Запредельность (СИ)

– А где же твой нарядный камзол и шляпа?
– Ах, это, – рассмеялся Драгу. – Неужели ты думаешь, что у нас здесь такая же мода, как и семьсот лет назад?
Лодка отчалила от берега, и девушка стала впадать в приятное забытье. А на берегу медленно таяла одинокая фигура заколдованного принца.
* * *
Адриана с трудом разлепила глаза. В комнате никого не было, только на тумбочке лежала записка от Илоны: «Не смогла добудиться, встретимся в саду или у речки».
Этот удивительный сон… подземелье… лодка… и принц. Что за наваждение? И еще…
Девушка на секунду свесилась с кровати.
Стоптанные босоножки.
Босоножки, в которых она танцевала во сне. Не могут же они износиться только под действием грез! Рука Адрианы скользнула по шее – кулона не было.
«Осталось совершить последний безумный поступок», – подумала она.
Она оделась, спустилась вниз и постучала в комнату пани Натальи.
– Что вы хотели? – спросила администратор и, как обычно, поджала губы. – А, вы та девушка, которая проспала завтрак. Я могу попросить приготовить для вас бутерброды с чаем.
– А таблетки от головы не найдется? – спросила Адриана. Она хотела попасть в комнату.
– Ну, сейчас поищу. Проходите. – Пани Наталья впустила ее и стала рыться в маленькой белой сумочке. Девушка плотно закрыла за собой дверь и подошла ближе.
– Признайтесь, что вы добавляете в вечерний напиток? Не смотрите на меня так, я не пила его вчера. И была там. В подвале.
Адриана была почти уверена, что администратор назовет ее малолетней пьяницей и выгонит, а может, еще и пожалуется Геннадьпалычу. Потому что после таких слов сложно считать человека нормальным. Но пани Наталья села на краешек кровати и вместо таблетки вытащила из сумочки сигарету.
– А ты смелая, – с ноткой одобрения сказала она, закурив. – И сообразительная. Вот так прийти ко мне и спросить. С кем ты танцевала? С Лусианом?
– Он сказал, что его зовут Драгу.
– Драгу… один из младших братьев. Присядь. Только учти, если попробуешь кому-то рассказать, я заявлю, что сама видела, как кто-то из сомнительных парней продавал тебе травку.
– Мне не хочется никому рассказывать. Те, кто был, и так все знают, а те, кто не был, никогда не поймут.
– Тоже верно. Я была там двадцать шесть лет назад. Двадцать шесть лет и три месяца. Я думала, что я особенная, но потом поняла, что так происходит со всеми девушками не старше семнадцати, кто ночует в замке Ангальд. И еще со сказочниками, ведь у них какая-то непохожая на других душа.
Ты хочешь знать, как это происходит? Я тебе не ученый, чтобы давать такие ответы. Нас ведь не удивляет существование электромагнитного излучения, нет? Так почему существование другого измерения в подвале замка кажется чем-то более необычным? Я все прекрасно помню. Я танцевала с Лусианом, иногда мы гуляли по саду и срывали цветы. Уж сколько пар обуви я тогда износила, моя мать чуть голову мне не оторвала!
Там ты становишься частью их мира: ничему не удивляешься, не боишься, не задаешь лишние вопросы. Но я так долго там бывала, что наконец спросила. Спросила, почему Лусиан здесь и может ли он вернуться в замок.
Он мне ответил, что это сложно объяснить, и, наверное, самым понятным для меня будет такой ответ: на всех них наложены чары. Так и сказал: «Тебе проще будет называть это чарами». Когда к ним являются девушки и парни разговаривают с ними на языке, который мы называем танцем, чары уменьшаются. Каждая такая ночь – это ступенька к свободе. Я так хотела забрать с собой Лусиана. Но опоздала.
– Почему?
– Тик-так, детка. – Пани Наталья выпустила в потолок струю дыма. – Часы, которые неумолимо тикают. Мне исполнилось восемнадцать, и калитка, ведущая в аллею, оказалась для меня закрытой. Навсегда.
– А напиток? Зачем вы это делаете?
