Граф Орлов и мелкий фюрер (СИ)
Но пока, к счастью, ничего такого не происходило. Аня всё ещё шла к столу и сделала не больше трёх шагов, а напридумывала уже чёрт знает, что. Ноги были как ватные и нормально идти не хотели.
Александр Григорьевич секунд десять перебирал свои бумажки, а потом, наконец, поднял взгляд на притихшую студентку.
- Я бы очень хотел узнать, что… Ань, тебе плохо? – с сухого раздражённого тона преподаватель сбился на взволнованный.
- Нет-нет, Александр Григорич, всё в порядке, - поспешно ответила девушка, чувствуя, как лицу становится ещё жарче.
- Я вижу, - хмуро ответил Граф, всматриваясь в покрасневшее лицо своей студентки.
- Нет, правда, всё в порядке, у меня такое иногда бывает, само пройдёт, - сказала Аня и беспечно улыбнулась. Так и надо, так и надо, так и надо…
- Ну ладно, - недоверчиво сказал Александр Григорьевич и заставил себя вернуться к прерванному вопросу. Не хочет говорить – не надо. Но если в четверг такая же красная будет, он её сам в больницу отведёт. За ручку. – Я хотел узнать, что с тобой уже неделю происходит. Вопросы мимо ушей пропускаешь, мямлишь что-то, тесты на четвёрки съехали. Домашнее задание, небось, тоже не делаешь. Я непонятно объясняю? У тебя какие-то вопросы? Проблемы?
- Простите, Александр Григорич, я исправлюсь, - пообещала девушка, старательно отводя и опуская глаза. Ей не было так уж стыдно, но учителя всегда на этот жест реагировали положительно, и Аня его всегда повторяла.
- В этом я не сомневаюсь, у тебя тут даже вариантов нет. Но я не об этом спрашиваю. Я спрашиваю, что происходит?
- Да ничего не происходит, - Аня пожала плечами. – Осень заканчивается, Зима наступает, как там один поэт говорил…
- Ань, я ж не отпущу, пока не ответишь. Ты опоздаешь на следующую пару. Сошлёшься на меня. Я буду отрицать. И оставлять после пар, - Александр Григорьевич говорил строго и убедительно, но смотрел настолько устало… «Все достали» - явно читалось в этом взгляде, и Ане стало очень неудобно. А ещё как-то странно приятно, что есть такие вот люди, которых всё достало, и которые всё ещё хотят кого-то чему-то научить и заставить слушать. И Аня решила сказать.
- Эмм… нну… в общем, когда я в тех ботах пришла. Вы меня ещё тогда фюрером назвали… - неуверенно начала девушка. Брови преподавателя в удивлении поползли вверх. Почему она об этом вспомнила? – Ну… я, в общем испанский учу немножко. И на слова память хорошая…- тихо пропищала Аня с непередаваемой интонацией. – Вы извините, что я об этом заговорила…
Александр Григорьевич её уже не слушал. Он закрыл лицо ладонями, посидел так и издал какой-то придушенный звук, наполненный вселенской скорбью. Аня ещё раз попыталась извиниться.
Преподавателя стало как-то немножечко жаль, так ему сейчас было сты… плохо. Да, плохо. Мужчина оторвал руки от лица и снова посмотрел на студентку. Зрачки почти скрыли радужку, и в этой черноте отразилась она, Аня, с румяными щеками, красными, покусанными, губами и крайне растерянным видом.
- Аня, прости пожалуйста. Давай будем воспринимать это всё как очень глупую шутку или вообще об этом забудем. Я ни в коем случае не хотел тебя обидеть или оскорбить и вообще не это имел в виду…
Преподаватель нервничал и нёс откровенную ерунду, но Ане стало настолько его жаль, что она только быстро кивала на все слова.
- Да, конечно, Александр Григорьевич, я исправлюсь, это вы меня извините, - вежливо отвечала девушка, представляя себе, как этот идиотизм выглядит со стороны, и стараясь не захихикать.
- Ну ладно, - Граф, наконец, взял себя в руки. Тряхнул головой и даже улыбнулся. – Конфликт урегулирован, стороны пришли к соглашению. Беги на пару.
И Аня побежала.
- До свидания, Самошина! – донеслось из аудитории насмешливое.
- До свиданья! – тут же зазвенело весёлое в ответ. – Мой любимый город…
Александр Григорьевич хмыкнул и покачал головой. Вот же странное существо. Извинялась тут ещё… птичка-певичка, блин. И ведь не обиделась даже.
