Последний шанс (СИ)
Так что 20-й век был практически без вариантов. Во-первых, все-таки 20-й век был и моим родным веком. Родившись в 60-е, я успел захватить немало из эпохи СССР. Да и по детским рассказам деда, теперь находящимся в моем полном распоряжении во всех деталях, помнил многое. Во-вторых, все же не вечность до возвращения, а вполне представимые себе несколько десятков лет, за которые почувствовать себя Дунканом Макклаудом точно не успеешь.
Лезть в пекло Гражданской войны не хотелось совершенно. Как и принимать участие в революции. А вот попытаться не допустить, хотя в это я практически не верил, или хотя бы изменить катастрофическое развитие ситуации в годы Войны, попытаться я был обязан. Размышляя над выбранным для перемещения годом, я поймал себя на мысли, что выбор вы целом должен быть неплох. С одной стороны, прошедший годом ранее так называемый "съезд победителей" поставил временную точку в борьбе с оппозицией. Сталинская линия победила. Уже дали первые результаты индустриализация и коллективизация. С другой стороны, оставалось немало времени до печально известного 37-го года. А значит, были и шансы его предотвратить в том виде, который навевал ужас не на одно последующее поколение советских людей.
В моем времени, к сожалению, память о тех временах сильно исказила реальность. Большинство, не утруждая себя в поиске исходной информации, разделились на два непримиримых лагеря с довольно примитивными позициями. Одни нацепили на Сталина ярлык "кровавого диктатора" и человеконенавистника, озабоченного исключительно личной властью и ее сохранением. Другие с не меньшей пеной у рта готовы были оправдать все, что творилось в конце тридцатых годов. А истина, как всегда, лежит между крайностями. Были и справедливые репрессии, были и настоящие шпионы или пособники врага. Были и оппозиционеры, готовые при первой возможности к перевороту. И их было гораздо больше, чем принято считать сейчас в нашем "светлом демократическом завтра". Внимательное изучение первых послереволюционных десятилетий позволяет составить довольно неприглядную картину всевозможных течений, оппозиций, коалиций и тому подобных групп и группочек "товарищей по партии", только и мечтавших, чтобы вцепиться друг другу в глотку.
Но среди всего этого было и два довольно мощных выраженных крыла. Одно, представленное Троцким и его сторонниками течение, выступало за интернационализацию революции, фактически за ее бесконечный экспорт в другие страны. Фактически, если перевести это на всем понятный язык, то все деньги страны, получаемые за счет жесточайшей эксплуатации населения, должны были уходить за рубеж на финансирование революционного движения. Ну и, конечно, на создание запасов у "преданных делу товарищей". Один Коминтерн ежегодно сжирал на свою деятельность столько средств, что на них уже в 20-е можно было бы построить не один завод. А взять "преданного Ленину и партии большевика" Якова Свердлова, Слава Богу, умершего уже в 1919-м, личного друга Ротшильдов и за годы Гражданской войны, успевшего своими декретами погубить немало простого народа, особенно казачества.
Второе направление, к 1935-му году практически победившее, было представлено Сталиным и его соратниками. Главное и принципиальное расхождение с первой группой заключалось в идее построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Проще говоря, "мы сами потратим заработанные деньги внутри страны".
Но, хотя линия Сталина победила, среди членов партии самого разного уровня было очень много недовольных из "партии проигравших". И было немало среди них и засланных казачков, многих из которых элементарно использовали "в темную", прикрываясь красивыми революционными лозунгами. Так что были у Сталина для чистки очень серьезные основания.
Но историю всегда и везде пишут победители. А у нас победители, начиная с шестидесятых прошлого века, все какие-то однобокие.
Хотя было и реально большое число невинно осужденных. Причем, далеко не во всех случаях виновата непосредственно власть. Например, до Сталина вообще доводились процессы, начиная с определенного уровня номенклатуры. Но и освободить его полностью от потворства действиям Ежова не получится. А сколько было доносов от соседей, мечтающих увеличить свою жилплощадь. Сколько было наговоров от товарищей по работе, жаждущих занять соответствующую должность репрессированного. Сколько жен, обидевшихся на измену мужа, писали анонимки о его шпионской деятельности прежде, чем до них доходило, что их собственная судьба отныне не более завидна, чем у "новоявленного шпиона". А сколько оказалось среди сотрудников органов садистов, просто упивавшихся своей властью над арестованными и безнаказанностью. Было все это. Было. Из песни слова не выкинешь. Как бы не хотелось. Но и перепевать ее задом наперед не стоит. Получается сплошная какофония без намека на гармонию и музыкальность.
