Два моих порочных секрета (СИ)

Черт!
Нагнувшись, прислушиваюсь к ее глубокому дыханию.
Неужели и правда спит?
На всякий случай, дотрагиваюсь до плеча девушки, и слегка тормошу.
— Лен, — наклонившись осторожно шепчу ей на ухо, — Лен, ты на работу пойдешь? Время уже восемь утра.
— Уйди, я спать хочу, — сонно бормочет стервозина, отодвигаясь от меня, и шаря перед собой рукой, видимо в поисках одеяла. — Черт, как же холодно, — недовольно кривится она, не открывая глаз, а затем глубоко вздохнув, продолжает спать.
Выдыхаю от облегчения. Ведь если она говорит, значит не в коме и по голове ее никто не бил. И эта новость меня несказанно радует.
— Лен, — пытаюсь опять растрясти я ее. Но на этот раз Ленка вообще никак на меня не реагирует.
Странно, но на нее это не похоже. Чтобы Ленка, да на работу опаздывала? Нет, это точно не про нее. Всегда раньше всех на месте появляется, а судя по ее помятому виду, ей еще себя в порядок надо приводить.
— Лен! — повышаю голос, — да проснись же ты! На работу пора!
Но кобра продолжает самозабвенно сопеть.
Откровенно говоря, не понимаю, чего я до нее докопалась, но почему-то оставлять ее в номере близнецов не хочется.
И это не потому что я ревную. В смысле… не ревную я совсем! Просто я за нее переживаю! Она слишком глубоко спит, вот!
Поджав губы, выпрямляюсь, и смотрю на заклятую подружку с досадой, и почему-то в голове появляется картина на которой близнецы охмуряют эту гламурную кису, как только я уезжаю. И почему-то эта фантазия вызывает у меня очень сильное недовольство.
Гррр…
Ну вот, дожилась, мало того, что облизывалась, глядя на мужчин, так теперь еще и ревную.
Гормоны и нервы решили сыграть со мной злую шутку? Мечусь от страха и ненависти до ревности и злости. Видимо именно так и проявляется Стокгольмский синдром. А может я просто себя накручиваю?
Ладно! Черт с ним! Ленку забираю! Нечего ей тут оставаться! А то мало ли, вдруг я уйду, а ее потом мертвой найдут? А так, хоть буду уверена, что дотащила ее до дома в целости и сохранности. Надо будет ее отцу позвонить, чтобы приехал и проконтролировал, что дочь в норме.
Кивнув собственным мыслям, быстро стягиваю с себя халат, надеваю юбку, и пиджак — на голое тело. И с грохотом открываю дверь.
Честно, я не хотела, чтобы она с грохотом раскрылась. Так получилось, но зато вышло достаточно эпичненько. Потому что оба близнеца сразу обращают на меня внимания, и лица у них очень удивленные, а взгляды невинные, аки у младенцев. Типа они вообще не знают, что Ленка там спит.
Угу, верю, как же.
— Ну вот, — недовольно тянет Лев, — опять она превратилась в «синий чулок».
Прищурившись и поджав губы, приподнимаю подбородок.
— Какого черта, Ленка не просыпается? И что она вообще там делает еще и в одежде?
Алекс кривится, и вздохнув отвечает:
— Болтает много, вот мы и решили ее спать уложить.
— Вы ей что-то дали, что ли? — стараюсь сделать свой голос грозным.
— Она между прочим, сказала нам, что ты шлюха, еще и любительница насилия, и мы чуть тебя не изнасиловали, — приподняв бровь, с недоумением в голосе напоминает мне Лев. — Какое тебе дело до нее?
— Может и так, — с досадой выдыхаю я, — но это не значит, что я ее тут брошу. И так, что вы ей дали?
— Феник, — коротко отвечает Алекс, тяжко выдохнув.
— Что? — с удивлением переспрашиваю.
— Фенозепам, с алкоголем. Так быстрее засыпает, — поясняет мне Лев, как-то странно переглядываясь с братом, словно говоря ему: «я же тебе говорил, что она ее не оставит, а ты не слушал».
Хотя, может это у меня фантазия разыгралась на нервной почве?
Алекс в ответ на пантомиму брата лишь хмыкает, а вслух говорит мне:
— Иди позавтракай, время уже много, а у нас куча дел.
— Фенозепам? Это наркотик что ли? — пытаюсь вспомнить, но в лекарствах тем более во всяких психотропных или в наркотиках вообще ничего не понимаю.