========== 3.О пользе и вреде печенек или неудобненько вышло ==========
Прошла ещё одна неделя. Хотя номинально на календаре ещё была осень, в городе уже окончательно и бесповоротно обосновалась зима. На обочинах кое-где стали намечаться первые сугробы, водители проклинали мокрую кашу на дороге, прохожие кутались в шарфы, дули на замёрзшие пальцы и пониже натягивали шапки. Радовались только дети и пингвин в красном пуховике, которым на самом деле была укутанная по брови Аня. Она восхищалась узорами инея в тех редких случаях, когда их удавалось увидеть, фотографировала снежинки и вообще была бы счастлива, если бы не странные мысли в собственной голове. Они преследовали девушку везде, их не изгонял ни горячий чай, ни холодный воздух, и спокойно существовать с ними в голове было очень-очень сложно. Например, приходя в знакомую аудиторию Графа, Аня начинала думать о массивном преподавательском столе. О том, что деревянную дверь кто-то смазал, и она бы уже не скрипела обречённо… О том, что Александру Григорьевичу тоже стоило бы носить шарф, а то простудится. И ему обязательно нужно привезти с родной земли тульский пряник! Ну а вдруг он ещё не пробовал? Порадуется. А когда Александр Григорьевич радуется, у него глаза немножко темнеют, и это очень красиво. И сильные, явно привычные к работе руки, это тоже красиво. И имя у него красивое. Александрррррр. А ещё Александр Григорьевич очень умный. Он столько всего знает и читает, и рассказывает так интересно, и голос у него такой, хочется слушать и слушать, и… На этом моменте Аня обычно тормозила и приходила в тихий ужас. А потом слух снова улавливал быструю английскую речь, и всё начиналось сначала.
Александр Григорьевич странные взгляды мелкой первокурсницы замечал, но для себя интерпретировать не мог и решил не обращать внимание. Слушал её забавные комментарии и подначивал в ответ.
- Be quit please! I want you to listen! – (пожалуйста, тише! Я хочу, чтобы вы слушали!) повысил голос Граф. Первая пара – ужасное время, когда все хотят доспать или поговорить за жизнь. Последнее раздражало особенно.
Студенты затихли, а из второго ряда зазвучало писклявое:
- You can’t always get what you wa-ant! – (не всегда ты получаешь то, что хочешь!). Эту песню Аня вообще любила, так ещё и в тему пришлось.
- Певица оперетты, я тебя сейчас на своё место поставлю и заставлю объяснять материал, вот таким же комариным писком, - пригрозил Александр Григорьевич
- Простите, - покаялась девушка совсем на грани ультра звука и замолкла.
Слово «Заставлю» закоротило мозг на каких-то совсем неправильных ассоциациях, и по спине пробежали мурашки, а в животе что-то ухнуло и запульсировало. Кажется, сердце искало экстренный выход к пяткам. И если бы от страха… Не от страха, и это самое ужасное.
После каждой пары на многих студентов неминуемо нападал жор. Кто-то бежал к буфету, а Аня, как маленький хомячок, носила с собой маленький термос и какие-нибудь вкусняшки, которыми даже делилась. Только иногда и не со всеми.
- Ваше благородие, хотите печеньку? – вот кого девушка всегда хотела накормить, так это Графа.
- Пожалуй, хочу, - признал Александр Григорьевич и подошёл к мелкой благодетельнице. – Сейчас ещё за чаем схожу… - мечтательно протянул он, аккуратно вытаскивая из пачки круглое овсяное печенье.
- Ой, да вы тогда ещё возьмите, - щедро предложила Аня и попыталась достать ещё печенье, не уничтожая при этом пачку.
Так старалась, что смахнула локтем свой пенал. Девушка уже привычно подхватила падающую вещь, только пальцы коснулись не мягкой ткани, а горячей чуть шершавой кожи. Почему-то, вместо того, чтобы забрать пенал и поблагодарить Аня подняла удивлённый взгляд на Александра Григорьевича и чуть погладила большую руку. Сам Александр Григорьевич с печенюхой в одной руке и трофеем в другой, до того тихо посмеивающийся над ситуацией, резко замолчал и тоже удивлённо посмотрел на девушку. Потом на свою руку и маленькие пальцы с короткими коготками. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Аня вдруг дёрнула головой так, что коса упала на плечо, и начала делать всё сразу: многословно благодарить преподавателя, ругать себя за неловкость, собирать вещи и доставать печенье. Хорошо, что голодные студиозы уже убежали, и этот позор видела только всепонимающая Юля, поджидающая у двери. Ну, и Граф, конечно, но тут он сам виноват, нечего быть таким… аристократично-обаятельным, вот! Извинившись до кучи и вручив обалдевающему преподавателю аж три печеньки, Аня вылетела из кабинета.