То есть одной из целей выбора конкретного момента моего внедрения в прошлое была именно попытка предотвратить неконтролируемые чистки врагов страны и их потворщиков, превратившиеся в массовые репрессии против простого народа. Отделить, так сказать, мух от котлет. Причем, желательно, чтобы котлеты остались целыми и были употреблены по назначению.
Ну и, разумеется, до Войны оставалось достаточно времени, чтобы попытаться несколько изменить армию и методы управления ею к 41-му. В том, что война неизбежна, я даже не сомневался. Слишком могущественные силы стояли за развитием ситуации в мире и озаботились перспективами мировой бойни, чтобы можно было этому что-то противопоставить. Но изменить отношение к этим перспективам внутри страны можно и нужно было пытаться.
Мои объяснения полностью удовлетворили моего визави. Кивнув каким-то своим мыслям, он взглянул на меня и спросил: - Ну что, готов?
- Чего уж там, перед смертью не надышишься. Поехали.
В очередной раз стена коттеджа исчезла и вместо нее возник переулок недалеко от гостиницы "Националь". Как я помнил, в 1932-м ей вернули гостиничный статус. До этого в течение пятнадцати лет в ее помещениях располагались государственные организации. Выбор был хоть и недешевым и мог привлечь ко мне ненужное излишнее внимание, но достаточно оправдан. Пройдясь по улице, я мог выяснить, работает ли уже гостиница "Москва". Про "Москву" я читал, что сдали ее в эксплуатацию в 35-м, но вот когда точно не знал. Таким образом, у меня был потенциальный выбор на расстоянии сотни метров, и я мог определится на месте. К тому же я планировал не особенно долго задерживаться в гостинице. Если все пройдет удачно, то о моем проживании должен позаботиться Сталин. Наконец, близость к Кремлю позволяла мне не слишком активно прибегать к перемещениям в пространстве, которые кто-то мог заметить.
На мое счастье переулок оказался совершенно пустым.
- Давай, мы на тебя надеемся. - Легкий толчок рукой, не оставляющий время на раздумья, и вот я уже в переулке, а за моей спиной молниеносно закрывается портал.
Воистину решительный рывок вперед результат хорошего пинка сзади, - вспомнилось мне старая поговорка. - Ну что же. Пойдем устраиваться и постараемся придумать, что делать дальше.
Оглянувшись по сторонам, я стараясь сохранять спокойствие двинулся в сторону входа в гостиницу.
Глава 2. Наш первый бой, он трудный самый
Я сидел в номере гостиницы и размышлял о своих дальнейших шагах. Вселение прошло спокойно и даже буднично. Администратор даже не стал требовать у меня командировочного удостоверения. Тем более я не беспокоился за качество моего паспорта. Уж такой подлянки от отправившего меня я точно не ожидал. А легкий флирт молодого и представительного инженера Ивана Петровича Сидорова, на имя которого был выписан паспорт, с начинающей стареть администраторшей позволил даже получить одноместный номер.
Никаких сомнений в том, что надо пробиваться именно к Сталину, не было. Все иные варианты, в том числе и неоднократно встречавшиеся мне в "попаданческой" литературе, не казались мне сколько-нибудь обоснованными. Писать письма, вызывать к себе осторожный интерес и медленно продвигаться к встрече со Сталиным, выглядело в моей ситуации глупым. Ведь в отличие от прочих "героев" мне совершенно не приходилось беспокоиться за свою безопасность. Никакие "застенки" мне не грозили. Смыться смогу всегда и из любого места. Ничуть не более оправданным казался мне и заход через "органы". Берия находился в Грузии, а иметь дело с Ягодой не было никакого желания. Так что оставалось только одно. Встречаться наедине со Сталиным.