– Рецепт этого напитка упоминается еще в сказке старого Гримма. Конечно, в расширенной версии, которую мало кто знает. По своей сути это снотворное. Оно погружает в такой глубокий сон, что девушки не чувствуют зов подземелья. А уж зачем я это делаю… Как тебе сказать… Вначале я думала, что хочу уберечь юных девушек от разочарований. «Принцы», как назвал их Якоб Гримм, наверняка разбили не одно сердце. Я вот никак не могу забыть… Но потом мне надоело обманывать саму себя. Я ревновала. Видишь, детка, старая тетка вроде меня, угрюмая и неулыбчивая, ревнует молодых девчонок к сказочным принцам. Но я ничего не могу с собой поделать. Не хочу, чтобы с ним кто-то танцевал. Не хочу, чтобы он вдруг оказался здесь и увидел меня такой. Он-то не изменился… Но вряд ли Лусиан меня помнит. Прошло время, сменилось столько лиц…
– Вечером я уеду, – вдруг сказала Адриана.
– Знаю, – кивнула пани Наталья и бросила окурок на каменный пол. – Что я могу сказать? Постарайся забыть, если сможешь.
 Вместо эпилога 
Около семи вечера автобус с группой гимнасток двинулся от замка Ангальд в сторону дома.
Каникулы закончились. Впереди маячили новые выступления и, возможно, новые замки. Но для кого-то Ангальд был один. И эти три девушки сейчас молчали, прижавшись лбами к холодному стеклу.
Адриана думала о том, что даже если она накопит денег, чтобы приехать сюда вновь, ей все равно уже будет восемнадцать. Тик-так. А еще о том, с кем же танцевали Катерина и Дашенька. С Драгу или с кем-то из его братьев? Хотя какое это сейчас имело значение…
«Вот так и становишься взрослой, – внезапно поняла она. – Не тогда, когда тебе исполняется определенное количество лет, а тогда, когда где-то внутри появляется грустинка, и ты знаешь, что теперь она будет с тобой всегда. Или до смерти, или до старческого маразма. А пока нет грустинки, ты еще ребенок…»
Илона весело трещала, пытаясь показать ей свежие фотографии. Но Адриане просто хотелось смотреть в окно – наблюдать, как уменьшается Ангальд.
«Прощай, добрый великан».
«Прощай. И прости, если что».
«А я не жалею. Мне нравится то, что есть. Теперь я тоже часть тебя, слышишь? Как пани Наталья. Как некоторые из нас. И я не хочу забывать».
«Тогда возвращайся. Я буду жда…»
Ангальд, превратившись в серую точку, совсем скрылся за деревьями. Впереди опять были сутки пути, а там – целая жизнь, и каждый сам разберется, что с ней делать.
На первой же стоянке к Адриане подошел водитель, маленький старичок с лукавым взглядом из-под огромных роговых очков.
– Девушка… вы ведь Вишневская? Не хотел подходить к вам на глазах у тренера, вдруг он у вас строгий. Ваш поклонник попросил кое-что вам передать.
– Поклонник? Какой еще поклонник? – удивилась Адриана.
– Ну парень такой, темноволосый, в плаще. Расспрашивал меня, куда вы едете. А потом попросил передать, что будет ждать вас в вашем городе. Если захотите. И еще вот это.
Водитель протянул девушке какой-то сверток.
– Я пойду в автобус, – дрожащим голосом сказала Адриана.
Там, свернувшись калачиком на своем сиденье, она тихонько развернула шарф в мелкую клетку. Внутри лежал серебряный кулон с двумя вишнями из темно-красного граната.
 КАЧЕЛИ 
– Нет, спасибо, – сказала Дора Дейна. – Большое спасибо за заботу, но я чувствую себя прекрасно, и справлюсь со всем сама.
Она механически повторила это еще раз, когда уже повесила телефонную трубку. Все были так внимательны к ней. Покрывали ее толстым слоем глазурной, сахарной доброты, словно Дора была пирогом с подгорелым верхом. А ведь она почти не пострадала в той аварии. Ну, разве что голова – подумаешь, голова.
Не включая свет, почти на ощупь, женщина пошла на кухню варить кофе. Пальцы помнили почти все, но глаза многого не понимали. В первый же вечер после больницы она безошибочно определила, в каком ящичке лежит затертая джезва, где хранятся любимые пряности. Дора нашла чашку, из которой всегда пила, вновь завела остановившиеся часы. И при этом в молчаливых комнатах она никак не могла отыскать одного – себя. Себя прежнюю, ту мозаику из мыслей и чувств, к которой теперь следовало бы прикрепить табличку «до».