может только одно – равнодушие. Стоп, я опять не о том, меня интересует вполне конкретная вещь: почему полуоткрыта эта дверь?
Я вошла боком, чуть пригнувшись, стараясь ни до чего не дотрагиваться – но китайский колокольчик над дверью от одного движения воздуха зазвенел тоненько и печально. В абсолютной тишине. Нет, еще один звук…
Редко, равномерно падающие на пол капли.
Я уверенно пересекла прихожую, быстро отыскала дверь ванной – она была закрыта изнутри – и резко, совершенно без колебаний дернула ее на себя.
  
ГЛАВА VII
 
Конечно, он бы закрыл дверь. Но ведь, черт возьми, он не собирался выходить из квартиры, он только приотворил створку, движимый мальчишеским любопытством, он собирался всего лишь выглянуть да лестничную площадку. И даже через несколько секунд, уже сомнамбулически ступая прямо перед собой, он толкнул дверь назад – несильно, не до челчка, но какое ж это имело значение, если…, это не могло быть правдой! Путаные околофизические откровения профессора, все эти А, Б и брошенные женщины, приборчик, похожий на школьную модель трансформатора, наивно мигающие цветные лампочки и дрожащая стрелка… И все-таки это была правда. Дверь на противоположном конце лестничной площадки, крайняя слева. Гладкая, блестящая, бело-синяя, такая неуместная рядам с обитыми кожей дверьми жилых квартир. Легкий, прохладный, скользкий металлопластик, кубический нарост кодового замка и круглое нелепое лого над никелированной ручкой. Грегу никогда не нравилась эта дверь. Входная дверь офиса фирмы. Грег подошел к ней вплотную, еще не вполне уверенный в ее реальности. Там, где должна находиться эта дверь, лестничная площадка выглядела совершенно иначе. Высокий, метров пять, сводчатый потолок, ведущая вниз чуть пошербленная мраморная лестница, широкие перила с балясинами. Современное пластиковое покрытие на стенах и всего две двери – Их фирмы и офиса немецкой компании. Они арендовали помещение в исторической части города, за несколько десятков километров отсюда.