— Обыкновенное снотворное, — качает головой Алекс, и спрыгнув со стула идет ко мне. — Иди завтракать, потому будешь со своей подругой, в больших кавычках, разбираться.
Смотрю на мужчину, и автоматически начинаю пятиться от него назад.
— Что? Вы почему такие спокойные? А если у нее аллергия? Если она вообще не проснется? Может ей врач нужен? — начинаю паниковать, так как Алекс уже подойдя ко мне впритык берет за предплечье и тянет к барной стойке.
— Нет у нее аллергии, — опять коротко отвечает мужчина, таща меня, как на буксире за собой.
Хотя я особо и не сопротивляюсь, потому что позавтракать действительно не помешает, да и ругаться с парнями сильно не хочется. А то мало ли, что у них на уме?
— Ничего с ней не будет, — пожимает плечами Лев, наливая в третий бокал сока, и пододвигая тарелку с блинчиками, политыми сгущенкой на то место, где я вчера сидела. — Одна наша знакомая пачками это снотворное пьет, запивая алкоголем, и ничего, жива до сих пор.
— И что дальше с ней будет?
Сажусь на табуретку, которую галантно отодвигает мне Алекс, и подхватив под руку помогает еще и усесться на нее.
Мда, вот, что значит «голубая кровь». Даже с голым торсом, и в обычных спортивных шортах, ведет себя так, будто мы не завтракать собрались, а пришли на званный ужин.
— Отправим на такси домой, как проспится, что еще с ней делать, не оставлять же тут, — отвечает близнец, и сам садится завтракать.
— Отлично, — улыбаюсь, мысленно выдыхая.
И даже сама не пойму, от чего на душе стало так спокойно, толи от того, что Ленку отправят домой целой и невредимой, толи от того, что она близнецам настолько надоела, что они даже решили ее усыпить, а спать со мной.
Завтракаем мы все молча. Я молчу, потому что, планирую, как и в какой последовательности буду делать, чтобы ничего не забыть, и не опоздать на работу, а близнецы — оба залипли в свои гаджеты, и им не до меня. Но оно и к лучшему. Я тоже не люблю постоянно болтать, устаю от разговоров очень сильно, особенно, если они бессмысленные, и мне эта тишина даже кажется немного уютной, а блины со сгущенкой — так вообще на высоте.
— Ну что, все поели? — вырывает меня Лев из блаженной задумчивости.
Не часто я с утра себя балую подобными сладостями, мама постоянно на овсянке держит, чтобы не дай боже лишних килограммов не набрала. Хотя, к полноте я никогда не была склонна, но мама у меня сама не дюймовочка, вечно на диетах сидит, вот и меня заодно в «черном теле» держит. С утра. В обед-то я отрываюсь, как раз.
— Ага, надо Ленку поднимать, — мысленно встряхнувшись, быстро встаю со стула.
Оба близнеца тут же недовольно морщатся, будто Ленка — это не человек, а больной зуб, с которым надо что-то решать.
— Иди тогда поднимай, а мы одеваться, — хмыкает Алекс, и кивает брату: — Лев такси вызывай.
— Чего раскомандовался? Тебе надо, ты и вызывай, — смешно скривив нос, бурчит близнец, кидая в брата салфетку.
Алекс ловит салфетку, комкает ее в руках, и кидает обратно в Льва. Тот уклоняется, хватает меня за плечи, поставив перед собой, и взяв со стола еще одну салфетку, тоже комкает ее, и вновь кидает в Алекса, а сам пригибается, прячась за меня.
— И не стыдно, за девушку прятаться? — недовольным голосом говорит Алекс, стоя за моей спиной, пока я растеряно смотрю на Льва.
Насупившись, он поднимает голову, а Алекс прямо в нос отправляет ему еще одну скомканную салфетку.
— Одни — ноль! — подмигивает ему брат, и бегом, перескакивая через диван несется к комнате, в которой мы ночевали.
— Эй, так не честно! — обижено и немного по-детски трет кончик носа Лев, недовольно смотря вслед брату, который уже захлопнул за собой дверь. А затем прищурившись, добавляет: — Ну ничего, день длинный, я еще отыграюсь.
А сам вытаскивает из кармана телефон, и набирает номер такси.
Эта игривая перепалка между мужчинами, заставляет меня непроизвольно улыбнуться, пока я, пряча взгляд иду к Ленке в комнату.